Я все еще была в состоянии более отрешенном, чтобы как-то
помыслить о себе в плане дальнейшего развития событий. Я лежала и мысленно
говорила с Богом, по сути наслаждаясь этим нектаром, не желая от него
оторваться, как и не желая кому-либо объяснять свое состояние, ибо понимала,
что для обычного человека это почти недосягаемо, не представляемо, мыслью
необозримо. Хотела или нет, но я уже вверяла себя Богу, абсолютно надеясь на
Него и не видя, каким может быть исход, да и он мне казался весьма отдаленным,
но и не простым. Я лежала, желая как-то и выйти из этого затянувшегося
состояния безделия, но когда я услышала, как с той стороны входной двери Саша
провернул ключ, я первым долгом подумала, что он вызвал скорую и все это время
внизу у подъезда караулил ее, хотя казалось, что прошла целая вечность.
Но… что это? В залу стали входить матаджи. Все понятно.
Анисимович поехал за ними, мысля просто: «Поскольку вы ее вовлекли в свою религиозную
организацию, то смотрите и исправляйте, что получилось, сами… Теперь думайте, разбирайтесь, как быть». Во
всяком случае, такой подтекст носил его поступок. В одно мгновение я осознала
свое положение в их глазах. Ну, что можно подумать о женщине абсолютно
неприбранной, не расчесанной, не накрашенной, одетой лежащей в постели,
некрасивой, исхудавшей, в неприбранной
квартире, где на кухне грязные тарелки, в ванной нестиранное белье, в
холодильнике более, чем скромно, следы пыли на мебели и на лице абсолютное
безучастие, бледность, нездоровый вид... Во всяком случае, самой себе я именно так себя представляла и
крайне не хотела вот так предстать перед другими, застигнутой как бы врасплох,
тем более перед матаджами, и надеялась несколько позже и без свидетелей, но со
всеми своими делами справиться, но не теперь; к тому же… нищенская обстановка в
квартире, крайне нуждающейся в ремонте, плохая одежда, скудость еды в
холодильнике и почти отсутствие постельного белья… как можно было объяснить им всю эту
обстановку, если они искренне полагали, что я должно быть не столь бедна, если
судить по моим пожертвованиям...
Поступок мужа я в себе не одобрила и просто наблюдала изнутри,
что далее за этим последует. На самом деле, матаджей привел Бог Кришна согласно
Божественной цели и Сам нашел для них здесь дело. Матаджи, их было четыре или
пять человек, во главе со старшей, Тунгой Падрой, почти сразу, оценив по-своему
обстановку, заняли ключевые позиции. Одни занялись уборкой квартиры, чему я,
как могла, сопротивлялась, поскольку это была вещь как бы сокровенная, ибо в
другой ситуации могла навести и наводила исключительный порядок; и очень не
хотелось, чтобы недостатки семьи стали предметом чужих мнений или осуждений,
ибо они были те же люди, молодые, неопытные, не знающие истинной добродетели;
другие – занялись приготовлением прасада. Тунга Падра, дважды инициированная
матаджа, получившая недавно брахмана, села подле меня, начав несколько
вкрадчиво и осторожно со мной говорить, как с больной. Я готова была говорить
нормальным голосом, как и нормально объяснить суть дела, я готова была встать и
начать прибирать со всеми, но Бог дал мне очень тихий голос, слабость во всем
теле, ноги буквально подкашивались, и я не могла идти иначе, нежели держась за
стенку, полное отсутствие аппетита и легкую благодарность все же всем, кто
посетил меня, как и недоумение, поскольку они вынуждены были оставить свою
службу и другие свои дела, что меня не могло не беспокоить, хотя я и понимала,
что и это есть преданное служение, и они это также понимают.
Однако, разговор с Тунгой Падрой и с другими матаджами до сих
пор отзывается во мне горечью, как и болью, как и то, что из этого последовало.
Но из многих и многих они были лучшими и, если сделали что-то не так или
сказали не так, – они исходили из того, что знали, исходя из ступени своего
религиозного понимания и каждого вел Бог, исходя из его качеств и духовной
ступени на тот данный момент. Но, повторяю, они должны были первыми из многих и под любым предлогом и не
смотря ни на какие свои качества, но быть приведены ко мне Богом Кришной, Тем,
Кому они служили, ибо на мне лежала миссия и были они приведены Богом к той,
которая должна была взять из Рук Бога и передать всем те совершенные духовные
знания, которые им не мог дать ни один другой духовный учитель, и им или многим
из них предстояло еще их изучать и в этом мире и в этой жизни нести другим, как
Лично, Сегодняшнее Слово Бога, претворяющее в реальность предсказания духовных
учителей о том, что не за горами тот день, когда Имя Бога Кришны, Он же Аллах,
Будда, Иегова, Иисус будет у всех на устах, и с этого начнется тот золотой век,
который жемчужиной будет вкраплен в век общего раздора – Кали-югу, который
должен был через Новые Святые Писания дать новое сознание человеку. Как в свое
время пастухи пришли и благословили рождение Иисуса, так приход матаджей было
своего рода все же и не смотря ни на что благословением моему пути, имели
именно такой как бы символический смысл, как и признаком удачи и важности
предстоящих на Земле событий. Ибо в начале третьего тысячелетия данные Богом
через меня Новые Святые Писания, воистину, поднимут Землю из затяжного и очень
греховного падения в котором рассчитывать на процветание без помощи Бога, что
есть Слово Бога, невозможно.
- Что же с Вами произошло? – спросила Тунга Падра.
- Со мной заговорил Бог Кришна, отвечала я, не надеясь на
какую-либо бурную реакцию.
- Этого не может быть, Наташа. Это глупость, ерунда, Вы себе возомнили…
Бог не станет говорить с каждым.
- Но со мной говорит именно Бог Кришна, - я попыталась
возразить, и с грустью подумала, что этот факт я не смогу доказать, что это
слишком непросто, неординарно.
Тунга Падра встала, ушла на кухню. Минуту спустя пришла другая
матаджа, присела с краю на диван. Я начинала понимать, что все они в курсе, что
этот вопрос они хоть в небольшой мере, но обсудили с подачи мужа и уже имели к
этому определенное отношение, как и позицию, отнюдь не собираясь сдаваться, но
помочь всеми доступными им способами, одним из которых были проповеди и
убеждения.
- Наташа, - начала она, как бы продолжая наставления и
возражения Тунги Падры, - Вы не должны быть такими доверчивыми. Мало ли какая
сущность в вас завладела Вами. Знаете ли вы, что в человеке присутствуют также
десятки полубогов, а также демонические существа…
- Со мной говорит Бог Кришна, - настаивала я, нисколько не
сомневаясь в истинности своих слов. – Мне Бог показал Себя. И никто другой, но
только Бог может изнутри человека его мыслью говорить с ним…
- А Вы знаете, что с Тунгой Падрой было то же самое? Она и
слушать его не стала! Но она нашла в
себе силы и аргументы. Она постоянно читала молитвы, говорила мантру и просила
Нарасимху, защитника всех преданных. Ведь, это оскорбление Бога, посчитать
какое-то демоническое существо в себе за Бога и поклоняться ему. Ведь это –
падение!
Однако, выбивать Бога из меня все же решительно взялась сама
брахман. Придя на смену так и не убедившей меня матадже, она бросила себе на
помощь всю духовную артиллерию слов и
аргументов, склонилась надо мной так низко, что я под давлением ее взгляда и столь близкого дыхания,
одного ее желания все из меня одним
махом вышибить, почувствовала себя крайне действительно придавленной и
униженной. И здесь она позволила сделать то, что несколько отрезвило меня, и
мысль устремилась за советом к Богу. До сих пор ощущаю, как ее ладони наотмашь
хлещут меня по лицу, не зная устали и пощады. Она била меня, как бьют истеричек
или вводят в сознание, била лежачую, слабую, не имеющую, что сказать более
сказанного, как посмевшую возомнить о себе… Не меньше двадцати звонких и
беспощадных все выбивающих хлестких пощечин обрушилось на меня, сначала
поразив, потом изумив, затем оскорбив, затем дав понимание, что это также и
больно. «Как мне быть с этим?» -
спросила я Бога. И не поняла, как это произошло. Бог Сам открыл мои уста и
голосом более твердым и достаточно тихим сказал: «Хватит!». Этого от меня Тунга
Падра никак не ожидала, ибо считала, что такое деяние от самого брахмана есть
величайшая милость, тем более, если я просто считалась другом преданных. И
вдруг – такое несмирение. Она буквально встрепенулась от этого одного
слова. Однако Бог решил показать мне еще
кое-что.
Я лежала, закрыв глаза, чувствуя, что лицо мое ничего не
выражает и тем вводит многих как бы в заблуждение относительно моего истинного
состояния. Однако, взгляд Тунги Падры я чувствовала на себе хорошо и ожидала,
что за этим последует. Смотри, сказал Бог. И в это мгновение я констатировала,
что едва склоненная моя голова как бы резко откинулась в сторону. Такое
движение головы может быть, когда человек или теряет сознание или умирает,
ничто не шевельнулось на моем лице. Моим состоянием, как и телом, владел Бог. Тунга
Падра тотчас резко встала и вышла из комнаты, поразив меня одной мыслью, а
вместе с ней и печалью. Она не поступила так, как поступил бы любой неверующий
человек. Она не стала об меня марать руки, не стала рисковать, ибо могла
оскверниться. Ведь, это движение можно было трактовать, как смерть или потерю
сознания. Преданные не должны смотреть на умерших, касаться их. Она воистину
побеспокоилась о себе. В подобной ситуации я бы первым долгом нащупала пульс человека, в моей жизни такое уже было и не однократно
(однажды я, к сожалению, у незнакомого мне мужчины, лежащего на улице, пульс так и не нашла). Но она ушла на кухню и
никто в течение продолжительного времени в залу, где я лежала, не вошел. Значит,
и мужу она не пожелала сказать… Вроде бы мелочи… Но сколько таких досадных
мелочей в качествах преданных показал мне Бог, тех, кто были отнюдь не новички
в преданном служении и, более того, уже уверенно шли по ступеням духовной Земной
иерархии. Показав мне качества Тунги Падры, свидетельствующие о ее
самонадеянности и, фактически, не милосердии, Бог ее в свое время (примерно
через года полтора-два) именно через эти качества и наказал, свергнув из
старшей матаджи в рядовые, ибо одна из матадж проявила несмирение и не оценила
милость пощечин самого брахмана, но поведала об избиении старшему преданному
ростовского искона. Однако, в тот или последующий день Бог позволил мне
показать себя тем способом, который считался лучшим. Прибрав у меня, приготовив
прасад, матаджи занялись чтением мантры. Стала читать мантру и я. Так, как я
читала мантру, не читал никто. Она была очень четкая и очень быстрая, в меру
звучная и имена Бога, словно горошинки перекатывались во рту, наслаждая меня
всегда и постепенно вводя в состояние транса, когда начинала кружиться голова и
легкое опьянение от духовной силы слов буквально покачивало меня и уносило в
невероятно наслаждающее состояние блаженства, граничащее с потерей сознания. О
реализации преданного судят всегда только по мантре. Моя мантра была лучшая, и
Тунге Падре и другим матаджам пришлось это признать. «У вас хорошая мантра», -
сказала Тунга Падра; на что мне хотелось
