«Артек». Звали затворника - Антон Павлович Чехов.
Я уже писал, что отец беглянки работал в строительном управлении города и был знаком не только с коллегами по работе, но и с бывшими, как однокурсниками, так и просто друзьями, вращающимися в строительном бизнесе огромного города.
А это дорогого стоит!
Перебрав, довольно узкий круг друзей и знакомых, Николай Иванович созвонился с другом однокурсником, который владел строительной компанией, вполне приличной по размаху и отправился к нему домой.
Был вечер, Москва заметалась январской метелью, и, сидя в большой гостиной, у дорогого коньяка, Николай рассказал свою историю и просьбу помочь, хотя, даже не мог и представить, какую реакцию у товарища вызовут его слова.
Первой реакцией была новая рюмка коньяка, выпитая залпом, а потом радостная фраза:
- Так, где ж ты был всё это время? Если бы ты знал, как мне нужен этот дом в Крыму, да не просто в Крыму, а в Гурзуфе. Тут такие предстоят дела. Крым ждёт больших денег, и для строителей это Клондайк. Да что я тебе говорю, кто-кто, а ты не хуже меня знаешь, что там скоро начнётся.
Ладно, перейдём к делу. Что хочет твоя дочь в Москве? Не тебе говорить, о ценах в Крыму и в столице, но ты мой друг, и ты попал в яблочко моих идей.
Николай показал фото дома и некоторые виды Гурзуфа. Товарищ быстро взглянул на них, кивнул головой и дал добро.
- В этом доме я открою филиал нашей фирмы, выйду на городскую администрацию и предложу несколько проектов. Ну, это уж мои проблемы. Теперь о квартире в Москве. Я в сентябре сдаю два дома. Сразу оговорюсь – предлагаю только двухкомнатную, но, прекрасной планировки. Привози дочь, пускай выберет, что ей понравится: этаж, север, юг. Продажу и покупку оформим быстро, и не держа даже рубля в руках.
Завтра я загружу моих людей, они поедут в Крым, всё посмотрят и оценят. Все бумаги подпишем в день отъезда дочери в Москву. И в тот же день мои люди займутся перестройкой дома под офис.
Через два дня семья осматривала новый дом, в котором Лена будет жить уже в сентябре. Не долго думая, она выбрала двадцать пятый этаж, с видом на юг и подписала бумагу, что эта квартира уже продана. Через восемь месяцев она въедет в этот дом, а жаркий Крым останется в далёком прошлом и так далеко, что даже с её двадцать пятого этажа она не сможет увидеть ни Ай-Петри, ни Кара-Даг, ни родную Аю-Даг…
… И вот теперь, седьмого сентября, они летели в Крым, чтобы забрать Лену с собой, а бабушкин дом и Гурзуф оставить в прошлом, и оставить навсегда. Обратные билеты взяли на шестнадцатое сентября – в тот самый день, когда двести лет назад Гурзуф покидал Александр Сергеевич Пушкин, чтобы уже никогда туда не вернуться.
Когда зашли во двор, вдруг, ощутили давящую сердце тоску, понимая, что эта ранняя осень очень скоро сметёт не только виноградные и ореховые листья, но и всю их прошлую жизнь, которая растворится в прибрежном тумане и «ранней порой мелькнёт за кормой...».
Последнюю крымскую ночь провели на берегу, где полная Луна, своей серебряной дорожкой, звала в далёкое детство, к тем радостным дням, когда впереди была ещё целая жизнь, полная загадок и неизвестности.
Но только море знало, что будет здесь шуметь ещё много, много веков…
С тех пор прошло несколько лет…
Уже второй год в последнюю субботу июля, на двадцатиметровой кухне, в полночь, у большого окна, на двадцать пятом этаже, сидит молодая женщина и смотрит в бездну домов, уходящую за горизонт. Минут через десять она заваривает крепкий кофе, медленно пьёт, а после, выключив свет, опять устремляет свои тоскующие глаза в городскую пустоту, где никогда не плескалось Чёрное море, не пахло японской акацией, а лунная дорожка не блестела серебром в полнолуние, приглашая помечтать о будущем счастье.
Посидев так с полчаса, она закрывает глаза, и горячие слёзы начинают тихо капать на подоконник, а в ушах, издалека, приближается мерный шум морского прибоя. И этот шум становится всё сильнее и сильнее, ввинчиваясь в мозг, доставая из его глубин далёкую память детства и юности в родном городке по имени Гурзуф.
Поплакав и повздыхав, женщина берёт трубку телефона и звонит отцу:
- Папа, дорогой, - шепчет она, - я не могу жить в Москве, я хочу в Гурзуф, я хочу на родину, я хочу в Гурзуф, я хочу видеть море, я хочу домой.
Но с той стороны телефона молчат. Николай Иванович всё понимает, но вернуть обратно уже ничего не может. Родной Гурзуф и в его душе остался далёкой сказкой, и той бесконечной пропастью, что лежит теперь между Москвой и родным Гурзуфом, где великий Антон Павлович писал «Даму с собачкой», «Вишнёвый сад» и «Три сестры», горя желанием, в отличие от моих героев, поскорее вернуться в свою любимую Москву.
Где берег и море овеяны гением Пушкина, где отдыхали первые космонавты и где вечная Аю-Даг возвышается святым Олимпом над городом детства, юности и первой любви, что навсегда останется в сердце, уехавшем из этих мест давным-давно и… навсегда.
Положив трубку, Лена идёт в детскую комнату, склоняется над трёхлетней москвичкой и, поцеловав крошку, уходит в спальню, ложится рядом с мужем и мгновенно засыпает.
В воскресенье она просыпается в девять утра, её будит маленькая Лиза. Она приносит любимую в этом месяце книгу «Белый пудель» и просит маму почитать. Этот рассказ Куприна ей очень нравится. Она не раз смотрела фильм и яркая, с прекрасными картинками книга, вызывает у неё огромный детский интерес. Ей жалко пуделя Арто, мальчика Серёжу и она каждый раз ждёт, что Серёжа освободит своего белого пуделя, и трое бедных артистов будут ещё очень долго путешествовать по Крыму, зарабатывая на хлеб, в этом райском месте у Чёрного моря.
Мама раскрывает книгу и начинает читать. Лиза прижимается к ней, ища защиты от злого дворника и капризного мальчика, затем, впивается глазами в трёх путешественников идущих по горным красотам Крымского полуострова, и слушает.
«Узкими горными тропинками, - начинает мама, - от одного дачного поселка до другого, пробиралась вдоль южного берега Крыма маленькая бродячая труппа. Впереди обыкновенно бежал, свесив набок длинный розовый язык, белый пудель Арто, остриженный наподобие льва. У перекрестков он останавливался и, махая хвостом, вопросительно оглядывался назад. По каким-то ему одному известным признакам он всегда безошибочно узнавал дорогу и, весело болтая мохнатыми ушами, кидался галопом вперед. За собакой шел двенадцатилетний мальчик Сергей, который держал под левым локтем свернутый ковер для акробатических упражнений, а в правой нес тесную и грязную клетку со щеглом, обученным вытаскивать из ящика разноцветные бумажки с предсказаниями на будущую жизнь. Наконец сзади плелся старший член труппы - дедушка Мартын Лодыжкин, с шарманкой на скрюченной спине…».
Лена закрывает книгу, смотрит на дочь (сегодня она такое читать не может) и тихо шепчет:
- Давай продолжим после завтрака. Пошли умываться и кушать.
Но девочка хочет знать:
- Мамочка, а мы поедем к морю, туда, где живут Серёжа с дедушкой и Арто? Я очень хочу их увидеть. Я буду вести себя хорошо и не буду кричать и плакать, как тот избалованный капризный мальчик.
- Конечно, поедем, обязательно поедем, - мечтательно говорит мать. - И в море будем купаться, и посмотрим выступление Серёжи с его белым пуделем.
А самой, вдруг, в голову, приходит тревожная мысль: «Неужели опять возвращаются времена того Куприна, что были сто лет назад? С князьями, графами, лакеями… и бархатными сезонами царственных особ. Не дай, Бог!»
На кухне, стоя у плиты, Лена смотрит на Лизу, листающую книгу, и включает телевизор.
В ту же секунду кухня взрывается легендарными словами:
«Дорогая моя Столица, золотая моя Москва!!!»
Да, жизнь брала своё.
А в это время, где-то далеко, далеко, у самого синего моря, шум прибоя воскресал слова Гения, побывавшего там всего один раз.
Звали Гения - Александр Сергеевич Пушкин.
«Так, если удаляться можно
Оттоль, где вечный свет горит,
Где счастье вечно, непреложно,
Мой дух к Юрзуфу прилетит.
Счастливый край, где блещут воды,
Лаская пышные брега,
И светлой роскошью природы
Озарены холмы, луга…».
Гурзуф – Санкт-Петербург 2019 - 2020 г.г.
