Гера. Рассказ про школьную любовь

От противного

Началось всё настолько просто, что невозможно поверить, что с такой ерунды может начаться детская любовь. Мальчик был невысокий, худенький, до поры до времени молчаливый, не слишком заметный в классе среди других, пока не стал дерзким, с редкими всплесками более ярких проявлений чувств. В принципе, и другие мальчики бывали дерзкими, такой уж это возраст, но этот был славен своею, особенно приятной нам, одноклассницам, дерзостью. Было в ней, знаете, что-то утончённое. Хватит ли слов, чтобы рассказать? Поверите ли мне? Но, право, пойдёмте же от противного.

Рядом с нашей школой была музыкалка, где училась моя соседка по дому и тёзка. Она сама из другой школы, и вот идёт она раз мимо моего шестого А, то ли трудящегося на субботнике, то ли играющего в свои нескончаемые радостные игры. И тут я к ней подхожу и осторожно, не дыша, указываю одними глазами – его:

– Вот он, смотри, какой!

Хотя мне было страшновато его показывать – а вдруг они влюбятся и начнут друг другом интересоваться, и тогда мне – что? Связной, что ли, быть при них?! – эффект был обратным. Подружка, упоминая о нём при всех прочих соседках, которые его не видели и ждали объективной оценки, в кого ж там Зотова наша влюбилась? - с огромным разочарованием изрекла:
- Замухрышка! 
- Ты чё! Дура?
- Я уж думала – там, действительно, Гера! – показывает на высоте ширину плеч, как будто в этом любовь!
– А он?
– Да маленький такой, невзрачный.
- Ну, тебе Виталя наш понравился – но ведь Гера даже лучше учится! – на мой взгляд, он уже поэтому более достоин любви.
- Да, ваш Виталя – вот он хотя бы высокий!

Девочка эта благополучно вырастет, и выйдет замуж, разумеется, за очень высокого: чтобы рядом с ним можно было ходить на самых высоких каблуках. И он всегда оставался бы выше неё, блондинки фотомодельной комплекции. Я её как-то простила за тот эпитет, который она применила к моему любимому мальчику, хотя не сразу, и мы по сей день остаёмся хорошими подругами, правда, живём теперь в разных городах, но это нам не мешает.

С чего начинается, Зотова?

Мальчик был милый белокурый ангел с огромными карими глазами. Плюс живейший ум – отличник, конечно, при этом – с красивым почерком, которым так любовалась, раздавая тетради, когда дежурила по классу, например, или заглядывая в его решение на контрольной работе – если посмею, конечно. Для нас, в нашей школе, было немыслимое дело – полюбить мальчика, который плохо учится, или неграмотно разговаривает, да будь он хоть трижды красавец! Это была такая изначальная внутренняя заряженность на хорошую успеваемость, сулящую в каком-то отдалённом будущем призрачный успех, ну, а главное в любви – бесконечное любование красотой и благородством. По крайней мере, у меня так. А как у вас – ну и вы напишите, посмотрим.

Так с чего же началось-то, Зотова, не тяни, рассказывай!.. А вот же. Пришла однажды в гости девочка, учившаяся со старшей сестрой Геры в одном классе. В том классе у девочек вообще интересно складывалось всё: им нравились мои ровесники, моложе на 4 года, а почему – Бог их знает! Забегая вперёд, скажу, что некоторые из них, включая эту девочку, и поныне замужем за оными. А тогда мы – их подшефный класс, они – наши пионервожатые.
Девочка-гостья глядит на Олю пытливым взором юного натуралиста-экспериментатора, который вот-вот привяжет пустую консервную банку к хвосту несчастного котёнка, а то и скипидару ему под хвост намажет, чтобы он от страха по потолку круги давал! 

– Оля! А вот Маратик у вас в классе учится, он тебе нравится?
– Нет, мы его не любим! – Оля говорит своё фи! Девочка будто бы не знает, что он – не отличник – а ещё пионервожатая!
– У него такие красивые миндалевидные глаза!
– Ну и что, он такой бука. Может при девочках сказать плохое слово!
– А кого любите? Кто у вас красивый?
– Ну, Ира-а! Мы же с девочками дружим! Куколкам одёжки шьём, вяжем, и фантиками меняемся – от жвачки! А с пацанами – нет.

Первый номер не прошёл, но девочка не успокаивается и приступает ко второй части эксперимента:
– А Гера? Тебе нравится Гера?
– Ну, он хороший, не обижает нас никогда, а так – нет, – я озадаченно смотрю, чего она от меня ожидает, вот эта девочка?
– Какие у него глаза! Волосы светлые, а глаза – карие! – мечтательно произносит она, испытующе глядя на меня: ну, что, загорелась от моего рассказа? Артистка!
– Нет, Ира! Ты что! Мы с мальчишками не играем, а то могут прозвать «мальчишница», это ведь позорно.

Хитрости во мне и тогда было немного, да и сейчас, правду говоря, не больше. Я не узрела попытку манипуляции в словах этой славной – но коварной девчонки! По существу же – да. Она права. Волосы у него светлые, вьющиеся, а глаза – карие. Правильно девочка сказала. Вторая часть её эксперимента, как мне теперь кажется, удалась. Подопытное существо вначале забудет об этом разговоре, но после каникул придёт в свой класс, заглянет в эти глаза, да и пропадёт – надолго, чуть ли не навсегда.

Закладка на память

Однажды у Геры как-то оказалась моя закладка для книг – рисованная открытка с завёрнутыми в бледно-голубую промокашку уголками, на ней – мышонок на снегу, с большой каплей талой воды, которая грозила угодить ему на нос. Надпись на открытке была милая и смешная: «Весна на носу!», а сзади на промокашке написаны какие-то формулы за шестой класс. Может, я написала решение и передала ему – типа, открытку посмотреть? Скрыть шпаргалку! Но он же не был дурнее меня – наоборот, отличник, он сам лучше меня решал любые примеры, уравнения и задачи. Э! Провалы в памяти!

Я эту открытку любила, поэтому сначала жалела, что она у него осталась. Хотела спросить, почему не отдаёт мне её. Потом подумала, что он уже про неё забыл, наверное. Мальчишки ведь не увлекаются такими вещами, как мы, девочки. Скажет, небось, подумаешь – открытка, что здесь такого – потерял! Каково же было моё удивление и благодарность, когда Гера отдал мне мою закладку, с моей же промокашкой и формулами, я словно получила подарок на праздник! Настоящее чудо. Вот! Теперь у меня есть открытка, которая так долго была у него!

То, что осталось в памяти как образец очаровательной – почти – дерзости в сторону училки. Мы всех учителей уважали, но некоторых – так, не очень. Они могли нас учить предмету, но как личности были не очень интересны нам, это мнение было общее, и лишь наша воспитанность держала дисциплину на их уроках. Сидим однажды на географии, и училка, которая раньше нам рассказывала про свою любимую книгу, называя её «Похитители бирлиантов», говорит какую-то банальность. Сначала задаёт риторический вопрос, а затем сама на него и отвечает. Ну – мелко это для нас, мелко, и вдруг голос Геры – на весь класс, с такой подобострастной ехидцей:
– А-а, да-да-да, точно-точно!
И уже весь класс смеётся! Герка, ты – герой! После урока все на него одобрительно поглядываем. Такие случаи были ещё, но их не так просто припомнить. Больше вспоминаются случаи, связанные с какой-нибудь красотой.

Вот, например: на мой день рождения в 12 лет двоюродная бабушка подарила мне старинный кулон из розовато-лилового аметиста в серебряной оправе. Раньше он был в позолоте, но время над ним поиздевалось, и металл потерял былое очарование. Аметист в приличной ювелирной огранке сиял в лучах света всей щедрой радугой. Я тогда ходила в школу в синей кофте-олимпийке на молнии, с большим круглым значком на правой стороне и с этим небольшим кулоном на простой цепочке. И как-то Гера мне сказал:
– Это камень? Аметист? Дай посмотреть!

У меня, наверное, от смущения покраснело всё, что можно, лицо и уши, сняла с себя этот кулон и подала ему, не глядя в глаза. А может, украдкой глянув, не удержавшись от искушения. Он стал смотреть в камешек, поднеся его близко к глазу, прищурив другой, глядя сквозь аметист на солнце в школьном окне. Чуть не окосела, пытаясь тайно им любоваться. Я на первой парте, он – на второй, наискосок, за спиной у моей лучшей подруги – тоже Оли.

Мир, дружба и жвачки

Вакханалия с фантиками от жевательной резинки захватила и мальчишек, наконец. Они тоже собирали вкладыши про индейцев и обёртки-машинки, а мы – ярких девочек, ягодки и цветочки, ещё какие-то «приключения», от которых только слово и осталось. У меня были какие-то фантики, интересные мальчикам, но не нам, и я с Герой один раз даже поменялась на его польские фантики – нарисованные мордочки девочек с цветами на голове. Они были такие хорошенькие, на одной – фиолетовой, где девочка с жёлтыми волосами, была надпись, которую мы пытались озвучить: «Z wiśniewem».

– З вишнёвым, – и воображали себе, что теперь знаем по-польски!

К слову, это был не первый мой опыт чтения на польском, уже приходилось разбирать по буквам «карамель апельсиновую», старый-престарый фантик от которой хранился с моих пяти лет (1967 года), вот он-то и положил начало коллекции. Хотя коллекция со временем разрослась, польские фантики, которые выменяла у Геры, всегда были в ней на почётном месте: бирюзовый и фиолетовый, две мордочки с цветочками на глупых головках.

Играем?

За школой, в стороне – около высокой глухой стены – была площадка, на которой мы после уроков оставались играть в свои любимые игры. Вы помните, как называлась игра, когда две команды выстраиваются в ряд напротив друг друга, берутся крепко за руки и по очереди бегают из одной команды в другую, стремясь на бегу разорвать цепь противника? Если враги удержат твой напор, то остаёшься с ними, а если расцепят руки – то возвращаешься победителем, забираешь с собой одного человека и уводишь на свою сторону:будь за нас!

А как смешно было делиться на команды – кто с кем попадёт! Вставали две «матки». Вокруг них должна была объединяться каждая из команд. Гера и Саша Перевёртов подходят вдвоём и спрашивают у «маток»:
- Матка-матка, чей допрос?
- Мой! – отвечает Марина, самая красивая девочка в классе.
Кто-то дразнится:
- Что лучше – поросёнок или хвост?
Но Гера и Саша задают матке Марине нелёгкий выбор:
- Кто лучше: подмосковная шлюха или днепропетровский корифан?!
- Ой, что это, да как это вы, как не стыдно! – все мы стоим рядом, всё слышим и хихикаем!

Они повторяют свой выбор, и она выбирает Сашу – всё же корифан в своей команде будет надёжнее! И как только Гера согласился на такое наименование? Остаётся тайной. Мальчик был вполне себе мужественный, с каким-то внутренним стержнем, но в определенных случаях не любил рисковать зря. Это в будущем проявится, а пока – играем! О! Вспомнила текст:
- Красные чернила! Белое перо! Дайте нам Геру, больше никого!

Мы, по-моему, никогда не оказывались рядом в этих цепях, я бы запомнила. Но нет. В этой игре нет, а позже два раза – да. Но этот мальчик с колдовским взором мог и не участвуя в игре быть в центре внимания! Приехали они раз, ещё с одним другом, на велосипедах – посмотреть, как идёт без них игра. Да нормально, только в сердцах влюблённых девочек творилось что-то невообразимое! Такая радость – Гера приехал! Смотрите! – несколько кругов почёта – вокруг нас, играющих, и – скрылись из виду!

Бывали у нас и субботники, и однажды, ясным и свежим осенним утром в начале седьмого класса, мы шли всем классом куда-то по Гоголя вниз – к