сказать, что такая мантра дана мне
Богом сразу, как только я стала вибрировать святые имена Бога, и об этом мне
говорили многие. И это я не утратила и теперь. Но я больше молчала в этом
направлении, ибо отстаивать себя было не в моем духе, как и восхвалять себя (но
внутренне констатировать события я могла и желала всегда, тем более теперь с
Богом, в Котором находила постоянную поддержку и не раз убеждалась позже, что
Бог не делал мне скидки и категорически не позволял делать то, что считалось
неблагоприятным или поспешным, или неверным суждением, или деянием, хотя
некоторые ошибки имели поучительный характер; и Бог Своею Волей порою понуждал
избирать те пути), и была благодарна Богу хоть за такую поддержку в виде
правильной вибрации джапы, и не раз убеждалась, что пути Бога неисповедимы; и
поддержка и помощь Бога Кришны меня никогда не покидала и не покидает.
Три дня матаджи были у нас и, как могли, сменяя друг друга,
помогали мне в моем хозяйстве и в последний день объявили мне, что собираются
поехать со мною к знахарке, она же предсказательница, она же ясновидящая, с
целью оказать мне помощь мистическим путем, что вызвало у меня, с одной
стороны, интерес, а с другой – абсолютный протест, как и крайнее
неудовлетворение. Однако, Бог во мне не возражал, и я поняла, что Он снова
что-то хочет мне показать. Я, следуя Воле Бога, доверилась надвигающимся
событиям, но в некоторых вопросах все же проявила принципиальность, которая мне
и была присуща.
О том, что надо поехать, меня долго убеждал Саша. Было понятно,
что план поездки и все необходимое они уже обговорили. Мне же хотелось
посмотреть на этот процесс, на саму предсказательницу, что называется живьем,
на ее методы и что из этого последует. Будучи несколько наивной, я полагала,
что, возможно, Бог через эту женщину, все видящую, через ее мистические трюки
как-то подскажет им всем, что со мною действительно Говорит Сам Бог (и этим
будут расставлены все точки над i). Отнюдь. Бог такую цель перед Собой не
ставил.
И сколько бы Бог со мной ни говорил, Он всегда сначала вел и
показывал, и я часто извлекала совсем не то, что ожидала. Но, а как Бог убедит
всех в том, что Он со мной Говорит – это для меня не видно и теперь, хотя я
склонна думать, что сначала Бог показывает всем, что Он через меня дает, а
потом уже и укажет на меня(как на ту, которая берет из Рук Самого Бога, т.е.
говорит с Богом), поскольку так лучше, нежели указать сначала на меня, и что с
этим делать, если пока за этим ничего не стоит(т.е. не написано Святое послание).
Поездка к ясновидящей состоялась одиннадцатого сентября 1993
года. Я хорошо запомнила этот день, поскольку, когда мы стояли уже на
остановке, Бог Сказал мне: «Спроси, какое сегодня число». Всю дорогу, пока мы ехали, я мысленно
общалась с Богом в себе, несколько недоумевая, почему Он так повел, какая в
этом необходимость, ибо никогда не приветствовала никаких окольных путей,
никакого поиска Истины через вещи сомнительные и людей, деяния которых сердце
не принимало.
Эта женщина жила в одной из деревень Ростовской области и
примерно через час езды автобусом мы были уже почти на месте, и нам еще предстояло
идти широкой проселочной дорогой с полчаса. День выдался прохладный, однако,
солнце, время от времени выглядывающее из-за туч, чуть-чуть, но ослабило
некоторую внутреннюю напряженность; и все же меня немного знобило, я не могла
никак согреться; и было такое ощущение, что каждый мой шаг мне дается с
неимоверным трудом, и сердце бьется очень медленно или затихает совсем. Это
действительно походило на истину, ибо свой пульс я едва прощупывала; и в таком
состоянии я едва перекидывалась словами с матаджами, хотя я их всех хорошо
знала и испытывала к ним всегда самые
добрые чувства и почтение за то, что они служат Богу Кришне, но ситуация была
другая; и мне казалось, что они все не уважают меня, ибо мне было сказано чрез
них, что Тунга-Падра запретила посещать мне храм (это был храм, где жили только
матаджи, на Братском, 95).
Такая форма запрета через других, без объяснений, без должного
подхода к особенности ситуации во мне отозвались с болью, и это посещение
ясновидящей я теперь расценивала, как: «что мы можем, что от нас зависит, то мы
и делаем и на этом закончим». Бог Кришна не торопился меня утешить, ибо так Он
не вел, но через конкретный результат. К тому же с Богом, как бы ни
поворачивались события против меня, я всегда в итоге оказывалась на высоте, или
в выигрыше, или приобретала новый опыт и понимание столь разительные, что
хотелось тотчас записывать, но эти откровения сами укладывались во мне и
становились моим достоянием, которым я пользуюсь и теперь. Но об этом я тогда
не знала.
Мои не очень веселые размышления были прерваны одной из матадж,
которая сказала, указывая вперед: «Посмотрите, она нас уже ждет!».
Действительно, впереди нас в метрах ста у края дороги стояла женщина лет
пятидесяти, невысокая, среднего сложения, скромно одетая, в платке. Похоже, это
была армянка. Она повела нас на свою улицу, и скоро мое любопытство начинало
постепенно, но верно насыщаться. По тому, как она нас встретила, я поняла, что
они знают друг друга, но была поражена, почему ни одна из сторон не поздоровалась.
На мое же приветствие женщина не ответила.
Мы вошли во двор и сразу же завернули в небольшую саманную
пристройку, не доходя до хозяйского дома. Домочадцы то там, то здесь суетились
во дворе, и наш приход для них был естествен. Помню, что комната, в которой я
очутилась, была небольшой, посредине стол, у окна газовая плита и еще небольшой
столик рядом, вдоль стены деревянный, как сбитый из досок, шкаф с
многочисленными отделами, в каждом из которых лежал сверток. Таких отделов мне
показалось очень много, может быть около ста. «Принесли?» - коротко спросила
хозяйка. Одна из матадж сняла сумку с плеча и подала ей тоже сверток, который
незамедлительно оказался в своем отделе. Никакой колдовской атрибутики в
комнате не было и не помню, были ли иконы, хотя склонна думать, что были, ибо,
иначе, Бог сюда бы их не привел.
В поведении женщины я пыталась угадать, что с порога она поняла
обо мне. Но ни ею, ни ее манипуляциями и ни ее речью мне предстояло быть как-то потрясенной. Я увидела
другое. Матаджи хорошо ее знали, о чем можно было судить по их речи. Однако, не
я оказалась предметом внимания, но в большей степени они сами, ибо каждая была
заинтересована своей судьбой, и каждая торопилась задать свой вопрос
относительно будущего. Меня усадили на скамейку у стены, сели и другие матаджи,
но каждая приглашалась к столу и с нею отдельно гадалка или ясновидящая вела
неспешный разговор, из которого я понимала, что она в курсе всех проблем
каждой, ибо такие встречи между ними были, судя по всему, неоднократными.
Но когда очередь дошла до меня, я почувствовала некоторый неприязненный
холодок в ее взгляде, предначертавший как бы исход и свидетельствующий о ее
осведомленности с их подачи обо мне и моих событиях, думаю, что в искаженном
виде. Мое лицо не выражало пристрастие. Поэтому тот внимательный взгляд,
который скользнул по мне, не дал, думаю, ей информацию, что называется сходу.
Поэтому ей пришлось довольствоваться тем пониманием, которое в ней относительно
меня, как предмета излечения или предсказания, пока было.
Поговорив со мною, что называется, невпопад, она взяла
металлическую тарелку и положила на нее что-то вроде скомканной бумаги, включила
газ и поставила на огонь. Через некоторое время бумага вспыхнула. Когда бумага
догорела, она по пеплу стала рассказывать мне мою будущую судьбу. Начала она с
того, что пепел расположился продолговатой горкой, напоминая ей могилу. Из
этого следовало безутешное для меня предстоящее событие. Вскорости я должна
была умереть. Преданные смотрели на меня выжидающе, однако известие такого рода
никак не воздействовало на меня. Я и раньше замечала, что внутреннее мое
состояние, что бы я ни переживала, оставалось абсолютно недосягаемым для
других. По этому поводу на меня и обижались, и спрашивали в упор. И теперь
меня внутренне напрягло абсолютно
другое: как получилось, что матаджи, преданные Богу Кришне, изучающие Святые
Писания, могли прибегнуть к столь явному материалистичному и греховному в своей
сути поступку. Это никак не состыковывалось с тем, что я уже о них знала, ибо
даже полгода прожив в храме, многие из них уже светились одухотворенностью
внешней и проявляли не слабый аскетизм, владели хорошо религиозной речью,
хорошей джапой, выполняли религиозные принципы и контролировались, и
наставлялись Старшей матаджей, Тунгой Падрой, достойной многих, не смотря ни на
что, похвал, как и почитания.
Вся процедура, охватившая всех, заняла может быть часа полтора.
Также молчаливо, как вошли, матаджи стали выходить. У порога одна из них
задержалась, передавая деньги гадалке. Было сказано, когда снова придти. Не
прощаясь, привычным движением закинув свои сумки за плечи, матаджи гуськом вышли
со двора, а на мое «досвиданье» снова не последовало ответа.
Не разочарование, но грусть испытала я от того, что не увидела
элементарной вежливости, столь не отягощающей нормальные человеческие отношения; не могла понять,
почему так упорно она, эта гадалка хотела донести до меня мою смерть, словно
настаивала на этом, хотела достучаться до моих ну хоть каких-нибудь эмоций и
видимо пришла к выводу, что я точно больна, если этот факт никак не
воспринимаю. Однако некоторые вещи мне хотелось выяснить.
Мы скоро вышли на широкую ту самую проселочную дорогу, по
которой шли ранее, и устремились в направлении шоссе, где нас в свой час и
должен был подобрать рейсовый автобус на Ростов-на-Дону. На мой
вопрос о деньгах, мне сказали, что деньги на все дал Саша. Также, что касается
свертка, то в нем была купленная матаджами по указанию гадалки новая одежда для
меня, деньги на которую опять же дал Саша. Некими магическими приемами эта
женщина должна была очистить или освятить или еще как-то поработать со всем,
приобретенным матаджами для меня, чтобы я потом какой-то период ходила в этой
одежде, тем спасая себя от порчи или наговора, от смерти или очень
непредсказуемого и неблагоприятного события. На это я сказала, что больше я
сюда никогда не приду и никогда эту одежду не одену, но выкину. Я высказала им
свое удивление по поводу их решения, по поводу их связи с той, которая не имеет
никакого отношения ни к Богу Кришне, ни к преданному служению. Вот здесь я
негодовала, выговаривая строго и спокойно, ибо были задеты мои жизненные
принципы, мои религиозные чувства, и возмутил, потряс отход от истинной веры
таким образом тех, кто должен был быть стоек и непреклонен к проявлению
шаманизма в любом виде, кто не должен был иметь мистическое направление ума,
присутствие чего возмутило меня; и я еще не была достаточно гибкой в этом
плане. Но убежденность, пока меня невежественной, думаю, тоже была необходимо
(ибо руками и устами невежественных тоже ведет и исправляет Бог), ибо кто-то же
должен был указать на их духовные заблуждения, если это
