мы же не в кино, картинных поз еще не хватало!» – фальшивые стены вернулись на свое место, и я затараторил с удвоенной силой:
– Метро "Спортивная"? Нет, я его иногда встречал на Китай-городе, знаете наверно, у памятника героям Плевны, но всегда одного и при мне он ни с кем не разговаривал...
– Знаю, ее еще как-то называют... Плешкой, кажется? – опер вдруг застеснялся своей осведомленности.
– Ну, типа того... Мы больше вспоминали молодость или книжки обсуждали. Да и вообще – чаще перезванивались. Ведь ходить на... э-э ... в эти места не только опасно, но и довольно бессмысленно – все нормальные уже давно по клубам и сайтам знакомятся. Это упертый Сашка продолжал по старинке наведываться. Изредка он ко мне в гости забегал, я у него тоже был всего пару раз...
Надо говорить, трендеть без остановки: «трандычихи» быстро утомляют любого и вызывают желание поскорее распрощаться. Пока, опять же, оперу не пришло в голову спросить: «а что я, такой правильный и разумный, делал в эпицентре порока?»
– Какие-то подробности его жизни становились известными, когда все было уже в прошлом, и он хотел поделиться впечатлениями. Так что знакомился, конечно. Насколько понимаю, довольно активно. Однако ни имен не называл, ни внешность не описывал... Эта тема у Саши была как-бы закрытой, болтливостью он не страдал. Скорее всего он со "Спортивной" через центр возвращался, ну, на Китай-городе и вышел размяться... А неужели никто из соседей ничего не видел? Ведь я однажды спросил: мол, водишь всяких, не страшно? Саша тогда ответил, что его любопытные соседи – лучшая защита.
-- Да, соседка случайно выглянула в общий коридор и мельком увидела с ним каких-то парней, но со спины. Один вроде показался кавказцем, почему – сама не может объяснить. Второго толком в полутьме не разглядела. И еще... В соседнем районе подобное преступление было, пару месяцев назад. Почерк – в точности... Но там, вроде, один гость был...
-- Говорю же, Саша не знакомил меня ни с кем. Разве что я тоже – чернявый и невысокий. Да и вы... – повисло неловкое молчание и следователь, из Первого ставший Единственным, опять невесело усмехнулся. А у меня вдруг мелькнула шальная героическая мысль:
– Может, я схожу на плешку... ну, в Китай-город, – похожу там, вдруг наткнусь на кого подозрительного?
– Только не вздумайте что-то самостоятельно расследовать! – мужик досадливо нахмурился. – Не хватало, чтобы еще и вас... Мы сами разберемся! Ладно, сейчас оформим протокол, сможете еще успеть в морг — сегодня как раз похороны.
Протокол он печатал одним пальцем, что с попутными уточнениями заняло довольно много времени: «Так что вы вместе окончили? ... А кто еще с вами учился? ... Ах, не знаете координат? ... И фамилии плохо помните?»
После чего я пулей вылетел, успев лишь расспросить, где тут морг. Опять долго плутал по переулкам. Раскаяние жгло душу. Но к нему примешивалось и ликующее облегчение: «Уф-ф, пронесло!»
Конечно, никуда я не успел. Все давно закончилось. В морге сказали, что мать увезла тело хоронить к себе в деревню, под Калязин... Бедная...
И я побрел на остановку автобуса, все еще дивясь непривычно яркому небу и привычной суете людской – жизнь продолжалась, словно никого не убивали одним ударом прямо в сердце...
Но слова, сорвавшиеся с языка, неожиданно запали в душу: а что, если и правда поехать на «плешку» и попытаться найти? Раз эта гнида вроде как уже не впервые на такое пошла, то, может, опять там крутится? Я, как зачастую и следователи, моментально убедил себя, что, конечно, та самая, хотя одна гнида на всю Москву -- даже и странно.
Искать было страшно. Еще страшнее было – найти. Ну, встречу – и что дальше? Ага, громко и отважно закричу «держите убийцу!!» Или начну бить сумочкой по лицу... Бить, бить, бить! Сумочкой, набитой презиками и попперсами...
Прошло несколько дней. Я разыскал в телефоне Виталика, нашего с Шуркой однокашника, сообщил... Приятель в те незапамятные года считался «совестью курса». Он и в самом деле никогда не лгал, но в его правдивости было что-то безжалостное, лишавшее правду всякой благодати. «Помнишь, – говорил он при всех, – ту девушку? Ну, ты еще просился в мою комнату с ней потрахаться?» Моя тогдашняя «основная» подружка, сидевшая рядом, немедленно сделала мне «козью морду» и ушла, хлопнув дверью.
А Виталик, в ответ на мое искреннее возмущение, ангельским голосом отвечал: «Разве я сказал неправду?»
Потом, когда и я, и Шурка разобрались со своей ориентацией, вдруг выяснилось, что наш правдолюб тоже в определенном смысле "коллега". Однако его отношение к «Великой Правде в белых струящихся одеждах» осталось восторженно-прежним. Неприятным, короче. Что поделать – такой уж тип личности. Мы с ним все эти годы тоже мало общались. Я знал только, что Виталик, как многие, ушел из науки и делает заставки на каком-то коммерческом канале телевидения: анимационные цветочки распускаются и вянут, приговаривая: «И с тобой, сука, так же будет!»
«Рукодельница», всегда жившая в его душе, взяла верх.
Разговор меня удручил: Виталик даже на смерть старого приятеля отреагировал своеобразно:
– Знаешь, тут такая беда... Шурку Трифонова помнишь?
– Это с которым ты в одном блоке жил, вы еще в преф часто играли? Как же, помню прекрасно! Мы что-то с год случайно столкнулись в городе, он сказал, что уже завлабом стал...
– Виталь, его убили неделю назад...
– Как?! За что? Где?
– У него дома. Ножом – прямо в сердце... Ограбили, да только что там было грабить? Жил-то бедно, как мышь церковная, – в заводской коммуналке. Думаешь, чтобы убить, обязательно «за что-то»?
– А ты откуда все это знаешь?
– Меня вызывали, допрашивали, много чем попутно интересовались... Что помнил, то и рассказал... Только пользы... Но что я пережил!
– Про меня тоже?! – теперь Виталик разволновался не на шутку. Мои эмоции его не тронули.
– А зачем? Вы же не общались, что толку тебя еще называть... Следователь сказал, что Шура привел «гостей». Надо думать – с плешки.
– С плешки? Ну, так сам виноват! А не води кого попало! Нашел бы себе одного, – вот как я, – и жил бы с ним!
– Слушай, ты чего?! Скажи еще «поделом»! Ладно, бывай здоров!
Да, все вроде было правдой: и водить кого попало не надо, и вообще на плешку, ставшую такой криминальной, ходить не стоит. Только как жить без адреналина, без почти ежевечерней охоты и сладкого замирания сердца: а вдруг это – судьба? Вдруг наконец-то та самая «большая любовь», что стороной обходила меня всю жизнь? Не выдумка же она сентиментальных писателей и психопаток!
Но кто бы подумал, что безоблачная моральная чистота может быть такой... безвоздушной, что ли? Возможно ли настолько вжиться в образ ходячей добродетели, что и смерть побоку?
Господи, что я несу? Кто бы это говорил...
А Шурка-то, оказывается, завлабом стал! Я и не знал: он не говорил, я – не интересовался.
Смелая мысль – сходить на Китай-город, – вызревала где-то в глубине души, пугливо озираясь и шарахаясь от самой себя. Заслониться стихами не получилось, – так, обрывок какой-то. Хотя что-то настоящее, даже философское, в них прозвучало, чего уж там. На Прозе.ру хвалили...
...Я хотел бы тебе принести цветы,
Но уже не уверен: а был ли ты?
Доедает моль в шкафу свитерок –
Твой подарок автору этих строк…
Может, скажешь – хотя бы на Судном дне! –
Почему никогда ты не снишься мне?
Позвонить бы в Прощенное… Но куда?
И все дальше уносят меня года,
И все чаще и чаще, тоску тая,
Задаюсь вопросом: а есть ли я?
Наконец решение пришло! Я устал презирать самого себя. Захотелось себя зауважать. Совершить подвиг захотелось.
Сквер на Старой площади встретил меня сумрачно. Начинало смеркаться. Погода уже испортилась: то моросил снег с дождем, то налетал ветер, и серое небо висело низкое, тяжелое, давящее... Зима толком еще не началась.
Подумалось: «детективная погода, очень под стать моим замыслам». Но кое-какой народец все же уныло бродил вокруг часовни, воздвигнутой в честь победы при Плевне в незапамятном году. И народец большей частью совсем ординарный. Подозрительные были, но лишь на предмет наличия у них насекомых. Пожилых искателей личного счастья в расчет брать не стоило: они ходили, ходят и будут ходить туда как на работу, пока ходилка не сломается. А вот все эти "скверные" замызганные юнцы из разряда «так пить хочется, что жить негде», и замаскированные в штатское солдаты...
Последние к списку традиционных причин, толкающих на панель – нужда, больная мать, – могли бы добавить свой пункт: злой сержант-мироед вкупе с офицером-стяжателем. Эта братия гнала солдатиков на плешку как на плац, а из «заработанных» потом вычитала свой гигантский процент. Среди защитников Родины редко попадались искренне жаждущие гей-утех: они чаще всего просто терпеливо ждали, стиснув зубы, скоро ли ты, «чертов извращенец», «наиграисся» и заплатишь. Тем больше заводило, когда сквозь стиснутые зубы ты все же слышал вырвавшийся стон наслаждения!
Я тоже стал бродить, украдкой приглядываясь к публике. Ждал, не мелькнет ли в кадре плавник остросюжетной акулы. Дождался. Ага...
Он и тогда понравился, сильно... В тот самый вечер. Было уже совсем поздно и ветрено, народ почти весь разошелся... Плотный, коренастый, кареглазый, и правда похожий на кавказца. Назвался Сашей, учителем физики с Харькова. Есть такие хохлы – от чеченца не отличишь: чернявые, смуглые. Был молчалив и скуп на эмоции, по типу: «мужик сказал – мужик сделал». Порывался уйти – и не уходил...
Я разволновался не на шутку: Везунчик, моя палочка-выручалочка в таких ситуациях, ни в какую не отвечал по телефону. И тут он собственной персоной вынырнул из метро и с разбегу въехал в нас: я уговаривал этого... учителя... подождать, пока я не дозвонюсь. На мое традиционное предложение Везунчик сделал вид, что раздумывает, но глазки блеснули. А ловить о ту пору на плешке было уже некого.
Но сегодня, пока я, пытаясь унять предынфарктное сердце, собирался к нему подойти и ка-ак... – "харьковский физик" растворился. Вроде и не смотрел в мою сторону, а вот поди ж ты! Нюх, видать, звериный. "И глаз, как у орла".
«Ну и пусть! К лучшему. Доказывай потом, что ты ни при чем, а это бывший учитель физики – убийца. Точно соучастие пришьют! Он ведь молчать не станет, распишет меня всячески. Как наводчика или еще кого. А то и – тоже, один удар ножом, не впервой... Кто его кинется ловить? Эти пугливые парапетошные прошмандовки? Ленивые менты?!» – мысли метались, сердце никак не могло уняться...
Мой детективный пыл резко прошел на убыль. Все стало ясно: никаких «задержаний» не будет. Я устал и продрог. Окончательно расхотелось мечтать о лаврах доктора Ватсона: «А вот как приду, и поймаю, и разоблачу – экий я замечательный! Всем нос утру!»
Все-таки в мужике, независимо от ориентации, всегда сидит мальчишка. Подобно тому, как в любой девочке чаще всего таится взрослая женщина. Надо будет эту мысль записать, она
