Я до сих пор иду по дороге в Слайго

     Любил начинать строчкой: «Я шел...». Теперь пришел. Больше никуда ты не пойдешь. Привык уже? Не ври, к этому привыкнуть нельзя. Но жестокая правда не терпит двусмысленности. Либо так, либо этак. Не привык, но смирился, так точнее. На том и порешим, смирился. Хотя всегда ходил быстрыми, нервными шагами. Это всегда раздражало попутчиков, они не могли за тобой угнаться. Теперь такой проблемы нет. Потому, что ты уже никуда не идешь. Словами одесскими: «Ша! Уже никто никуда не идет!». Так-то вот.
     Все вокруг выглядит обманом. Дом напротив, деревья, кошка на помойном бачке. Кусты перед домом. Обман зрения. Обман всех органов чувств. Кажется, что вокруг что-то есть, а на самом деле существуешь только ты, даже не ты, а твое воображение. Иногда его замечает еще кто-то, но ты-то знаешь, что это обман. Иногда тебе стыдно, стыдно обманывать других. Себя не обманешь, но других... Стыдно! Иногда становится стыдно - а как же те, кто существуют в твоем воображении? О них ты подумал? Однажды они изчезнут из твоей головы. Нехорошо! Ладно, хоть у тебя не отшибло память, и ты можешь в ней самозабвенно ковыряться. Получается что-то вроде археологических раскопок. Течение прежней жизни можно только реконструировать по их результатам. Что ж, пусть так оно и будет.

     Итак, ты идешь по дороге. Скажем, в Слайго. Тебя только высадили из машины, дальше она не едет, Баллишенон - конечный пункт. Впереди Слайго, Галуэй, в итоге ты собираешься добраться к вечеру до Дублина. Какие смешные названия хранит твоя память! Стоит покопаться и все появляется на свет Божий. Остается только сдуть пыль, протереть краем рукава, поставить на полочку и долго созерцать.

    «Я до сих пор иду по дороге в Слайго. И когда туда доберусь, не знает никто, даже я сам.»

     А пока на улице шабат, мертвый сезон, особенно в этом спальном районе Иерусалима. Ты смотришь на улицу через открытую настежь дверь, в очередной раз понимаешь тщету всего сущего. И ладно. Ты добрался уже до Дублина. Что этот город?

     «Дублин. Что про него сказать? Город, располагающий к себе с первых шагов, с первых минут. Он встречает меня пританцовывающей теткой, одетой как девочка для конфирмации, в белое кружевное платье, помахивающей таким же белым кружевным зонтом. Она прохаживается по бульвару, улыбается и спрашивает у всех: «Как поживаете?» Ее фотографию я видел еще задолго до того, как попал в Ирландию, когда разглядывал какой-то путеводитель по Дублину. Местная достопримечательность. И еще церковь в Rathmines, небольшом районе недалеко от центра Дублина, про которую рассказывают что, обойдя семнадцать раз вокруг, можно встретить черта. Я честно наматывал круги, сбился со счета, но черта так и не повстречал.
Зарабатывать на пропитание приходится дудочкой. Я облюбовал арку, проход между двумя улицами, устраиваюсь поуютней, кладу перед собой полиэтиленовый пакет и начинаю дудеть. «Висл», местная разновидность флейты, металлическая с пластмассовым мундштуком, издает пронзительные и не очень мелодичные звуки, но это меня не смущает. Главное, что соблюден основной принцип - я не попрошайничаю, а честно зарабатываю. Редкие прохожие кидают мелочь, за час набирается фунтов пять. Чтож, ужин мне обеспечен, можно пойти пошляться по городу. Но первая забота - обеспечить себе ночлег, этим я и решаю заняться. Еще в Англии я слышал про ночлежку Армии Спасения, которую отправляюсь искать. Адрес мне удается выяснить у нищего, сидевшего неподалеку от арки, где я мучал дудочку. Там можно совершенно бесплатно переночевать и принять душ, а с утра выдают миску вполне приличной похлебки. Я нахожу нужный дом, объясняю матронам в форме Армии Спасения, кто я, откуда и что мне надо. Они долго совещаются по телефону со своим начальством, как-никак русский попадается им впервые. Наконец все улажено, меня записывают в толстую тетрадку и велят ровно в семь быть на месте. Одной проблемой меньше, у меня есть немного денег и уйма свободного времени. Отправляюсь в самый центр, к Тринити колледжу. Зайдя туда, отыскиваю кафедру славистики (наверное, такие есть в любом университете мира), знакомлюсь с завкафедрой. К моему удивлению, русским она владеет с трудом и вообще она болгарка. Узнав, что я из России и что у меня нет визы сокрушается, что в Ирландии я нелегально, а у нее есть место преподавателя разговорного русского на всю зиму. Это как раз то, на что я гожусь. Но у меня нет визы и это все портит. Не судьба. Распрощавшись и пообещав еще зайти, я отправляюсь на пешеходную улицу возле Тринити колледжа.
     Там я вижу массу гуляющего народа и не меньшую массу народа, который пытается что-нибудь заработать. Мое внимание сразу привлекает гадалка. На вид ей лет сорок, она гадает на картах Таро. Меня это гадание всегда интересовало, я подсаживаюсь и молча наблюдаю. Просто сижу и смотрю за ловкими движениями ее тонких рук, пытаясь вникнуть в суть гадания. Через некоторое время она обращает на меня внимание и спрашивает, не хочу ли я, чтобы она мне погадала. Гадание стоит пять фунтов. Они у меня есть, но это весь мой капитал и я с легким сердцем позволяю себе небольшую ложь - говорю, что денег у меня нет ни пенни. Она задумчиво на меня смотрит, улыбается и предлагает совершенно неожиданную форму оплаты. День моей жизни. Целый день. При этом не объясняя, как это будет воплощено в жизнь. Просто говорит, что если мне не жалко двадцати четырех часов, вынутых из моей жизни, то она готова погадать. Признаться, меня это немного настораживает. Вспоминается сразу «Степной волк» Гессе, «только для сумасшедших»... Не то, чтобы я был нерешителен по характеру, но уж больно необычно это предложение. И что-то во внешности ее меня беспокоит. Высокая, стройная, удивительно не по-ирландски красивая, признаки увядания почти незаметны, просто едва уловимы, скорее не первыми морщинами, а угадывается внимательностью мудрого взгляда зрелой женщины. Она не шутит, это видно. И я не решаюсь. Прошу разрешения посидеть рядом еще немного, посмотреть, как она гадает. Получив таковое, сижу и неотрывно смотрю за ее руками. Их движения завораживают. Движения даже не фокусника, а скорее, волшебника. Я забываю про время, прихожу в себя только когда башенные часы где-то за домами отбивают шесть. Пора в ночлежку, на улице холодно, да и дождь может пойти. Я раскланиваюсь с гадалкой и трогаюсь в путь. Уже проходя мимо Stefens Green, большого и очень ухоженного парка, где можно было бы переночевать, но на ночь его закрывают; я вспоминаю, что даже не спросил ее имени. Почему-то эта мысль застревает в моей голове, не дает покоя. Что-то неправильное есть в этом, но что, я никак могу понять. Позже, уже уехав в Донегол, я понимаю, что меня так беспокоило. Я никогда больше ее не увижу, хотя в Дублине проведу еще почти две недели. Она так и останется загадкой. Я много буду о ней думать, вспоминать ловкие мимолетные движения ее узких ладоней. И размышлять о том, что было бы, не откажись я от ее предложения.»

     Как полезно иногда разговаривать с самим собой. Со стороны это может показаться несколько странным. Я населил свой мир людьми и с ними разговариваю. Мне так проще, в противном случае я окончательно покроюсь скорлупой, окуклюсь, как гусеница, с той только разницей, что бабочкой стать мне не суждено. Итак, по дороге в Слайго.

     «Ни одной машины, меня начинает беспокоить перспектива ночлега под открытым небом. Но следующий «лифт», все-таки я удачлив, везет меня довольно далеко. Одно неудобство, водитель - фермер с западного побережья, его речь категорически непонятна. Он все время что-то говорит, я после каждой фразы послушно киваю этаким китайским болванчиком и молю Бога, что бы он меня о чем-нибудь не спросил. По дороге в машину подсаживаются еще двое, такого же дремучего вида фермеры. Одного я с большим трудом понимаю, остальных двоих никак. Вынужденно общаюсь с единственным, тем, которого я понимаю. Узнав, что я из России, он выпучивает глаза и открывает рот. На вопрос, как он понимает речь остальных, не мешает ли ему их неимоверный акцент, он отвечает коротко и просто:
    - Я совсем их не понимаю!
Теперь моя очередь открывать рот:
    - ???
    - Я, - говорит, - просто иногда поддакиваю и головой киваю...»

     За окном окончательно стемнело. Еще один мертвый сезон закончился, завтра начинается новая неделя. А есть ли тебе разница, новая неделя или старая? Ведь они похожи, как братья-близнецы. Так же отмечаются воем сирены по пятничным вечерам - «Шабат шалом!», даже хочется напялить припасенную на всякий пожарный кипу, - бутылкой красного вина, и то если повезет и ты успеешь кого-нибудь попросить ее купить для тебя. Копаться в своих воспоминаниях тебе надоело, сегодня ты извлек уже немало рухляди. Оставь на потом, не торопись, не обгоняй сани, в которых сам же и сидишь!

     «Как я радовался весной цветам гранатового деревца! Они были ослепительно-прекрасны и упорно цвели всю весну. Бывали моменты, когда я уже думал, что деревце не цветет больше, но появлялись все новые и новые ярко-красные цветы. Они заставляли верить в жизнь, в любовь, в будущее. Сейчас ветки согнулись под тяжестью плодов, уже осень. А весной оно опять зацветет, цветы его будут так же похожи на огоньки на рождественской елке, деревце беззаботно встретит еще одну весну. Я опять буду любоваться неистовой жаждой жизни стройного гранатового деревца, растущего перед моим домом. Только я стану старее еще на один год. Еще на год меньше останется надежды. Я помудрею и еще меньше места останется в моей душе для чуда. Просто опять буду сидеть и любоваться цветами. И думать, что еще один год прошел, из тех немногих, что отпущены мне Всевышним. Еще один, из долгой череды сменяющих друг друга моментов, из которых складывается жизнь.
Но пока - осень. Согнувшиеся ветки, плоды, готовые вот-вот упасть на землю, неопределимая, но всеобъемлющая печаль их созерцания. Что прошедший год? Он не принес разочарований, но и не добавил иллюзий. Один из многих в длинном, но увы, совсем не бесконечном ряду. Только и всего. Прекрасное время для созерцания и размышлений.»

     Не умеешь... Не умеешь ты не торопиться, старина. Вечно куда-то зачем-то торопишься. Ну ладно, давай, выкладывай, что у тебя в запасе, что ты можешь еще вытащить наружу? Скажем, про ту же Ирландию, ты ведь помнишь ее очень хорошо, ты до сих пор ею болен. До сих пор, говоря по-английски, делаешь это с немного ирландским акцентом. Это происходит помимо твоей воли и собеседники узнав, что ты из России, очень удивляются. Привычного русского акцента у тебя нет, ты этим очень гордишься.
    И не забудь смахнуть пыль с этого старья!

     [i]«Я брожу по крохотному островку со смешным именем Инч, в местности, которая называется Инишоэн. Это почти самый север Ирландии, графство Донегол. По преданию, последний оплот Ирландской независимости. На островке даже есть очень живописные руины замка и остатки старой деревни. Была ли она покинута во времена «картофельного голода», или просто постепенно умерла, как и многие другие маленькие деревни? Я натыкаюсь на нее случайно во время прогулок по островку. От деревни остались стены домов, часть каменной изгороди и круглый след от какой-то