На соискание премии Автономной республики Крым
ТЕХ ВРЕМЕН ВО МНЕ ВИТАЕТ ЭХО
1.ПИСАТЕЛЬ – СКАНДАЛЬНОЕ ДЕЛО
Поэтическую натуру Валерия Митрохина можно угадать не только по его двадцати книгам, изданным в то время, когда каждую рукопись обсуждали и рецензировали на худсовете. Она во всем – и в чутье к слову, и в предельной искренности суждений, почти всегда резких, часто безоглядно-полярных, и в юношеском максимализме, и в порывистом снисхождении к чужим слабостям, и во внезапном прощении чужого предательства. А еще – в трагической житейской непрактичности, при несомненном внешнем облике и даже имидже победителя. Всею жизнью Валерий Митрохин подтверждает принцип, полусерьезно изреченный кем-то из великих: «Порядочный человек достоин иметь врагов». Зато он и друг настоящий. После житейских передряг последних десятилетий среди его друзей остались только самые преданные. Будто крупные куски руды, отсеянные на ситах-грохотах, – без пыли, мелочи, без случайных и вредных примесей.
Общаясь с Митрохиным, вспоминаешь строки из песни Высоцкого: «Могу одновременно грызть стаканы и Шиллера читать без словаря...» Да, он грубый мужик, выросший в керченском интернате, где учат отвечать на обиду кулаком. Он и вспоминает о родной деревне на Керченском полуострове без ностальгических украшательств, жестковато, правдиво:
Бат, Бату, Батый, батог...
Арабат, арба, дорога...
Отпечатки тысяч ног
Ворога времен Сварога.
Арабат - песчаный край
Меотийского болота,
Родина потомков Лота,
Не попавших в Божий рай.
Но он и лирик. Он посвятил любимой триста шестьдесят пять стихотворений – каждый день хотя бы несколько строк! Смеет ли мечтать о таком подарке земная женщина? Уже в зрелые годы поэт даже плакать научился, как не умел и не мог позволить себе в детстве. И в самом земном, повседневном он умеет находить красоту, пронизанную светлой печалью.
Я тоскую по солнечной влаге,
По слезам, что моих солоней.
Я рисую тебя на бумаге
Синим почерком песни моей.
Книги Валерия Митрохина издавались и в Крыму, и в Киеве, и в Москве, и в дальнем зарубежье. Живя в столице, он добился бы куда большей известности, да с детства любил свою малую родину, свой Крым. А тут и перестройка подоспела, отделив литературу от государства. Книги примитивные стали читать охотнее, потому что на них увеличился рыночный спрос. Что ж, Валерий Митрохин не отказывается писать на заказ. Детектив? Пожалуйста. Фантастика? Всегда готов. Мистика? Эротика? Военная тема? Сколько угодно!
А издатели все равно не берутся его печатать, поскольку чувствуют, что писатель приходит в эти развлекательные, чуждые его натуре темы, как разведчик в стан врага. Он время от времени вставляет в незатейливые строки свои мысли, парадоксы, философские рассуждения – вот в чем, оказывается, была главная цель книги! Поднаторевшие на бульварщине спецы (не говоря уже о читателях такого толка) мгновенно видят подыгрывание и только что в слух не произносят мотивировку отказа: «Ты чужой! Ты пытаешься убедить нас, что пишешь на потребу обывателям, и даже специально придумываешь традиционно-захватывающие сюжеты! Нет, дорогой, изволь действительно написать на языке наших полуграмотных читателей, дабы любой из них с удовольствием купил твою книжицу и ждал бы продолжения, чувствуя в тебе своего! Я, мол, тоже смог бы так, если бы имел время…»
Но Валерий Митрохин при всем желании не может угодить толпе. В этом он похож на мифического Китовраса из Древней Эллады, который умел ходить только прямо, а когда попытался свернуть, поломал себе ребро. Вот и печатается писатель старого закала не иначе как за свои недлинные рубли. Разве что изредка, по случаю важной даты, на государственные деньги выходит серия книг, в которой среди прочих может появиться книга Митрохина. Так в 2005 году вышел сборник его контрастных, насыщенных событиями рассказов и повестей под общим названием «Афганка». Свежий горный воздух для тех, кому чужда и неинтересна однодневная «кабачковая» писанина.
Жизнь в литературе, литература в жизни. Где-то в неразличимо-дальних воспоминаниях остались золотистые полоски керченских пляжей, молодецкие забавы, институт, семейные радости вперемежку с мытарствами, бесчисленные командировки, поездки по огромной стране, встречи с известными писателями, веселые вечеринки, премии… И праздник при выходе каждой новой книги.
Валерий Владимирович несколько лет заведовал редакцией художественной литературы крымского издательства «Таврия». Учитывая бешеную в то время конкуренцию среди желавших издаться, престиж звания «писатель» и неплохие гонорары, можно представить, какая то была скандальная должность! Даже с теми, кто приносил приличные рукописи, тяжко было работать, неизбежно попадая в клещи между государственной цензурой и неукротимым, обжигающим авторским честолюбием…
2.КНИГИ ДЛЯ ГУРМАНОВ
Надо ли безоговорочно принимать крылатое пушкинское: «Лета к суровой прозе клонят»? Валерий Митрохин с юных лет овладел разными жанрами литературы. Вот и теперь одни читатели больше ценят его поэзию, другие – прозу. Но для вольного нашего очерка переход со стихов на повести логически обоснован, потому что действительно, «Лета…».
Многие авторы-самоучки, даже одаренные, даже далеко ушедшие в постижении литературного мира и мира вообще, с восторгом и глубокой убежденностью, пространно, велеречиво дарят людям свои открытия, не слишком беспокоясь или вовсе не подозревая, что грамотным читателям это давно известно. Получается, что их добротная литература полезна только молодым. Что же достается старшему поколению, когда по возрасту (и даже по жизненному опыту) многие классики для нас – мальчишки? Вовсе не читать книг? И потом, даже в вечных вопросах изложение ведется на фоне обстановки того времени, а нам хочется погрузиться в столь же серьезные мысли о дне сегодняшнем.
Книги Валерия Митрохина оказались для этого очень даже подходящими. У него есть отвлечения в тексте, хаотичные и не всегда оправданные (что делать, поэт!), но нет таких фраз, тем более, абзацев, которые искушенному в литературе и опытному в жизни читателю, даже собрату по перу, приходилось бы только проскальзывать взглядом и раздраженно перелистывать. Мир автора перенасыщен метафорами, образами, парадоксами, афоризмами. Он делится мыслями, и читателю, выросшему на классической, советской, а еще и занятной иностранной литературе, читателю немолодому, такая литература кажется единственно приемлемой, ведь эти отрывки упорядочивают и его собственные мысли вразброс. А читатель молодой... Что ж, для него это школа – в той мере, в какой вообще способна чему-то научить книга.
Двенадцать романов по знакам зодиака – это те же крымские путеводители (единственный вид книг, которые покупают люди-прагматики в наш нелитературный век). Путеводители, которые даже не предполагают существования какой-то другой земли, кроме Крыма! Только не по горам и морским заливам они проводят читателя (такого добра на книжных рынках через край). Это путеводители по нашему сознанию, по нашей трудной малопонятной жизни.
3.Я ПО-ПРЕЖНЕМУ СЛУЖУ ТОЛЬКО ЕМУ…
«Ты раздавлен обществом.
Оно не выносит тебя.
Не печалься, так было со всеми твоими
предшественниками…»
Всякое новаторство в литературе подозрительно. Особенно теперь, на фоне поистине сатанинского пренебрежения к законам искусства, извращенного в угоду неразборчивым потребителям. Однако и слишком настойчивое стремление к гармонии, традиционная прозрачность сюжетов с традиционными же недомолвками устаревают как безнадежный пережиток. Ускоренный ритм, рекламные клипы на экранах, унифицированная агрессивная безвкусица – хозяйка жизни – волей-неволей приучают нас нетерпеливо, со злостью переключать телеканалы, пролистывать страницы журналов и книг, строго отбирать собеседников. Мы привыкаем выхватывать только важное, неизвестное, занимательное и, припоминая уроки классиков, относиться с легкой иронией ко всему, что дерзнуло назвать себя искусством.
Можно было пролистать, лишь надчитывая ради приличия, дерзкую повесть Валерия Митрохина «Афорист». А вот захватила на несколько дней! Странным, неудобным, слишком осведомленным гостем поселилась в моем доме эта книга с ответами на многие мои вопросы, со встречными вопросами, на которые неизвестно что ответить. Он писал эту книгу в годы безденежья и неустроенности, когда многие профессионалы отшатнулись от кормившей их литературы, словно от щедрого спонсора, который вдруг сам влетел в долги. Писал без особой надежды напечатать, как лазутчик почившей эпохи, как диссидент предельно рационального двадцать первого века. Он просто не мог не писать.
«…Ты слышишь все и вся. И днем и ночью. Ты слышишь весь мир сквозь стены и через расстояния. Ты слышишь разговоры и мысли. И если не записываешь их – прямой путь в сумасшедший дом или на тот свет тебе обеспечен заранее».
Автор придумывает своим героям имена, перекликаясь через грань века с Грином. В звучании этих имен не слышен ни свист меткой стрелы «последнего лучника», ни звон корабельных склянок, нет в них мечты и сказки, по-гриновски отрицающей всякую грязь земную. Зато в каждом имени есть точный намек на характер и образ жизни персонажа, и насмешка, и горечь, и угроза. Они забавны, эти имена, они символичны и приземлены до предела. Они сами – часть сюжета, втиснутого в эти обрывки мыслей и примаскированного вроде бы случайными фразами, летящими, подобно наугад пущенным стрелам.
Через них запомнится нам кое-кто из наших современников.
Кратко, пунктиром, выстраивает автор сюжетную линию, от которой всегда готов оторваться ради очередного «постороннего» абзаца. Он не встраивает в роман свои догадки, находки, каламбуры – он предлагает их в чистом виде. Однако сюжет складывается, у сюжета свои законы и права. Вот и получилась книга, которую надо не просто читать, но разгадывать как ребус, – мастерски составленный, интригующий, ни на что другое не похожий. Каждый читатель разгадывает его как раз в меру своего разумения.
«…Жизнь и есть ребус. В ней нет сюжета. Нет композиции… Жизнь – это хаос, в котором я пытаюсь ориентироваться».
Странное обаяние книги «Афорист» именно в том, что она, при всей кажущейся сложности, как раз и помогает хоть немного разобраться в жизни. В политике большой и малой, в работе, в любви, в отношении своем к высшим силам.
«Что мы празднуем? День военно-морского флота, которого у нас нет. День военно-воздушных сил, которых у нас нет. День Конституции, которая никого не защищает».
Но, уставая копаться в мусоре с битыми стеклами, мы вдруг с благодарностью (в самый нужный момент!) останавливаемся и отдыхаем, будто на лесной полянке, прочитав очередное авторское наблюдение, его симпатичную добрую миниатюру:
«Хвойные деревья тоскуют о том, чего не имеют. Поэтому осенью они колючими кронами своими, словно сетью, ловят листву. А потом до холодов, до раздевающих ветров стоят в этом чужом наряде, как бедные дети в обносках».
И понимаем, что автору тоже дорога природа, что рисовал бы он эти вечнозеленые кроны в осенних листиках, но уже не в силах
