Сквозь огонь и лёд (Хроника Ледяного похода) ч.1

потолком. Вокруг него за столом расположились станичные старики и прочие уважаемые в станице люди. Генералам предложили два табурета с дальнего от атамана торца стола. Они сели, винтовки между ног.
  - Так чего вы боитесь, станичники? – начал Романовский.
  - Так неизвестности, - честно сказал атаман. – Вот если бы вы насту-пали. То мы бы с радостью. А большевики, кто их знает, что за люди.
  - Потому и отступаем, что вы нам не помогаете, - заметил Деникин.
  - А вы, извините, господин, кто будете?
  - Заместитель главнокомандующего Добровольческой армии генерал-лейтенант Деникин Антон Иванович.
  - А обмундирование ваше где?
  - В Батайске.
  - Здесь не далеко.
  - Да, но железная дорога в руках у большевиков. Думали, что от Батайска наше наступление начнётся. Туда и направили боеприпасы, армейское имущество и моё обмундирование с прочими вещами. Да вот не получилось.
  - Так я и говорю: «Вы бы наступали, господа генералы!» Тогда бы мы вам помогли. А как же! А так вы уйдёте, красные придут. С меня спросят. Ещё, не дай Бог, безобразничать начнут.
  - И часто они у вас безобразничают? – мрачно спросил Романовский.
  - Бог миловал, но в других станицах, слышно, пошаливают.
  Начались бессмысленные разговоры, станичники упёрлись: не хотели пускать белых. А белые генералы, давили, знали: у них там люди мёрзли.
  На втором часу переговоров один из станичников вышел по нужде на баз и на обратном пути его остановил ординарец Романовского, разбит-ной казак Луганской станицы, которому надоело ждать в холодных сенях, и сказал:
  - Долго чего-то вы там. Смотрите, дождётесь! Подойдёт Корнилов, он вас всех повесит, а станицу из орудий разнесёт.
  - Такой суровый? – удивился станичник.
  - Что суровый? Жестокий! Он сибирский казак, наполовину киргиз. А степняки они все жестокие. Так что решайте там побыстрей.
  - А что решать-то?
  - Не знаю. Может, вы хотите помереть геройски, на виселице. Деревья-то крепкие найдутся в станице?
  - Тьфу, на тебя,- в сердцах плюнул станичник и зашёл в залу.
  Он подошёл к станичному атаману и пошептал что-то на ухо. У того вытянулось лицо:
  - Да ты что?
  - Да.
  - Вот что, господа генералы, вышли бы вы в сени, нам посовещаться надо.
  Генералы с неохотой подчинились. Через некоторое время их позвали.
  - Вот что, ваши превосходительства, мы понимаем, ваши люди устали, на базу прохладно. Что ж, заходите в станицу. Погрейтесь, отдохните. На полдня. А потом – всё! Если красные появятся – без боя отступайте. Нам тут драка не нужна. Поймите правильно.
  - Поймём как надо. И на том спасибо, - мрачно сказал Романовский.      Так сказал, что станичный атаман подумал грешным делом: «Ой, не дай Бог победят и вернуться!»

  Усталая, продрогшая Добровольческая армия разлилась по станице, располагалась в домах. Местные им были не рады. Доброармейцам было всё равно – очень хотелось согреться и уснуть.
  Софью де Боде нашёл прапорщик Пётр Тулупов, её знакомый по Александровскому училищу. Они вместе приехали на Дон, он ещё с Москвы оказывал ей знаки внимания.
  - Соня, я тут место нашёл, тёплое.
  Офицерочки заулыбались и стали многозначительно переглядываться. Софья на них грозно посмотрела.
  - Пойдёмте, Пётр.
  Тулупов подвёл её к серому сараю, открыл дверь:
  - Прошу.
  - Тулупов, это же сарай!
  - Не дворец, конечно, зато с сеном. Прошу, мадемуазель.
  Они зашли, разгребли в стоге сена яму, постелили шинель Тулупова, сняли сапоги, положили их под голову, на них вещмешки, а сверху папахи, рядом ремни и винтовки. Укрылись шинелью де Боде и постарались сверху навалить как можно больше сена. Пётр подсунул правую руку под шею Сони, они обнялись, согреваясь. Он нашёл её губы своими губами, нежно поцеловал, его левая рука стала гладить и ласкать  её. Под гимнастёркой он нащупал её девичьи груди, стал забавляться с ними. Она не возражала, только легла поудобней. Это он воспринял как призыв к действию. Его рука зашла за пояс её галифе. Соня поймала её и положила себе на талию.
  - Всё, Петенька, давай спать.
  Пётр подчинился. Они прижались друг к другу и закрыли глаза. Казалось и минуты не прошло, как заиграла труба, призывая доброармейцев к продолжению похода.
  Как не хотелось вылезать из тёплого сена! Но надо. Пётр опять поцеловал её. Соня упёрлась ему в грудь руками, отстранила его.
  - Ну, всё, хватит.
  Стали одеваться. Одеваться как можно быстрее – холодно.
  - Тулупов, только не воспринимай это в серьёз.
  - Почему? – удивился Пётр.
  - Я всё-таки баронесса.
  - Ну и что? У нас уже почти год как равенство всех сословий.
  - Да? - протянула она.
  - Да. Хотя маменька с папенькой будут не довольны. Что на баронессе я женюсь, что на крестьянке, для них один хрен. Видела в Москве памятник гражданину Минину и князю Пожарскому? Так вот, князь нам родственник. Дальний. Князья Пожарские и Тулуповы ведут свой род от князей Стародубских. Рюриковичи мы. Ты для меня худородная. Была бы хотя бы герцогиня, что ли.
  - Тулупов, ты шутишь, - сказала она весело и удивлённо.
  - Нет. Ты не огорчайся, для нас и Романовы – худородные. Подумаешь, от какого-то боярина Кошки произошли. Так что, Сонюшка, выйдешь за меня замуж, станешь княжной Тулуповой, принцессой.
  - Ты серьёзно? – она подошла к нему (они стояли одетые у сарая), положила свои ладони ему на грудь и заглянула в глаза.
  Он положил свои руки ей на талию и тоже стал серьёзным:
  - Серьёзно. Говорят, что дед Антон женился.
  - Не говорят. Я с его женой разговаривала.
  - Тем более. А мы чем хуже?
  - Я Сашу ещё не забыла.
  - Три месяца прошло, как его убили.
  - Ещё помню.
  В уголках глаз у неё заблестели слёзы, она их смахнула и сказала сдавленным голосом:
  - Ладно, пошли.

  Дон решили переходить в том месте, где в него впадает Аксай. Первым на другой берег перешёл Алексеев с тросточкой в руке. За ним галопом перевезли артиллерийские орудия и поставили их дулами к реке. Следом, верхом на лошади в сопровождении своего конвоя переправился главнокомандующий. Началась переправа.  Корнилов встал на пригорке и здоровался со всеми проходившими мимо. Над ним в голубом небе радостно сияло солнце.
  Лёд угрожающе трещал на реке, но всё прошло благополучно.
  Радуясь солнцу, радуясь, что вырвались из Ростова и благополучно перешли Дон, юнкера заорали песню:

  - Дружно, корниловцы, в ногу
    С нами Корнилов идёт!
    Спасёт он, поверте, отчизну,
    Не выдаст он русский народ!

  Через час колонна вошла в станицу Ольгинская, где уже находились пять остальных колонн. Станичники встретили Добровольческую армию прохладно: не обрадовались, но и препятствий не чинили.
  Красные обстреляли из орудий окраину станицы, да налетела красная кавалерия, но была отогнана. Больше красные белых не беспокоили. Добровольческая армия устраивалась на отдых.
  Корнилов устроил учёт наличных сил и реорганизацию армии.
Наличных сил оказалось чуть больше четырёх тысяч в основном офицеров: 3 полных генерала, 8 генерал-лейтенантов, 25 генерал-майоров, 190 полковников, 52 подполковника, 215 капитанов, 251 штабс-капитанов, 394 поручика, 535 подпоручиков, 688 прапорщиков, 437 кадет и юнкеров, 630 нижних чинов, 630 добровольцев, 148 врачей и медсестёр. А так же восемь орудий, разделённых на четыре батареи и 600 снарядов к ним. Патронов имелось по 200 штук на винтовку. И кроме всего прочего 118 гражданских беженцев.
  Все эти силы делились на 25 отдельных воинских частей. Называли они себя по-разному: полк, батальон, рота, отряд. Корнилов свёл всё это в два полка.
  Первый офицерский полк под командованием генерал-лейтенанта Маркова Сергея Леонидовича, куда вошли три офицерских батальона, кавказский дивизион и морская рота. К нему же придали юнкерский батальон Боровского Александра Александровича в составе юнкерского батальона, студенческого ростовского полка.
  Корниловский ударный полк под командованием полковника Митрофана Осиповича Неженцева, в который вошли Георгиевский полк, партизанские отряды и Партизанский полк Африкана Петровича Богаевского.
  А так же отдельно артиллерийский дивизион полковника Икишева, чехо-словацкий инженерный батальон под командой капитана Неметчика и три конных отряда полковников Глазенапа (казаки), Гершельмана (уланы) и подполковника Корнилова из бывших партизан Чернецова. 
  Корнилов совместил несовместимое. Алексеев очень беспокоился, особенно по поводу батальона Боровского.
  - Юнкера считают студентов чуть ли не большевиками или, по крайней мере, «социалистами». Они передерутся, в лучшем случаи, - сетовал он, - или переубивают друг друга.
  - Ничего, обойдётся, - отвечали ему, - Боровский хороший генерал, опытный. И, кроме всего прочего, главнокомандующий приготовил им сюрприз.
  На третий день пребывания (12 февраля) в Ольгинской, на восемь часов утра был назначен смотр армии. На построении очень долго строились. Не все были в курсе решения Корнилова. Наконец все выстроились согласно реорганизации.
  Перед армией выехал Корнилов. Раздалась команда:
  - Смирно.
  Корнилов представил армии новых назначенных командиров, произвёл юнкеров в прапорщиков, а кадетам и студентам присвоил новое звание «походные юнкера». Это привело молодёжь в неописуемый восторг. Новым прапорщикам немедленно были вручены погоны, а походным юнкерам – ленточки цветов национального флага, которые рекомендовалось нашить на нижний рант кадетских погон.
  Генерал Марков успокоил недовольных офицеров своего полка:
  - Господа! К сожалению, это Гражданская война со всеми её гримаса-ми. Такова жизнь! Я тоже перешёл с должности начальника штаба фронта на должность командира батальона, которым фактически является наш полк. Первый Офицерский полк. И я не знаю: будет ли второй? По правде говоря, из трёхсоттысячного офицерского корпуса России, я ожидал увидеть здесь несколько больше людей. Но и с малыми силами можно совершать великие дела! И не спрашиваете меня, куда и зачем мы идём. За синей птицей к чёрту на Кулички! Где это и что это – найдём, разберёмся!

  Корнилов так и не решил для себя – куда направить армию? Не хоте-лось ему идти в Екатеринодар. Его тянуло на родину, в Сибирь, здесь на Дону и Кубани он был всё-таки чужой.
  Из Ростова неожиданно приехали журналисты из различных изданий, в том числе и иностранных. Корнилов толи дурил журналистов, отвечая на вопросы, говорил, что поведёт армию в станицу Великокняжескую, толи на самом деле не хотел идти в Екатеринодар. Эти ответами он вселил великие сомнения в душу Алексеева по поводу намерений главнокомандующего. Михаил Васильевич предложил собрать совет. Корнилов согласился.
  - Обо всей моей солдатской жизни знает вот этот человек, - обратился он к журналистам, - это мой адъютант Байдаран-Хаджиев Надзар-Бек, ноя его зову просто – Хан Хаджиев. Хан мой близкий человек. Он был со мной в Быхове, мы бежали оттуда вместе сюда на Дон. Он про мою жизнь в этот период расскажет не хуже меня самого. Хан, расскажите, пожалуйста, им всё, о чём они вас спросят. А меня, господа извините – я занят.
  Корнилов ушёл, а его место занял поручик Хаджиев.
  После окончания интервью к Хаджиеву подошёл старый полковник.
  - Извините, поручик, генерал ушёл, а хотел сделать ему подарок. Я командовал полком в той дивизии, которой командовал