Иван Премудрый Часть IV Глава II

Знаете чем круг отличается от шара? А я вам скажу. Если, предположим, взять круг, то куда в этом круге можно пойти? Направо–налево можно, вперёд–назад, тоже можно. И всё! Больше никуда ты в этом круге пойти не сможешь, даже если и захочешь, потому что плоский он. Ну а если применительно к жизни нашей, то круг этот уж очень землю напоминает на которой мы живём и по которой ходим. Вверх не взлетишь, крылья не дадены, а вниз, в смысле в глубь земную – можно конечно, но не советую, там черти живут.

И совсем другое дело – шар. Вот где широта и простор, бери сколько унесёшь и сколько осилишь. Можно идти: хоть вперёд, хоть назад, хоть влево, хоть вправо. А еще в шаре этом можно совершенно свободно ходить как вверх, так и вниз, и без всякого опасения с чертями встретиться. Вот только ходить в этом шаре не получится, в нём летать надо, потому что шар этот – не что иное, как небо, бездонное и безграничное, то самое, которое над нашими головами. Подними голову и посмотри, видишь? Но крылья нам не полагаются, уж не знаю за что такая несправедливость, поэтому приходится довольствоваться кругом, в смысле, ходить в нём и по нему.

А вот Княжне–Лебедь, Василисе, крылья были неведомо какими далёкими предками завещаны, в любой момент можно воспользоваться. Вот она и пользовалась, а говоря на красивом языке, летала в небе птицей–лебедью. Летать–то она летала, вчера летала, и сегодня летала, но радости от этого никакой не испытывала. Тут дело вовсе не в привычке, а в том, что прилетела она к тому самому берегу реки, где с царевичем Гвидоном познакомилась. Она ещё вчера прилетела затем, чтобы повидаться с ним, поговорить, да и вообще… Прилетела, а царевича нету. Обычно, хоть и не долго, но Василиса успела привыкнуть, царевич Гвидон её уже дожидался. А как вы хотели, мужчина обязан ждать женщину. А женщина, а что женщина? Что, если она сама не знает, что у неё в голове творится? Вчера, сначала было обидевшись, но, передумала разумеется, Василиса решила, мол, дела какие–то по дому важные и неожиданные, потому и не пришёл. А сегодня что, тоже дела? Что же там за дела такие? Но обижаться Василиса не спешила, ждала, парила в воздухе и ждала.

Это царевичу Василиса ничего не говорила и даже вида старалась не показывать, а сама перед собой нисколечко не стеснялась, хоть и не признавалась в открытую: влюбилась Василиса в царевича Гвидона. Если кто спросит, мол, по настоящему влюбилась или просто так? Отвечаю: люди добрые, глупые и умные, знайте, влюбляются всегда по–настоящему. Если не по–настоящему, это что–то другое, не знаю что.

Мне, как жить и ходить в круге и по кругу обречённому, так и хочется написать: «Княжна–Лебедь нарезала круги в небе и высматривала царевича Гвидона, мол, куда это он запропастился?». Согласитесь, грубо, хоть и правда. Княжна–Лебедь плыла в небе подобно облаку, вот только облако плывёт туда, куда ветер подует. Если бы она была подобна облаку, то давным–давно унёс бы ветер Княжну–Лебедь неведомо и незнамо куда. Получается, ветром для неё был царевич Гвидон, которого сейчас как раз и не было, поэтому, ну, сами понимаете…

Говорят, сердце – вещун. Не сердце это, а душа, которую неизвестно за что сердцем назвали. Так вот, душа хоть и ждала царевича Гвидона, не ныла и не болела, не чувствовала беду, просто скучала. Ну а сердце, сердце тоже скучало, а ведь у Василисы было два сердца: девичье и лебяжье. Неизвестно сколько бы ещё вот так парила в синем небе Княжна–Лебедь, ожидая и высматривая царевича Гвидона, как будто подсказал кто: «Лети в город, там он». А что, птицы большой и страшной больше нет,  значит и опасности никакой с её стороны не последует. Некому помешать Княжне–Лебедь, Василисе, полететь в родной город к родному дому, где, а она была уверена, её ждёт–дожидается царевич Гвидон.

***

– Посиди пока здесь, – сказал Черномор Ивану. – а я пойду посмотрю, что  в хозяйстве княжеском творится. Если что надобно будет, в дверь стукни.

Вот и всё, вот вся, говоря нашим языком, реакция на рассказ, да и на саму жизнь Ивана, премудрую. Иван даже обиделся. Он ожидал, что его уж если и не будут хвалить, то хоть ругать будут, обвинять в чём–то. А тут: сиди, если понадобится что, в дверь стукни.
– Я арестованный? – больше в надежде хоть на какие–то слова в свой адрес, чем на подтверждение статуса арестанта, спросил Иван.

К тому времени как Иван задал этот вопрос Черномор был уже у двери. Он даже не обернулся, открыл дверь и вышел. Обидно? Конечно обидно!

Не подумайте, не было там никакой премудрости. Как только Черномор закрыл за собой дверь Иван просился к своему сундучку, к тарелочке с яблочком, а вы бы что сделали?

«Ничего. – лихорадочно думал Иван. – Сейчас переговорю со своим Черномором, пусть меры принимает. Всё–таки братья, а им всегда договориться легче, ещё посмотрим кто кого. Чистая, нечистая сила, проиграл ты, Черномор, который здесь. Нечистая сила, она всегда сильнее чистой, в университории изучали».

Вообще–то прав Иван, и университорий его, прав. Да, нечистая сила она всегда сильнее силы чистой, но сильнее только на короткое время, а так, если вообще, чистая сила всегда берёт верх над нечистой. Видать позабыли об этом сказать Ивану в университории, а может не посчитали нужным. А Иван, хоть и учёный весь разучёный, не сообразил, что сейчас он и дела его подпадают под категорию «вообще», а не «на короткое время».

Сундучок открыт, тарелочка с яблочком извлечены на свет белый, в смысле, тарелочка поставлена на стол, на неё яблочко, а дальше они сами всё делают. Делать–то делают, вернее, раньше делали, а сейчас ни в какую. Самые обыкновенные, что яблоко, что тарелка. Тарелка стоит на столе, а на ней лежит самое обыкновенное яблоко, даже чуток прелью подёрнутое, и всё. Всё! Нету ни волшебства нечистого в лице Черномора с бородой, вообще ничего нет.

А вот от этого у кого угодно, даже у человека обучение в университории выдержавшего, не то что поджилки, вообще всё затрясётся. Но Иван, на то и Премудрый, вместо того чтобы впадать в панику и биться головой о стенку или же придумывать, чтобы такое с собой сделать, начал думать, быстро думать, а по–другому сейчас и не получилось бы.

«Казнят, не казнят? – металось в голове Ивана. – Неизвестно. Скорее всего нет. Душегубства на мне нет, значит не должны. Ну, то что выгонят, это понятно. Так. Всёт–аки хоть что–то хорошее я сделал, город от грязи и мусора освободил, значит можно и поторговаться. Ну а то, что княжество захватил… А как его было не захватить, если оно было бесхозным? Тут уж скорее вина Руслана, нечего княжество бросать, с него и спрашивать надо. Выходит, не так уж и плохи мои дела. Ну а что дальше делать, видно будет, сейчас не загадаешь и не угадаешь».

Вот так вот поразмыслив Иван успокоился, пару раз послал ко всем чертям Черномора, того, до девиц охочего, и налил себе вина. А что ещё было делать в такой ситуации? Тем более с недавних пор в его покоях вино всегда пребывало в наличии.

***

– Как ты, Никита? – спросил Черномор выйдя от Ивана.
– Спасибо, батюшка, почти хорошо. – подскочил с лавки Никита на которой сидел и ожидал то ли окончания разговора Черномора с Иваном, то ли ещё чего. – Хоть трясти перестало, а то стыд и срам, в могилу скоро, а трясёшься ежесекундно, потому что не знаешь откуда прилетит и в какое ухо ударит.
– Ну ничего, ничего. – Черномор похлопал Никиту по плечу. – Всё закончилось и поверь мне, больше никогда не повторится. Думается, совсем скоро у вас другой князь будет, не чета этому. – Черномор кивнул на закрытую дверь.  - А теперь, Никита, где тут царевич Гвидон находится? Показывай.
– Пойдём, батюшка, покажу.

***

Когда сознание вернулось на свое законное место, царевич Гвидон обнаружил себя в какой–то комнате, явно не деревенской. Комната как комната, царевич не очень–то и обратил на неё внимание. Внимание он обратил на то, как он сюда попал? Постоянно пребывая в ясном сознании сам царевич Гвидон, да так чтобы не помнить, прийти сюда не мог. Остаётся одно, кто–то его сюда привёл, или… Привёз! И привёз в бессознательном состоянии. Сразу же вспомнились четыре всадника на деревенской улице и телодвижения их странные, а потом как будто кувалдой по голове ударили, и всё. Дальше было, вернее, дальше ничего не было, а потом комната эта появилась. Тут кто угодно, а царевич Гвидон, не кто угодно, догадается – украли, в смысле, похитили. А зачем? И вот она, бочка разлюбезная, чтоб у неё дно вывалилось, а крышка потерялась, во всей красе. Получается это продолжение бочки, что–либо другое в голову не приходит. Да и голова болит, чугунная какая–то.

Открылась дверь и в комнату вошёл средних лет мужчина иноземной наружности и одет подобающе.

– Здравствуйте, – точно, иноземец, говорит не так, как люди говорят. – меня зовут Якоб, я медикус. – представился он и слегка поклонился. – На что господин жалуется?
– Господин жалуется, на то, что оказался незнамо где и против своей воли. – в тон медикусу Якобу ответил царевич Гвидон.
– Это к медицинской науке не относится. – старательно выговаривая слова ответил медикус. – Я имею ввиду, на какое состояние здоровья вы жалуетесь?
– Ни на какое не жалуюсь. – раздражённо ответил царевич Гвидон. – Впрочем, голова болит, чугунная какая–то.
– Вот это другое дело. – почему–то обрадовался медикус Якоб. – Это к медицинской науке относится, сейчас я буду вас лечить.

Медикус словно преобразился: поставил на стул принесённый с собой что–то типа сундучка, только из кожи, раскрыл его и начал из него доставать какие–то пузырьки, трубки какие–то и ещё чтот–то, царевич не знал что это такое. Затем выглянув в приоткрытую дверь потребовал тазик. Царевич Гвидон смотрел на него, а что вы хотели, человек первый раз в своей жизни медикуса увидел, и ничего не понимал.

– Сейчас я пущу вам кровь. – важно, и вместе с тем как–то деловито сказал медикус.
– Зачем? – удивился царевич Гвидон.
– Затем, чтобы та чёрная кровь, которая сейчас находится в вашей голове, её покинула, а голова перестала болеть. – царевича Гвидона внутри аж всего передёрнуло от того как просто медикус сказал о кровопускании.
– А может не надо? – да любой бы обалдел вот и царевич Гвидон не исключение, потому и спросил с робостью.
– Надо. – заверил его медикус. – Иначе чёрная кровь будет продолжать оставаться в вашей голове от которой голова будет продолжать болеть.
– Не надо! – на этот раз твёрдо сказал царевич Гвидон.–  Ничего страшного, поболит и перестанет.

Не то чтобы к удивлению царевича, но всё-таки, медикус сразу же согласился, наверное, лишний раз пошевелиться лень. Он так же деловито, как доставал, сложил все свои премудрости в сундучок, а царевичу оставил на столе какой–то пузырёк:

– Это баденсоль, целебное снадобье. – пояснил он. – Десять капель на кружку воды и пить, к вечеру голова перестанет болеть.
Не дав царевичу даже секундочки на то чтобы хоть что–то спросить про эту соль медикус подхватил свой сундучок, поклонился, пожелал царевичу скорейшего выздоровления и был таков.

***

«Чудной какой–то. – подумал царевич Гвидон глядя на закрывшуюся за медикусом дверь. – Неужели иноземцы все такие?».

Но эта мысль нисколечко не задержалась в голове царевича Гвидона и не