Тем временем весь окружающий мир, что касаемо солнышка, неба, ветра, птиц, да деревьев у них как всё происходило, так и продолжало происходить, ничего не изменилось. А вот при княжеском дворе и на нём же, изменилось, не сказать чтобы сильно, но всё–таки.
Ну посудите сами: сначала князь Руслан куда–то пропал, говорили, жениться поехал. Потом княжна Василиса, та вообще неизвестно куда подевалась, а дальше как говорится, понеслась… Откуда–то Иван Премудрый появился, князем себя объявил, да ещё Тимофей со своей ватагой. Иван этот порядки свои начал устанавливать, не сказать чтобы лютовал и в дурь впадал несусветную, но всё–таки видно же и чувствуется, чужой он человек, да и для должности княжеской вовсе не предназначенный. И времени прошло–то, всего–ничего, Черномор со своими появился, говорят, Ивана на замок запер, да ещё бабу эту, что послом от самого царя Салтана приехала, тоже, говорят, арестовал. Вот и думай тут, что и как на этот раз будет происходить?
От такого весь народ дворовый и придворный весь и шалел себе понемножку. Времени совсем чуть–чуть проходит, бац – новый князь, новая власть, новые порядки. Оно конечно, чем меньше твоя при дворе княжеском должность, тем проще тебе и не хлопотнее. Но в том то и дело, ну устроен так человек, ну хочется ему пусть и на совсем немножко, но стать значимее и должностью повыше. Так что замер было придворный народ: кто на картах гадал, один боярин даже было к бабке–гадалке отправился. А тут ещё новость, да какая: княжна Василиса, живёхонька и здоровая вернулась! Сами понимаете, кто–то вздохнул с облегчением, кто–то сплюнул от досады и улыбку на морде лица изобразил, у каждого своё, потому что у каждого своя душа, отдельная и не такая, как у всех остальных. Одним словом, жизнь как продолжалась, так и продолжала продолжаться, Слаба Богу.
Но это в княжеском тереме, там проще, там народу мало. А в городе, представляете? В городе–то народу ой во сколько раз больше! Когда народ увидел княжну Василису, сначала было не поверили, подумали: не иначе нечистая сила забавляется. Потом глядь, нет, не нечистая – настоящая княжна Василиса, живая и здоровая. Народ, он хоть, если по отдельности взять – сплошной лодырь и обормот, но это если по отдельности. А если вместе все – сила несокрушимая, как в виде кулаков и оглобель, так и в виде силы добра неизмеримой.
Первые из горожан, кто вслед за княжной Василисой пошёл, самые любопытные были, мол, куда она пойдёт, сразу на княжеский двор или к кому–нибудь из бояр зайдет, ну, обстановку разузнать? Вот так вот, почти каждый к тем, самым первым, и присоединялся, а потому что любопытство покоя не давало. И чем больше народа шло вслед за княжной Василисой, тем меньше среди народа становилось глупого любопытства, а значит и обормотства. Зато с каждым присоединившимся человеком среди сопровождавших княжну становилось больше радости, что Василиса жива и здорова вернулась, а значит, и добра. Вот вам и народ? сам удивляюсь.
***
– Я своего человека в порт отправил. – как будто он его на базар за луком отправил, как-то буднично сказал Черномор. – К завтрашнему утру корабль будет готов, так что не задержишься ты более здесь, Царица, пора и домой.
Вот если бы это происходило в избе или на дворе Старика со Старухой, Царица наверняка бы опять в обморок упала. А тут нет и дело не в тереме княжеском? эка невидаль, у неё, у них с царём Салтаном, двор куда побогаче будет, здесь несколько другое. Не иначе застеснялась Царица загадочного этого Черномора, спасителя ихнего. Может и так. Вот только я думаю, по другому всё. Хоть и потихоньку, и для окружающих незаметно, в Царицу возвращалось то, что только царицам присуще и принадлежит только им, в то, что с момента освобождения из бочки этой проклятой, вылетело из неё и до сего момента шлялось неизвестно где. Короче, Царица потихонечку опять становилась Царицей, а царицы в обморок не падают.
– Тебе, Царица, рассказать, как всё с вами происходило или догадалась уже? – спросил Черномор.
– Матрёна Марковна? – вопросом на вопрос ответила Царица.
– Она самая.
– Но за что? Чего такого мы ей сделали?
– Это ты у неё сама и спроси. Кстати, здесь она, от супруга твоего послом к тутошнему самозванцу приехала. – Черномор внимательно, как бы размышляя: говорить, не говорить дальше, посмотрел на Царицу.
Всё верно я предположил. С каждой секундой Царица всё больше и больше становилась Царицей. Вот казалось бы, да любая женщина той, кто сына её хотел угробить, а её саму за двадцать дней на двадцать лет состарил, да такое бы с ней сделала, представить не то, чтобы страшно, невозможно! А Царица, как сидела, как смотрела поверх всех княжеских строений неизвестно куда, так и продолжала смотреть. Не то, чтобы в лице измениться, даже не моргнула:
– Хорошо. Спрошу.
***
А царевич Гвидон, да как тот вольный ветер, который верный друг княжне Василисе в небе, ворвался в горницу. Никита и боярин Захар беседовавшие с княжной видя такое дело – мужчины–то не глупые, молча вышли и прикрыли за собой дверь. Знаете, как с крутого берега в воду прыгают? Сначала разбегаются, а потом, да будь что будет, и в воду. Также и царевич Гвидон, от двери, в несколько, можно сказать, прыжков, а потом, раз, и остановился перед Василисой. Может передумал «прыгать», а может и «прыгнул», скорее всего «прыгнул», и утонул без остатка в прекрасных глазах Княжны–Лебедь, Василисы.
– Вернулась! – взяв руку Василисы в свои прошептал царевич Гвидон.
– Вернулся. – прошептала княжна Василиса.
Но сами понимаете, этого царевич Гвидон не услышал, потому что это произнесла душа Василисы, а душа, она вслух разговаривать не умеет.
– Никуда тебя больше не отпущу. – вот ведь царевич, ляпнул и сам не понял, чего он ляпнул? Когда это он Василису куда–то отпускал?
Скорее всего Василиса так же подумала, но возражать не стала, а лишь смотрела на него своими огромными и прекрасными глазами. А царевич Гвидон, не даром же от двери разбегался, с каждой секундой всё больше и больше в них тонул, весь, без остатка. Вполне возможно, что и княжна Василиса тонула в глазах царевича Гвидона, но тут остаётся только догадываться. Если спросить княжну Василису, да что княжну, любую женщину спроси, думаете признаются? Да ни за что! Сверх этого, такого тебе наговорит, понимать замучаешься!
А дальше сами знаете, что дальше. Тем, которые не знают, рассказываю: в одно мгновение глаза Василисы перестали быть бездонными как в сторону воды, так и в сторону неба, слегка прищурились, видать для того чтобы не выпускать наружу бесенят в виде искорок, которые начали в них отплясывать, а потом так вообще:
– Это что же получается, хозяин ты мне, что ли?! – ни у одного мужика спросить таким голосом не получится, для этого надо женщиной родиться.
– Почему сразу хозяин? – опешил царевич Гвидон.
– А потому что никуда отпускать меня не собираешься. – «держись царевич Гвидон, это «издевательства» у женщин такие». Это они так словам, им приятным, радуются.
– Отпускать не собираюсь и не буду, но и хозяином тоже не собираюсь быть, и не буду. – ничегошеньки из тона, которым было сказано, не понял царевич Гвидон, потому и упёрся, как тот баран.
– Это что же, неужели замуж зовёшь? – а что делать, если царевич по нормальному предложение сделать не может? Приходится подсказывать.
– Зову...
– Ишь ты, какой быстрый! А если я не соглашусь?!
– А ты согласись. – видать весь этот небольшой разговор был для царевича Гвидона таким трудным, что все силы у него поотнимал, потому что это он почти прошептал.
– Я подумаю…
Вот и всё, вот и пойми ты этих женщин: согласна она, не согласна – абсолютно неизвестно. Да тут и понимать нечего, потому что бесполезно. Если бы княжна Василиса была не согласна, так бы и сказала, да ещё сверху кучу всяких слов понаговорила бы. А если сказала: «Я подумаю», значит согласна (женщины, можете со мной не соглашаться, но это почти на сто процентов «да», или я не прав?), ну а то, что сказала так, тут ничего не поделаешь, не умеют женщины по другому разговаривать, потому что женщины, и даже не пытайтесь сомневаться.
Но род мужеский потому до сих пор уцелевший, что, это когда он с женщинами общается, сам того не понимая, своей якобы наглостью всё–таки добивается своего – а по другому никак. Будешь стоять, глазами лупать, мямлить что–то типа: «Ну пожалуйста...», а ещё хуже, просто ждать, когда «я подумаю» превратится в «я согласна», мало того, что не получишь желаемого, так ещё и виноватым останешься.
Видать где–то там, в глубине души, и детство с юностью в бочке проведённое здесь не причём, знал об этом царевич Гвидон, крепко знал, потому как не стал дожидаться, а потянул княжну Василису за руку из комнаты:
– Пойдём, я тебя с матушкой познакомлю.
***
– Матушка, это Василиса. – не выпуская руки Василисы сказал царевич Гвидон. Чуть–чуть как бы замялся, не иначе от смущения, и добавил. – Моя Василиса.
Василиса же, нет ребята, я ничего не понимаю, ведь она не сказала царевичу, что согласна, вот как это? Почти не поворачивая головы в сторону царевича Гвидона, она лишь стрельнула в его сторону взглядом да так, как это только женщины делать умеют. Но свою руку из руки царевича Гвидона не выпустила, значит не против, так получается. После, кротким, только невесте полагающимся, да ещё перед будущей свекровью взглядом посмотрела на Царицу:
– Здравствуйте…
– Здравствуй. – чуть грустно улыбнувшись ответила Царица.
Царица знала и прекрасно понимала, что в таких случаях на приветствие невестки должна, полагается так, ответить: «Здравствуй дочка», но попробуй ответь так, если всего–то месяца три назад сама была в таком же возрасте. Ясно дело, гляделки–перегляделки, женщины, вне зависимости от статуса, а тем более будущего родства, они всегда рассматривают друг друга на предмет оценивания. Что они друг в друге видят – тайна великая есть, мужикам недоступная. Но продолжалось это совсем недолго, секунды, потому как присутствующие почувствовали, дело завершено, знакомство состоялось. Невеста Царицей одобрена, а зачем все эти расспросы да разговоры разводить, после поговорят.
Стоит сказать, Никита с боярином Захаром, когда оставили княжну Василису с царевичем Гвидоном одних, никуда не делись, а вышли на двор и присоединились к Черномору с Царицей. Уж о чём они там разговаривали не знаю, только когда царевич Гвидон с княжной Василисой предстали перед Царицей, они были там же.
Черномор, кто его знает, но судя по движениям его густой чёрной бороды, улыбался. А вот если смотреть на губы человека и только по ним определять, улыбается он или нет, можно и ошибиться. Мужчины, как известно, уж очень любят бороды носить, правда не знаю для чего они им потребны? А борода, если она настоящая, а не растительность, она губы напрочь скрывает, не видно губ–то. Но в случае с Черномором сомневаться не приходилось, доволен Черномор и даже рад, потому как глаза его аж светились радостью, а борода, слава Богу, вокруг глаз не растёт.
Ну а Никита и боярин Захар, те так вообще не стеснялись своей радости за Василису и царевича Гвидона. Если бы не дворовые и не придворные люди, которые нет–нет да и проходили или пробегали мимо, интересно же, в пляс
