Но интереснее всего, в виде петли, не иначе, обстояли дела у Гермогена. С одной стороны, вдова Мария Заиграева, с, как бы это сказать, с венценосным ресурсом, ну хоть в какой-то степени. А с другой стороны Агафья, хоть и без какого-либо ресурса, зато каждый день у Гермогена на глазах. Мужики не в курсе, а если женщина у мужчины каждый день на глазах, это почти гарантированная хана ему, в смымле, в конце концов рассмотреть её и влюбиться.
А тут ещё и услышанное от Володьки, которое долбануло Гермогена будто кузнец его голову с наковальней перепутал. Как, весело? Единственное, что наверное спасало Гермогена от окончательного и бесповоротного сумасшествия было то, что он не знал, пока не знал, о разговоре майорши Заиграевой с царём Петром. Не знал он, тоже пока не знал, о молчаливой любви Агафьи. Всё таки бережёт Кто-то таких как Гермоген, определённо бережёт.
***
Гермоген вспомнил рассказ Володьки и его аж передёрнуло. Измена, и где, в приёмной царя! Да, прав Владимир, надо всё рассказать государю. Не дай бог сам узнает, тогда держись. Уж очень скор и крут царь Пётр. Начнёт сыск да так, что чертям тошно станет. Чего доброго и Гермогена зацепить может, не извольте сомневаться.
Гермоген, он офицер, а офицеры привыкли выполнять приказы. Им, можно сказать, в диковинку обсуждать те самые приказы, сомневаться в них. Обдумывать, это да, это есть. Но обдумывать, как лучше выполнить его, а не выполнять или нет, опасно или нет. Это всякие там бездельники вельможи, от нечего делать, размышляют о тех вещах которых никогда не видели и не увидят. Делать-то ничего не делают, вот и размышляют.
Но сейчас настала пора, когда Гермогену надо будет поразмышлять над Володькиным рассказом и крепко подумать, как его донести до царя Петра. В том, что рассказанное Володькой правда, Гермоген уже не сомневался. В конце концов, такими вещами не шутят, даже через триста лет.
Ведь что странно, после кончины царевича Алексея ничего подобного не было, вообще не было. Конечно, за царевичем тянулся шлейф из недовольных царём Петром, а побольшей части обойдённых, в силу своей никчёмности, и надеющихся отхватить своё при царе Алексее.
***
Гермоген вспомнил свой первый день на службе в личных порученцах при государе, Петре. Никто его не представлял, да и зачем, такие шутки не шутят. Пришёл он в ту самую приёмную, представился, поздоровался.
Писари лишь подняли головы от своих рукописей, торопливо кивнули, и дальше писать. Ни имён, ни фамилий — дьяки, что с них возмешь. Секретарь соизволил выйти из-за стола, тоже представился, по этикету требуется, и на правах хозяина приёмной подвёл Гермогена к тем самым двум майорам.
Те, в свою очередь, здесь всё должно быть по Уставу, тоже представились Гермогену и всё. Совсем всё. Они тут же опять уселись на свои стулья, меньше минуты посмотрели на новичка недоумевающим взглядом, мол, откуда ты взялся, и принялись о чём-то шептаться.
Этим и закончилось общение Гермогена с майорами. Секретарь, да тот мало того что немногословен, молчалив от природы, постоянно занят. А оно и правда, дел у него, не позавидуешь. Царь, он требует, о причинах неисполнения того или иного дела не очень-то и спрашивает. Вот в такой немногословной обстановке и начал Гермоген службу, и до сего дня продолжал служить.
***
Если Гермоген и одумывал дело об измене, иначе и не назовёшь, то не его как таковое, а как бы доложить о нём государю. Удачно доложить, чтобы тот поверил и чтобы у Гермогена от того доклада голова с плеч не слетела. А что, да запросто!
О том, чтобы обратиться к государю при обитателях царской приёмной, да только сумасшедший решится. Ну арестуют тех майоров, а вдруг секретарь или писари, а то и все вместе с ними заодно? Пойдёшь домой, и шпага не спасёт, сунут нож в бок, и поминай как звали. Остаётся одно, как-то исхитриться, улучить момент когда его обращение к государю не вызовет никакого подозрения. Лучше всего, конечно, чтобы царь вызвал Гермогена к себе в кабинет с тем, чтобы повелеть исполнить то или иное дело. Но этого придётся ждать неизвестно сколько, а ждать особо-то и некогда. Помимо государственной важности и срочности дела Гермогена, точно также как и Володьку, изнутри сжигал его рассказ, будь он неладен.
***
Всё-таки есть Бог на свете, определённо есть. Через два дня после Гермогеновых размышлений выходя из кабинета царь Пётр коротко бросил Гермогену:
- Поедешь со мной. - и дальше пошёл.
Гермоген аж моментально вспотел, до чего всё получилось удачно и вовремя. Там уж, куда они поедут, горадо лечге улучить момент, а то и прямо просить у царя минуту для секретного разговора. Да, царь, он не чванливый, простой в поведении, не откажет.
Оказалось их путь лежал во дворец Светлейшего — Александра Данилыча Меншикова. Хозяин дворца царя Петра не встречал, как полгается каждому вельможе. Дело тут не в наглости или ещё в чём-то подобном. Просто-напросто Данилыч хорошо усвоил предпочтения Петра, в частности, его нелюбовь к чинопочитанию, и прочей дребедени.
Воспользовавшись бестолковщиной, присущей любой свите любого монарха Гермоген приблизился к царю и еле слышно сказал:
- Государь, дело у меня до тебя, важное и тайное.
Царь Пётр никак не отреагировал, как шёл так и продолжал идти. Но уже в приёмной Светлейшего, перед дверями его кабинета, как у себя во дворце опять коротко приказал Гермогену:
- Пойдёшь со мной. - и всё.
Гермоген опять вспотел от такой фортуны и мысленно перекрестился, как ловко всё вышло. Получается, царь Пётр ещё не ведая темы разговора поверил Гермогену. Дай-то Бог!
***
- Здравствуй, Данилыч. - войдя в кабинет поздоровался Пётр. - Как здрав?
- Твоими делами и молитвами, Мин херц. - вставая из-за стола и направляясь навстречу Петру ответил Светлейший.
Они приобнялись, не как монарх и верноподданый, а как старые друзья. А что, если без чинов и титулов на самом деле так оно и было. Светлейший проводил Петра к малому, для кофия предназначенного столику, предложил кресло и сам уселся в такое же напротив. Гермоген же, что твой дурак, как вошёл в кабинет Светлейшего так и застыл на пороге. Внимания на него никто не обращал, будто забыли.
- Ну, рассказывай свои секреты. - царь Пётр повернулся к Гермогену. - От светлейшего у меня секретов нет.
Гермоген сделал два нерешительных шага вперёд, мысленно вздохнул, перекрестился и:
- Даже знаю, Пётр Алексеевич, поверишь ли. - начал он.
- Если будут в твоих словах резон и разум, то поверю. - ответил Пётр. - Говори, чай не перед девкой хороводишься.
- Измена, государь. - как антонова огня боясь произносимых слов сказал Гермоген.
Пётр вскочил с кресла. Его лицо исказила жуткая гримаса. Замахнувшись своей тяжеленной палкой он двинулся на Гермогена.
- Что?! - прокричал он.
Уф, если бы не Светлейший неизвестно чем бы для Гермогена закончились эти слова. Александр Данилыч совершенно спокойно тоже встал с кресла и подошёл к царю. Взяв его под локоть он веживо, но тем не менее настойчиво припроводил Петра к кофейному столику и опять усадил в кресло.
- Мин херц. - тоном этакого заклинателя змей проговорил Светлейший. - Пусть всё расскажет. Расскажет, послушаем. А казнить, так это завсегда успеется.
***
Глядя на происходящее Гермоген вспомнил разговоры о каком-то прямо чудодейном влиянии княза Меншикова на царя Петра — оказывается правда.
- Говори. - было видно, царь успокоился.
- Кроме меня, Пётр Алексеевич, - не забывая как царь Пётр повелел обращаться к нему начал Гермоген. - при тебе для поручений состоят майоры Никита Маслов и Иван Челядин.
- Знаю. Не удивил. - буркнул Пётр.
- Они, а ещё кто, пока не ведаю, замышляют измену. - почувствовав безопасность от своих слов продолжил Гермоген.
- Что замышляют?! - голос Петра аж звенел.
- Говорят, что у сестры твоей, царевны Софьи, есть потаённый сын, Дмитрием зовут. - всё, теперь уже Гермогена было не остановить. - Что во времена бунта верные люди схоронили его в северных скитах, там и вырос. Тебя хотят свергнуть, а его позвать на царство.
***
Царь Пётр опять вскочил с кресла, только этот раз он не собирался лупить палкой Гермогена. На этот раз он, что твой дикий зверь, принялся метаться по кабинету:
- Я же им говорил! Я же им говорил! - выкрикивал он. - Воры! Изменники!
Светлейшему опять пришлось успокаивать Петра и усаживать его в кресло. Когда царь Пётр более-менее успокоился Светлейший взял дальнейший разговор в свои руки:
- Откуда прознал? - вполне спокойно спросил он Гермогена.
- Не знаю, Александр Данилыч, поверишь ли? - опять нерешительно произнёс Гермоген.
- Скажешь правду, поверим! - прямо прорычал Пётр.
- Не знаю как, появился у меня приятель.
- Он что, среди изменников пребывает? - спросил Светлейший.
- Нет. - Гермоген опять мысленно перекрестился и продолжал. - Он живёт за триста лет после нас. Ни он, ни я не знаем каким образом он, пребывая в бестелесном состоянии, приходит ко мне и проникает в мой разум. Он-то мне об этом и рассказал.
Давеча он захотел посмотреть на мою службу вот во дворец, никем не замечаемый, и явился. А явившись случайно подслушал тайный шёпот тех майоров.
Гермоген ожидал чего угодно, вплоть до того что царь Пётр его тут же забьёт палкой насмерть. Но ничего такого не произошло. Пётр и Светлейший переглянулись, затем посмотрели на Гермогена и Пётр спросил:
- Что твой друг ещё тебе сказал?
- Сказал, что в его времени ничего о царевиче Дмитрии неизвестно, и что никакого бунта не было. - фу-ф, кажись пронесло. Поверил царь.
- Когда он снова к тебе придёт? - спросил Пётр.
- Не знаю, Пётр Алексеевич. - пожал плечами Гермоген. - обычно он приходит по вечерам. На мою службу заглянул, потому что приболел малость, на работу не ходил, дома сидел.
- Куда не ходил? - переспросил Пётр.
- На работу, государь. - ответил Гермоген. - Они там, у себя, все работают. А отдыхают в субботу и в воскресенье.
- Толково придумано. - кивнул Пётр и уже обращаясь к Меншикову. - Данилыч, посели этого молодца у себя, пусть пока поживёт. И я, пока этот друг по-новой не объявится, тоже у тебя поживу. Приютишь?
- Мин херц! - укоризненно воскликнул Светлейший.
