– Серый-Зайкин, я в магаз, ты там сильно не напивайся! … Да знаю я тебя! Скоро буду!
– Кирюша-лапа, постного масла не забудь, аспид!
Зима в тот год назад – ну сильно подзадержалась! Ну вот весь песец!
Зима, а-ха-ха! – мерзлая грязь, серое небо и ни-на-ме-ка на снег – а ведь дело уже шло к Большому, блин, Белому Рождеству. Так что от «Белого» слышу: снега – ни в одном глазу...
«Вот все в этой стране перепутано: страна православная, рождество – католическое. Конец декабря, а погода ноябрьская. Я еще ого-го, а сижу вот, анкеты на трах-тибидох-кугайзе перебираю...»
Серега бросил за окно хмурый взгляд и через мгновение откинулся в кресле, несколько испуганно глядя на монитор. Там висел странный текст, прицельно адресованный ему в Гугл-почте и похожий на издевательскую мантру:
в полночь
выйди на улицу (да-да! закрой ноут и отключи телефон! планшет с собой тоже не брать!)
сними шапку-ушанку (или что там у тебя на лысине)
расправь руки как регулировщик (желательно без вязаных бабушкой варежек) ладонями вверх
замри минуты на четыре
делай глубокие вдохи носом (выдыхай чем нравится)
прикрой глаза и сконцентрируйся
жди...
если снег так и не пойдет – выкрикни громко: дед Мороз, приди!
(если все равно не пойдет – привыкай к образу Снегурки )
«И никакой-такой особой лысины у меня нет, козлиная ты рожа!» – подумалось сразу про насущное и, одновременно, про отправителя. – «И это ж как надо нажраться, чтобы на улице деда Мороза прилюдно звать?! То же мне, нашел дурака за три сольдо!»
Впрочем, под Новый Год всякое присылают – это, по крайней мере, не было похоже на «письмо счастья»: «перепишите его 33 раза, разошлите 33-м близким людям и будет вам 33-е счастье!»
Ну, если это поможет изжить так называемых "близких людей" – то да, счастье будет точно! Это ж в первую половину жизни мы всё стараемся завести друзей, во вторую обычно пытаемся от них избавиться.
А вторая половина жизни – вот она, зараза, не запылилась...
Приглашение на день рождения приятеля оказалось неожиданным, как победа большевиков в 1917-м, – поскольку Сережа давно уже и свой-то ДР не отмечал. А чего там отмечать? Что стал на 10 кило старше?
Да и – работа, работа... Приползаешь без задних ног с нее, и какие уж тут подготовки к званым обедам? Работа... Она, по идее, должна была всех, кто трудится, объединить, – ну, как завещал великий Ленин и учила коммунистическая партия. А вот ничего подобного: все хотят не работать, а быть при этом счастливыми. И вечно-молодыми вдобавок!
Нет, лучше уж полу-религиозные, извлеченные из винтажного сундука именины! А когда станут спрашивать, сколько стукнуло, можно, хохоча, ответить: «Ну ты вот у Сергия Радонежского и спроси!»
Так что, не обращая внимания на свой ДР, Серый и на все прочие забил и в памяти такой ерунды больше не держал.
Но... Но тут чего-то всполошился, засуетился, задергался: ведь и подарок надо толковый найти, и надеть что-то приличное... Тем более, что с иезуитским смешком обещали с кем-то там познакомить. Фа-фа-ля-ля...
От приличного ломились шкафы, но все это невероятно ценное приданое шло уже за какой-то другой невестой, к несколько отяжелевшему Сергею имея мало отношения. Хотелось-то подросткового, зауженного... Но подростковое на взрослом взрослит еще хуже, чем взрослое...
«-дро-взро-ло-ло-ло...» А еще стихи писать пытаюсь, чумичка!
Как назло-ло-ло, нынче вокруг так и шастали модные пацанчики в узеньких укороченных джинсиках на нервных малокровных попках. Знаете, чтоб в облипочку, и чтобы снизу не только носочки выглядывали, но и целые куски бесстыдной голой ноги! Срамота жуткая – такая, что даже низ живота наливался томительной яростью! Особенно если там угадывался мохнатый кусок.
Совершенно правильно в средневековой Испании под страхом смерти запрещалось изображать ноги Девы Марии – иначе на позорном осле, по городу, в желтом шутовском одеянии и дурацком колпаке. «Аутодафе» называется. Потом пожалуйте на эшафот. «Гаротта» называется. Потом пожалуйте в ад, ибо таких еретиков в рай не берут.
Вот Серому и приходилось прятать ноги, что твоей Богородице, и вздыхать. Однако вздохами делу не поможешь – пришлось тащиться в ближайший «супер»: за подарком имениннику и прикидом себе, любимому.
Подарочная карта в дорогом бутике оказалась тем, чем нужно: именинник был большим франтом, и с ним вопрос был решен одним милосердным ударом. Зато себя-любимого шмоточно ублажать пришлось долго и мучительно, и оргазм все не наступал, подлюка, и даже попперсы в качестве сурьезных скидок не помогали. Вообще, надо было видеть это действо: с полу-голыми выскакиваниями из примерочных и криками: «А еще через размер у вас нет?» – словно примерки начинались с ползунков.
Но все, конечно же, было найдено, отсортировано по цвету, фасону и цене, – и упаковано с фальшивой улыбкой: «Вам очень идет!»
Можно выдохнуть и предаться мечтам: «а я ка-ак войду, а они все ка-ак упадут!»
Закрадывалось, правда, сомнение, что ковбойско-техасский стилек – да еще с джинсовой жилеткой, – будет таким уж свежим эстетическим событием, но сомнения на то и даны, чтобы их душить!
И вот день наступил. Дорогой ресторан, где должно было состояться празднество, находился в очередном «супере», только рангом повыше. Это ведь лишь на первый взгляд «развлекательные центры торговли и обслуживания» одинаковые, а на второй взгляд уже видишь разницу!
Но поскольку «супер» находился в кошкиной заднице, то решено было встретиться с еще одним приятелем, Толей, – дабы не заблудиться и не прийти к шапочному разбору потенциальных женихов.
Ужас «мужчин, ищущих мужчин»: волнуешься, прихорашиваешься, приходишь, а там на гостевой полке вместо солдатских шапок-ушанок и фуражек с кокардами – одни кокошники да кички... Стоишь и с грустью думаешь: куда свой-то кокошник воткнуть?
Приятель Толя был человеком сложным. А когда сложный человек оказывается еще и в сложных обстоятельствах, то это туши свет. Дело в том, что он не так давно расстался со своим другом, по совместительству – нынешним именинником. И, конечно, испытывал страшные муки. Помимо общечеловеческих – что дарить и как одеться, – муки были еще и мировоззренческие, индивидуальные.
Идти или не идти? Как вести себя с его «новым»? Сурово пожать руку или игриво щелкнуть по носу веером? Пожелать счастья в личной жизни или перевернуть ногой стол?
Мероприятие сладостно балансировало между затрапезной ординарностью и остросюжетной скандальностью.
Короче, Толя потерялся в непонятках. Но Сереге было с ним рядом спокойнее – всегда ведь чувствуешь себя спокойнее рядом с чужими проблемами.
Рождественская суета, позабыв про безмятежно-буржуазную, бургундо-божолейную чопорность, по-советски сладостно пенилась «жигулевским», наполняя здание под самый стеклянный купол, и казалось, даже звезды в черном небе искрятся, кружатся, перепираются, хамят и норовят пролезть в следующую хрустальную сферу без очереди.
Звезда с звездою говорила:
Ничо, што мы тут в слове «х**»?
Стол в ресторане был накрыт в углу общего зала и в этой публичности было что-то вызывающее. Дома оно лучше, конечно, только всех же там не разместишь. Слава богу.
Гостей за накрытым столом рассаживали «по интересам»: вроде как и предлагали «садись где хочешь», но гости ж не дураки: тасовались в этой колоде по какому-то, чаще злому, умыслу. Сережа оказался напротив очень привлекательного юноши, чья вежливая растерянная улыбка ясно давала понять: какое бы то ни было общение возможно «только через столик».
Толе повезло меньше: он авторитарно сел прямо напротив нового друга именинника, квадратного качка с невероятно огромными сексуальными руками. Лицо, правда, больше напоминало какого-то очередного волоокого диснеевского принца. Которым морду обычно не бьют.
Догадались, блин! В воздухе отчетливо запахло «переворачиванием стола ногой». Ну или кто-то украдкой слегка разулся...
Но приличия, как говорится, взывали, и все пока сидели чинно, и каждый полагал себя если не «свадебным генералом», то «святочным Дедом Морозом». Угощение удалось на славу: изысканные закуски, легкое и тяжелое спиртное; была даже итальянская граппа, плавно переходящая в грузинскую чачу, – градус действия которой вообще граничил с массовым поражением. Скоро про именинника забыли и стали общаться дискретно, над столом стоял гомон, прерываемый смехом разной тональности и тостами разной степени трафаретности.
На опытных непроницаемых лицах официантов периодически все же возникали легкие ухмылки: гостья за столом была всего одна и, благодаря ее присутствию, торжество производило впечатление «собачьей свадьбы», ничем подобным, безусловно, не являясь.
Дама бывала на всех подобных торжествах и просто посиделках в этой компании. Была хороша собой, обладала отменным юмором и чувствовала себя как рыба в воде. Только, в отличие от рыбы, -- так как соперниц не предвиделось, -- она безмятежно хохотала и принимала обильные комплименты – благо, на них окружающие, по обыкновению, не скупились!
На комплименты ведь не скупится тот, кто скупится на все остальное и столь необходимое женскому организму -- по слухам.
Вот только «за присутствующих здесь дам» пили, не вставая: хрен его разбери-пойми, кому тут вставать, а кому – только людей смешить.
Гости, надо сказать, были весьма разношерстные, разновозрастные и причудливо-этнические. Там сидели чиновник из приличной фирмы и шофер такси, айтишник и ландшафтный дизайнер, – и даже писатель затесался: все пытался произнести оригинальный тост и умничал. Были седовласые мужи и совсем юные парнишки-студенты. Были русские и татары, армяне и евреи, украинцы и якут...
Один даже стал говорить что-то велеречивое про традиции русской культуры, но его осадили со словами «Слушай, Масюкевич, ты ж у нас вроде как белорус!» На что почтенный дядечка гордо ответил: «Это я по отцу белорус, но мама-то у меня русская, а у евреев национальность передается по матери!»
Хохотали даже непроницаемые официанты.
Подобное «вавилонское смешение народов» можно увидеть только в каком-нибудь обширном семейном кругу, где все переженились на всех, где кто-то выбился в люди, а кто-то нет, и где между старшим поколением и младшим – триста лет татарского ига, которое оказалось враньем...
Ну или вот в такой компании.
Торжество неумолимо шло на коду. Толя, употребивший пару графинчиков граппы, тихо зверел напротив своего соперника, сидевшего как аршин проглотил среди малознакомых людей. Ему, бедному, хотелось домой, прижаться к вожделенному телу, хотелось обладать безраздельно.
А здесь от вожделенного тельца все время пытались отгрызть то ножку, то крылышко...
Дама хохотала все громче, слушая заплутавшего в метафорах очередного оратора, "забытого богом и мужчинами". Кто-то уполз курить, кто-то – беседовать «тет-а-тет-почему-бы-и-нет»...
Сереже вдруг стало совсем грустно... Обещанное новое знакомство никакой долгожданной радости не принесло: парень – тот самый, «через столик» – неожиданно напился и стал звать в всех в сауну – всех, ну вот всех! Кроме Сергея.
«Ну, пойду... Распугать там всех, что ли? Нет, только сауны мне
