Почему в час неодолимой печали или сердечных потрясений, когда душа, кажется, безоружна перед неотступным натиском жизни, – человеку трудно, а то невозможно без обращения к СТИХАМ и ПЕСНЯМ?.. Да ведь и эйфория радости и приятия бытия тоже взыскует непрозаического слова?.. Так зачем людям нужны эти, кажется, оторванные от житейских забот и затейливые по форме высказывания – ПОЭЗИЯ?..
Может быть, потому, что люди особого племени – ПОЭТЫ – не только умеют растить свою душу, но и наделены редким даром посылать другим волнующие и вразумляющие ВЕСТИ о том, КАК ЖИТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШЕ?..
И в этом нашем феерическом и непостижимом сегодня, мы, чья душа взыскует щедрой энергии и прозорливости ПОЭТОВ, вновь и вновь обращаемся к ним за советом и жизнетворными идеями…
Если читатель открыл эту книгу, возможно, он решил обратиться за ВЕСТЯМИ для своей души именно к поэту Валерию Митрохину, как-то интуитивно чувствуя, что он – законный насельник всеведущего КОСМОСА ПОЭЗИИ, то есть, обладатель оригинального и целостного художественного мира, который только и способен посылать ВЕСТИ…
Конечно, всем ведомо, что ЯЗЫК ПОЭТА – сложнейшая система художественных средств, знаков и символов. Такой язык требует от читателя ОСОБОЙ ЧУТКОСТИ и интеллектуального напряжения. Но это тот случай, когда нельзя останавливаться перед трудностями…
Валерий Митрохин, как поэт редкостно плодоносной Лиры, в полном объёме своего творчества, несомненно, трудноуследим. Вот почему издание его избранных стихотворений воспринимается ещё и как долгожданный жест некой авторской помощи в пользу читателей поэзии – для более глубокого осмысления его творчества. Тем более что ИЗБРАННОЕ Митрохина – не просто сборник стихотворений, а ПОЭТИЧЕСКАЯ КНИГА с многозначным названием и структурой, что понимается как концептуальный рассказ поэта о своём творчестве. Думается, этой книгой избранного автор просигналил о том, в каких строках всего поэтического потока у него сказалось самое главное и существенное: о себе, и о мире. И мы, его заинтересованные читатели, погружаемся в книгу – как квинтэссенцию художественного мира известного крымского поэта – с воодушевляющей надеждой: ПОНЯТЬ его ВЕСТИ, сосредоточенно и заботливо собранные для нас в одном издании. Тем более что редкостная открытость и искренность поэта обязывают к пристальности читательского труда, состоящего не только в том, чтобы прочесть и понять каждое отдельное стихотворение, но и в том, чтобы восчувствовать сверхсмыслы, рождающиеся от соединения именно этих произведений, именно в такое смысловое пространство. А для читателей, ранее не знакомых с творчеством Валерия Митрохина, эта книга может стать тропинкой к его литературному кладу.
Решаясь на этот предваряющий разговор о поэтической книге Валерия Митрохина, мы понимаем, что кто бы ни взялся рассуждать о его стихотворениях, может показаться самонадеянным, ведь поводом для высказывания является воистину глубокое и волнующее поэтическое слово – не просто известного, но знакового поэта Крыма… Да и вообще рассуждать о поэзии – дело неблагодарное: проза заведомо проигрывает…И в этой ситуации оправданием может быть лишь одно: если это рассуждение основано на достаточном опыте раздумчивого общения с творчеством поэта, если оно, выявляя незримые особенности его творческого почерка, слагает читательскому вниманию начальные точки опоры или сигнальные маячки – к более плодоносному чтению, то есть к осознанию смыслов, живущих в глубине и над словесной плотью этой аккумулирующей книги, смыслов, которые как раз и способны нести читателю спасительные ВЕСТИ…
Уже поверхностное знакомство с поэтической книгой говорит о её необычном устройстве: она разворачивается как роман: пролог, пять больших содержательных глав и эпилог.
В обжигающих сознание строках ПРОЛОГА представлена экспозиция этого поэтического романа: напряжённый мир внутренних забот поэта, каждая грань которого отсвечивает драмой жизни. Сама жизнь в этой импрессионистически мерцающей картине сияет «гроздями звёзд» и «безумием» любви, зияет «утратами» и трагическими испытаниями, переливается счастьем и мукой… А в центре экспозиции – ДУША ПОЭТА, которой, в поисках спасительных сил Мироздания, дано изживать и это счастье, и эту муку – неизбывной «отравой» «слова»... Строки такого накала включают не только чувства, но и интуицию читателя, помогая войти в эпическое пространство книги…
С самого начала повествования поэт даёт читателям ключ к его образам. Здесь уместно вспомнить об особой роли первого стихотворения в поэтическом повествовании: оно, подобно увертюре в симфонии, задаёт тональность, настраивает и направляет читательское внимание и мысли. Наш автор назначает ведущим высказыванием начальной главы своей книги стихотворение собственно митрохинского жанра – «поэмэску», которая в его оценке: «ещё не поэма, но уже и не стихотворение <…> – с одной стороны лиризм, с другой эпичность». Случайно ли именно поэмэска, несущая в себе настрой лирического откровения и пространную панораму некого бытийного «Убежища» жизни, открывает эту книгу?
И она действительно читается как эпос, правда, особенный: хоть его части составлены по хронологическому принципу, но сюжеты развиваются не последовательно, а в ином, митрохинском, порядке: то параллельно, то пересекаясь на перекрёстках, где один из сюжетов, питаясь светом и энергией остальных, проявляется ярче других. Вокруг этих перекрёстков и живут главы книги, особость которых точно номинирована автором многозначительными названиями: «ПОВЕЛИТЕЛЬ ПЧЁЛ», «АЗЫ АЗОВА», «АБРИКОСОВЫЙ МИР», «ЧИСТОПИСАНИЕ», «СТИХОПРЕЛОМЛЕНИЕ».
Первая глава, начиная с названия – «ПОВЕЛИТЕЛЬ ПЧЁЛ», погружает нас в семантический мир древней пчелиной символики. Чтобы почувствовать его богатство, читателю необходимо многое вспомнить. Может быть, то, что пчела с древнеегипетских времён является символом гармонии, чистоты и созидающей силы природы, неба и звёзд, а повелитель пчёл – тот, кто отличился, откликаясь божественным силам, на поприще выявления гармонии мироустройства. Кстати будет вспомнить и то, что наибольшее развитие символика пчелы и мёда получила в Древней Греции, где они были общепринятыми символами поэтического слова и самой поэзии, где сами поэты сравнивали себя с пчёлами и где богинь – Артемиду, Деметру, Персефону – часто понимали как божественные ипостаси пчелы, а пифийскую прорицательницу знаменитого храма называли Дельфийской Пчелой (у древних греков именно пчёлы обладали способностью предвещания). Важно также знать, что в последующие времена образ пчелы приобрёл и вовсе необъятное стереофоническое звучание: в ряде традиций пчела олицетворяла особую витальность и была связана с силой огня; в древнерусских космогонических представлениях пчёлы получили роль воительниц божественных сил против сил зла; а по древним общеславянским представлениям, пчела – сочетание «сладости» и «горечи» – утвердилась как символ любви; в христианской системе миропонимания летящая пчела, представлявшаяся в образе души, вступающей в Царство Небесное, стала ещё и символом бессмертия.
И очень будет кстати вникнуть в откровение Максимилиана Волошина, который в излучениях своей Киммерии собрал в единый сонетный пучок витающее там множество вековечных пчелиных символов и задал русской поэзии ещё одно плодотворное смысловое русло:
Дети солнечно-рыжего мёда
И коричнево-красной земли –
Мы сквозь смерть во плоти проросли,
И с огнём наша схожа природа.
Подымаясь к огню на высоты,
Припадая бессильно к земле,
Неустанно мы строим во мгле
Наших тел шестигранные соты.
В них огонь претворяем мы в мёд.
И, поднявшись над солнечным краем,
Точно свечи из воска, сгораем…
В улье неба века и века
Мы, как пчёлы у чресл Афродиты,
Вьёмся, солнечной пылью повиты,
Над огнём золотого цветка.
1910
Из цикла «Блуждания», сб. «Selva Oscura»
Припоминая всю эту взрывную символику, накопившуюся веками, можем войти внутрь эпического пространства книги современного поэта, тем более, что необъятный контекст пчелино-медовых символов безотказно включает и читательское воображение…
Очень многое почувствуем мы о душевной жизни поэта, если вослед ему – в образе пчелы, влетим в живописуемое им «Убежище»: природный мир «ромашек», «букашек», «родников» и «криниц», «чтоб надёжно зарыться в пыльцу, что роняют тычинки на рыльца». И как безыскусно, после такого путешествия в живую природу степного ландшафта, прозвучит для нас риторический вопрос о божественной силе природной красоты – от автора, в своей реальной жизни выросшего в крымских степях Приазовья:
Не там ли, ничтожная микрочастица,
Я, сквозь атмосферный кристалл,
Увидел галактики звёздный портал?
И, следуя ангельскому вокализу,
Прошёл сквозь его ледовитую линзу,
И нечто запретное там увидал…
Этот вопрос – истинное откровение о том, откуда, из какого источника пришли к поэту его запредельные сны: и о «межзвёздном журавле», и о «плането-корабле», и о «волхвах», и о «Голгофе, и о «Смерти на кресте»… И вот откровение представляется открытым текстом: «Этот мир, этот день, этот храм – / Нам даны для дыханья и веры». И мы понимаем его как смысловой корень всего сочинения, из которого произрастает мировоззренческая сосредоточенность автора на поэзии и связи с Небесными силами: «Я пишу, чтоб совсем не отчаяться. / Это дело подобно мольбе. / Я творю и, когда получается, / Знаю – это угодно Тебе».
В книге Валерия Митрохина звучит вся гамма смыслов пчелиной символики – как сигнальные знаки его внутреннего самоощущения. Так, автор не однажды, как бы мимоходом, напоминает, что «перья писчие поэта» «пахнут цветочной пылью», то есть ароматом живой жизни. Порой они исполнены в нейтральной тональности рассказа о чём-то обычном, где поэт, почти обытовлённым языком, признаётся в направленности своих «пчелиных» усилий:
Тружусь, совершая облёт.
Нектары в соцветьях земли
Копаю на благо семьи.
«Молитва пчёл и всякой твари»
Я, как пчела, летал в поля не раз.
Я прозапас копил все эти мёды,
Чтоб, сладким щедро угощая вас,
Разбавить вашу горечь и невзгоды.
«Медовый спас»
И лишь однажды, в титульном стихотворении первой главы – «ПОВЕЛИТЕЛЬ ПЧЁЛ» – мы ощущаем пафос Гимна, которым поэт прямо и во весь голос заявляет об осознании своей миссии поэта – быть вдохновенным посредником между Божественным заданием и гармонией бытия – миссии, с древности известной под названием «Повелитель пчёл». Поэт обращается к Господу с благодарностью – «Спасибо, Господи, за то, что поталанил, / За то, что поручил мне эту роль!» – и уверениями в преданности служения поэзии:
Я – Твой агент, Твой верный дистрибьютор.
<…>.
Ты знаешь: я на месте – на посту.
Мой голос тих. Не слышен за версту.
Но Ты всё видишь.
<…>
Всё под присмотром у меня, пока
Я слышу птиц и вижу облака,
Созвездия криниц, галактики баштанов,
Туманности холмов и грязевых вулканов…
