располагая к себе нормальной речью и почему-то
ловила себя на косноязычии, страхе вообще говорить, поскольку моя размеренная и
монотонная речь не привлекала и не удерживала внимание, глаза скользили мимо и
отвечали невпопад, ибо и не слушали.
Были и внутренние обиды, как маленькие, все еще детские боли. Мне также в классе никогда не давали
завтраки, ибо они полагались детям слабо обеспеченных или многодетных семей. Я
с завистью вдыхала ванильный запах булочек, которые раздавали другим. Лишь один
раз, обведя всех взглядом, учительница дала булочку мне и то только потому, что
ученик не пришел в школу. Мама никогда не давала мне на обеды, даже на булочку,
не спрашивала, голодна ли я в школе и всегда говорила, что денег нет, вплоть до
десятого класса. А утром есть не хотелось или в свой час организм требовал
свое. Таким образом, я завершила
четвертый класс и перешла в пятый.
И хотя троек у меня не было, я считала себя худшей из худших,
хотя внешне выглядела не столь уж опечаленой, и мало кто из детей мог
догадываться, какое вечное море поиска и неудовлетворенности бушует во мне,
которое жаждет хоть маленького признания. Для взрослых же я не представляла
вообще никакого интереса.
Однако, начало учебного года
одарило меня немалыми надеждами и все необходимое было приобретено и маленькая
радость, что теперь-то я буду учить английский язык, была моей и внутренней
опорой, ибо, хотела я или нет, но все радости свои, за неимением внешних
причин, связывала только с внутренними переживаниями и внутренним умственным
процессом, сладость и привлекательность которого я уже испытала ни раз. Но дети
моего возраста везде оставались детьми, которые сначала испытывали ко мне хоть
какой-то интерес, но что-то во мне их начинало отталкивать, и вот они уже
ходили гурьбой смеясь надо мной и потом снова
мирясь, так изо дня в день отдаляя меня
и от двора и от одноклассников и все более уводя меня в свое убежище, в свою
собственную комнату, где я постепенно и верно привыкала быть сама с собой.
На самом деле, мир детей
достаточно жесток и неразумен, ибо не
поддерживается их развитой нравственностью, которая могла бы пересилить
эгоистические устремления. Если взрослый человек пытается себя контролировать и
выдерживать рамки человеческого общежития, то ребенок почти не связан никакими
условностями и обязанностями человеческого общества и проявляет себя так, как
требуют того обстоятельства и его доминирующие качества. Мир детей слишком не
прост, ибо однозначен, непреклонен в своем большинстве, проявляя в основном
качества отнюдь не лучшие, где легко торжествуют незыблемые материальные
ценности, возводимые в умах ребенка в идола, поощряемого недопониманием
взрослых. В этом маленьком и прикрытом от взрослых мире ценности печальные:
ложь, хитрость, деньги, преимущества, своя слава и успехи, свои требования и
свое насилие, свои издевательства и преклонения, свое порабощение, свои
изгнанники. Здесь есть понимание о богатстве и бедности, об уродливости и
красоте, о предательстве и угодничестве… И эти ценности и понимания
неопровержимы и имеют свойство диктовать ребенку не в лучшем направлении, ибо и
взрослый мир держится на этом плоту и представляет глазам и ушам, как и
пониманию ребенка, свои многочисленные примеры, которые, увы, невозможно направить
только словами, да и человек толком не знает, как это сделать, да и для чего,
если тогда ребенок выбьется из этой общей колеи и не сможет в этом мире защитить
хотя бы себя.
Кто они, эти дети? Это те,
кто каждый, до своего рождения был и людьми взрослыми, стариками, старушками,
пожилыми, в расцвете лет. Каждый имеет предыдущее воплощение и далеко не одно.
Дети теперь – это целые города людей разных возрастов, характеров, наций,
положений, если их соединить вместе, населявшие нашу планету. Мы приходим на
кладбище, говорим, что это мир мертвых. Но это в невежестве. Вот они, среди нас, наши
дети, те, кто подрастает, дети, подростки, юноши и девушки… Я обещала многие
вещи в своем повествовании пояснять через совершенные знания, которые на Земле
называются реинкорнацией, но никто через эту призму не смотрит, не поясняет, но
берут то, что есть, что умещается в рамках одной жизни. И неизменно ошибаются,
и не могут объяснить ни свою жизнь, ни тех, кто рядом, как и то, откуда и что
проявляется в том, кого мы называем с рождения чистым листом бумаги, далекими
от прегрешений. И недоумеваем, почему и они держат ответ (наказания) своими
путями. Но приходят в мир, рождаются в великолепных детских телах, пухленькие и
радостные, неуклюжие и улыбчивые, стоит ли сказать кто? И бывшие ученые, и
известные актеры, и те, кого мы называли гениальными, и алкоголики, и убийцы, и
насильники, и патриоты, и солдаты, и герои… И каждый приходит в мир со своими
качествами, преимущественно материальными, каждый со своим пониманием добра и
зла, каждый со своим чувством ответственности и милосердия, со своими
ценностями.
Ничто со смертью не уходит в
могилу, все качества один к одному начинают проявляться, постепенно, с
взрослением, как выдает Бог из багажа каждого, но выдает непременно. Не уходят
и в могилу амбиции, как и тайные желания, не уходит еще присутствующая
жестокость, или аскетизм, или внутренняя религиозность. Но все оживает в только
родившемся каждом ребенке в свой час, порой неожиданно всплывая, поражая
близких и самого человека. Ниточка из прошлого может стать хорошим стержнем
настоящего, образ жизни в прошлом может вызывать к нему тяготение уже с первых
шагов. Остаются и чувства к другим людям. К родителям, к своим детям, к
любимым… И в новой жизни человек их чувствует в новых телах и интуитивно к ним
тянется и иногда складывает с ними судьбу вновь.
Но, к сожалению, очень много
детская душа берет с собой в дорогу, в
новое детские тело тех мерок и тех оценок и пониманий греховных, которые в
детский среде доминируют и никак не прикрываются разумной корректировкой.
Именно эти качества объединяют детей
против другого ребенка, который не отвечает их пониманию из прошлого,
как и ценностям.
Достаточно быть бедным,
немногословным, не так одетым, однажды обруганным при всех учителем, быть непонятливым или отличаться особой
усидчивостью или быть некрасивым лицом… И детский мир легко осудит тебя. Спорно
ли? Но кто не был в детстве и не знал, что здесь свои законы и свои понимания
доминируют, отнюдь далеко не всегда справедливые. Однако, среди детей
встречаются те, кто не подкупен несправедливостью, детским большинством, кто
отстаивает права слабого, защищает виноватого, не взирает на лицо и одежды.
Умение уже в детстве устоять и не искать своей славы – это уже реализация. Это упорный и направленный труд
живого существа ни в одном из своих прошлых воплощений, но во многих. Это то,
что не пользуется спросом и тоже гонимо маленькими людьми, ибо такой путь,
когда ребенок уже не идет по пути угождения элитным детским прослойкам, не ищет
для себя маленькой славы, не выбивается через свои игрушки и другие приобретения,
которые ценны в детской среде, то он теряет свой авторитет и не оценивается,
ибо нет тех качеств, которые могли бы оценить, или, если
даже если они и есть, то они еще не окрепли, не стали убеждением,
которое уже может проявиться с детства,
и человеку придется вновь и вновь через ошибки и страдания добывать их по
жизни, чтобы взрастить до такого уровня, когда и детский разум и условия не
могли бы помешать их устойчивому проявлению.
Такому человеку, уже
устойчивому в качествах, надо пережидать
все свое детство, чтобы получить просто элементарное к себе уважение, ибо
каждый живет среди людей, и тогда качества будут говорить за себя сами в труде,
милосердии, терпении, что детский мир отнюдь не позволяет проявлять, не
предоставляет в связи с малостью тела
необходимые и реальные возможности.
Но где мне было знать, что
детский мир и отношения в нем отнюдь не детские, и здесь каждый проявляет себя
в своей неприкрытой и доминирующей сути, не боясь выглядеть плохо, ибо это
плохо в порядке вещей, где не здорово защищают других, где слово учителя может
быть для ребенка губительным или отвести от него детей других в то время, как у
него нет другой среды, других возможностей, и общение для ребенка важнее воздуха и
родителей.
И более страдают те, кто к
этому миру уже не умеет приспосабливаться, кому не даны телесные льготы в виде
талантов и лица, и кто предстает, не
имея за душой ничего, что могло бы поразить или повести за собой. Такой человек
обречен не только на неуважение, но и игнорирование и насмешки, на нежелание
общаться, на одиночество и неприкаянность в себе, которую, дай Бог, можно будет
чем-то восполнить.
Мне думается, что я с детства
были стара или слишком надуманна и не могла возводить в высокий ранг эти, по
сути, недетские ценности, хотя и
устремлялась к общению, но очень скоро сникала, ибо те требования и мерки в детской среде по моим качествам меня
не привлекали, и в свою очередь я не
привлекала качествами своими, которые к тому же были нечеткими и не совсем я бы
сказала материальными.
Таким образом, мне должно
было пройти через этот строй данности моих качеств и чужих запросов, взрастить
это отношение путями более духовными и трудными, начав с себя, своего очищения
и доказать себя с той стороны, которая была мне ближе и по уму и которая могла
бы обратить ко мне взгляды и интересы других с точки зрения духовности каждого,
ибо в каждом живом существе есть Бог, и Бог изнутри мог указать на то во мне,
что с человеческой точки зрения ценно и признанно и с взрослением более могло
проявлять себя, незавьюзженное детской непосредственностью, дабы снискать к
себе уважение, без которого, будучи в человеческом обществе, жить невозможно.
Но и выкристаллизовывается это очень непросто среди тех, кто пока еще сам едва
ведом и не упорядочил в себе свой путь, его ценности и другие в нем души.
Но есть ли те на Земле, кто
сразу Божественно чист и мудр? И подле которых душа очищается быстро и находит
успокоение от вечных притязаний к чужим мнениям? Скорее всего нет, или… седовласые, глубоко религиозные и мудрые
старцы… Но где они? Да и мудрость их не всегда видна. Тогда… Тогда… Тогда
следует обратить свой взгляд к Богу. И все… И это все. Поэтому Бог внутри меня Сам поставил мне эту
задачу реализации себя в глазах других путем Божественным, но моими средствами
и ни один день, как и не простой ценой, и до седых волос….
Поэтому, пройдя все муки
непризнания с детства, я вышла в себе на тот уровень, когда интуитивно
устремилась к самозащите доступными мне средствами. Этим путем были науки и
само устремление к ним, как и сам путь к Богу, как и возвеличивание в высший
ранг чистоты помыслов и деяний. Но учителя… Ни один не смог бы взять на себя
эту задачу, хотя и дали мне Волею Бога многое, что я назвала бы материальной
основой, которая меня поддерживала в духовной практике всегда, но
одухотворенности плоды
