Последнее слово было, правда, грубее того, что я написал!
– Хорошо, тогда вспомни что-нибудь из того, что тебе задавали! – не отступал я.
– А зачем? – отозвалась Тома. – Я это уже прошла – и мне оно больше не надо.
– «Какая дура! – подумал я. – Надо от неё отделаться, и как можно скорее! Только как? Надо подумать».
4
И тут я вспомнил ещё одну знакомую мне девчонку. Звали её Милой. Вот как мы познакомились: один раз, в субботу, мы с бабулей решили заночевать на даче. С чего нам это взбрело в голову – не понятно, но мы не пожалели. Хорошо там было, свежо… По-моему, даже комаров в тот вечер не было. Помню, я тогда же, вечером, сказал бабуле, что пойду утром на рыбалку. Она дала добро. Утром, часов в пять, меня уже не было. Правда, я на всякий случай оставил бабуле записку.
На речке было хорошо, не сильно жарко – и можно было позагорать, что я и сделал, раздевшись до пояса. И вот тут надо бы сказать об одной моей промашке: поехав на дачу, я не взял плавок и полотенца, о чём тогда пожалел. А искупаться хотелось! Плавки – чёрт с ними, можно и нагишом окунуться; а без полотенца – тухло. Хотите – верьте, хотите – нет, но в то утро я так и поймал ничего, и, плюнув на это дело, стал просто смотреть на реку и о чём-то думать.
– Привет! – вдруг сказал мне голос над головой. Я поднял глаза – и увидел девчонку, может быть, чуть помладше меня, с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, серыми глазами и милым, я бы сказал даже, улыбчивым личиком. Её голосок был тоже звонким и весёлым, а речь бойкой. – Поймал кого-нибудь?
– Да ни фига! – говорю я моей новой знакомой, словно мы знали друг друга сто лет. – Сколько сижу, и хоть бы кто клюнул.
– Ясно, – сказала Мила. – Будешь ещё сидеть?
– Да нет, я, пожалуй, пойду, – говорю я.
– Не уходи! – молила моя собеседница. – Давай ещё поболтаем!
– А давай! – сказал я, желая того же и сам. Мы сказали друг другу наши имена.
– Ты не против, если я разденусь и лягу позагорать? – спросила Мила.
– Да, конечно, - ответил я.
Мила разделась до чёрного купальника, и, постелив большое розовое полотенце, легла. Надо сказать, Мила была сложена не хуже Томы, разве что у Милы, по-моему, грудь и попа чуть побольше, да ноги слегка поплотнее. Честно говоря, я, когда бегло окинул взглядом Милу, почему-то покраснел, точно увидел её совсем голую, и мне сильно хотелось куда-нибудь деть глаза... С чего это так вдруг – не знаю. Вспомнив потом это, я себе сказал: «Чтоб ты так покраснел, когда за Томкой подглядывал!». Чуть не забыл одну вещь: постелив полотенце, Мила достала какую-то книгу.
– Что ты читаешь? – спросил я Милу, желая отвлечься от своего смущения.
– Фантастический роман «Земля: рождение после гибели».
–А о чём он? – спросил я Милу. И она мне рассказала, что смогла:
– В какой-то степени сюжет напоминает историю о Содоме и Гоморре, городах, жителей которых Бог за пьянство и прелюбодеяния предал огню, чтобы стереть оба города вместе с ними с лица земли. Вот и здесь, как я понимаю, Всевышнему также надоело терпеть художества современного человека, как войны или нетрадиционные отношения (а, главное, признание этих отношений нормой!), что он наслал на планету инфекцию, от которой много кто умирали… Я, правда, не всё прочитала, однако, если верить аннотации, кому-то всё-таки повезет выжить… Но кому – пока не известно.
– Знаешь, Мила, по-моему, человека хоть какой «дубинной» шарахни, а если он не хочет понимать свои грехи и менять свою жизнь – он и не будет, даже под угрозой попасть в ад, – сказал я.
– Однако, слава богу, Стёпа, не всякий человек такой, – возразила Мила. – Иногда человеку боженька так даст по башке, что этот человек, побывав одной ногой в могиле, всё же задумается о перемене своей жизни в пользу всего хорошего. Впрочем, я согласна с тобой, что дурака не вразумишь никак и никогда.
– А есть ли у тебя в романе герой или героиня, за которых ты переживаешь? – спросил я Милу.
–Конечно! – уверенно ответила Мила. – Это семья Кэтти Джонсон. – Я забыл указать, что роман был зарубежным. – Знаешь, на фоне всех этих самоуверенных и мало думающих американцев её семья выделятся именно тем, что там живут по традиционным ценностям, где есть мать и отец, а не это уродство с родителями № 1 и 2, где принято любить друг друга, помогать друг другу просто так, от сердца, а не ради пиара в прессе и тому подобного… Впрочем, если учитывать, что Кэтти по крови русская, выросшая в семье эмигрантов, – то не удивительно, что это так.
– И ты этому веришь? – спросил я Милу.
– Верю, но осторожно, – ответила она.
– А ты часто сюда загорать приходишь? – спросил я Милу.
– Когда приезжаю на дачу – да! – ответила она. – Обычно тут никого не бывает, что мне маленько на руку.
– Почему? – спросил я.
– Как тебе сказать… – замялась Мила. – В общем, я люблю загорать полностью; и сейчас хотела это сделать, а тут ты рыбачишь.
– Понимаю! – сказал я с улыбкой. – Если честно, сам иногда так делаю, когда меня никто не видит. Просто так, от балды, если можно так сказать. Что ж, извини, что испортил тебе солнечную ванну.
– Да и ладно! – сказала Мила. – Зато мы поболтали хорошо! А ты сейчас серьёзно сказал, что голым загораешь?
– Абсолютно! – ответил я. – А ты?
– И я серьёзно! – ответила Мила. – Меня мама приучила так загорать, чтобы тело было красивым.
– Ясно. А ты чем-то ещё, кроме фантастики и солнечных ванн, увлекаешься? – спросил я Милу.
– Больше всего я люблю разные подвижные игры, рисовать и танцевать, – ответила Мила.
– Любишь рисовать? – оживился я, так как сам рисую. – А ты можешь показать мне свои рисунки?
– Как-нибудь в другой раз: они у меня просто на планшете, – ответила Мила.
– Хорошо! – согласился я.
Разговор прервал звонок от бабушки. Вот наш диалог:
– Алло! Стёпушка, ты в порядке?
– Да, бабуль, уже иду.
– Да не торопись, можешь ещё посидеть!
– Да чего сидеть, если не клюёт?
– Ну, как хочешь!
Закончив разговор, я вновь переключился на Милу.
– Мила, извини, но мне пора идти.
– Поняла. А мы ещё увидимся?
– Не знаю, но дай мне номер телефона. Я тебе позвоню.
Мила дала мне номер телефона, и мы простились. Почему-то хочется упомянуть одну вещь: уходя, я зачем-то оглянулся назад, и увидел, как Мила лежала уже голенькой. «Дождалась своего счастья!» – подумал я с улыбкой.
5
Так вот! Как-то вечером мне позвонила Тома, чтобы пригласить меня утром погулять, а заодно и поплавать. Однако я отказался, объяснив это тем, что бабуля чуток приболела, и мне нужно ей помочь по дому. Едва кончив разговор с Томой, я позвонил Миле и пригласил на пляж. Зачем? Да у меня как-то сам собой придумался план, как отделаться от Томы: я хотел не просто провести время с Милой, но и сделать одну-две совместные фотки, чтобы послать их Томе, снабдив их издевательской запиской, мол, я нашёл себе другую подружку, поинтереснее тебя, куклы пустоголовой: с ней можно поговорить и о кино, и о книгах, о чём угодно. Зовя Милу на пляж, я не посвятил её в эти детали, но сказал, чтобы она взяла свой планшет с рисунками, а сам подготовил бадминтон.
Вот на другой день мы пришли на пляж. Помню, я тогда слегка обалдел: людей на пляже не было вообще! Я сам едва смог поверить увиденному: прежде там были хоть какие-то семьи были, а тут пусто, как после чумы! И как-то вдруг стало пусто и тоскливо, что почему-то хотелось уйти...
Найдя себе место, мы с Милой стали приготовляться к пляжному отдыху. И тут я неожиданно предложил позагорать голышом.
– Прямо здесь? – спросила Мила. – А если увидят?
– Кто? – сказал я. – Тут никого нет. Можно сказать, что это дикий пляж.
– А если увидят? – не отступала Мила.
– Увидят – перейдём в другое место! – ответил я.
– Идёт! – согласилась Мила. – Только пообещай мне вести себя хорошо: не трогать меня и всё такое...
–Договорились! – ответил я.
Раздевшись до всего, мы легли на полотенца. Боже, как же было здорово, когда по нашим телам пробегал тёплый ветерок! Точно добрые руки природы-матери тебя гладили, и тебе хочется ещё и ещё её ласки. Трудно ли мне было выполнить обещание, данное Миле? Да не особо. В конце концов, я был пацан с нормальной психикой, который понимал, что можно делать, а что нельзя. Да и не в моих интересах было испортить себе свидание с новой и интересной девчонкой из-за глупости. Однако же не буду врать, что мне хотелось полюбоваться на Милу, как можно любоваться на изящно слепленную или вытесанную скульптуру обнажённой женщины в музее.
Лёжа на полотенцах, мы с Милой болтали о фантастике. Помню, я тоже поведал Миле какой-то рассказ. Если в двух словах – то это очередная американская история о спасении вселенной от всяких инопланетных сущностей. Тема не новая – и поэтому расписывать её я не буду.
– Знаешь, Стёпа, я читала подобные рассказы, но мне почему-то это всё кажется притянутым за уши, – сказала Мила. – Я не верю во всех этих зелёно-сине-фиолетовых человечков и прочую такую нечисть. Читая такое, я невольно задаюсь вопросом: а на черта этим инопланетянам это надо? Просто уничтожить землян и насадить свои порядки и свою жизнь?
– А если бы и так! – сказал я. – Ты припомни: нечто такого рода хотели сделать два вполне земных европейских правителя – Наполеон и Гитлер. Правда оба по морде словили… Так что почему бы инопланетянам не попытать в этом счастье?!
– Не знаю… – ответила Мила, пожав плечами.
– А если бы ты сама сочиняла – то о чём бы написала? – спросил я Милу.
– Не знаю, Стёпа, – ответила Мила. – Наверно, в моей фантастике было бы что-нибудь любовное, романтическое…
– У кого что на уме! – сказал я, невольно улыбаясь. – Давай посмотрим твои рисунки!
– Давай! – согласилась Мила.
Наступила пауза, во время которой мы с Милой смотрели её рисунки. Почему-то мне лучше всего запомнилась картина «Прогулка в осеннем парке»: аллея, окрашенная в жёлтый цвет, и по этой аллее гуляют девушка и молодая женщина, похожие друг на дружку, как две капли воды. В девушке я тотчас узнал Милу, а рядом была её мама. Как объяснила Мила, эта картина срисована с фотографии, сделанной её отцом. А ещё, я помню, мне понравился портрет Милиного деда, ветерана войны и танкиста. До сих пор помню это хитроватое, улыбчивое лицо старика с поседевшими усами. Даже глаза не выдавали того, что человек прошёл тяжёлую и страшную войну, в память о которой, со слов Милы, имеет ранение… Взгляд был молод, весел и бодр.
В какой-то момент я отвлёкся, чтобы попить, и краем глаза я увидел Тому в компании двух её подружек. Они тоже пришли тоже позагорать и покупаться. Это был для меня неприятный сюрприз. «Что делать? – думаю я, поняв, что влип. – не драпать же с пляжа, поджав хвост, как шакал! Да и чёрт с ним: увидит – так увидит! Может, оно и лучше будет: все счёты сразу буду сведены!». Я продолжал болтать с Милой и смотреть её картины.
– Интересное кино! – прозвучало над нашими головами. Я спокойно поднимаюсь, Мила, тоже поднялась и прикрылась своим полотенцем. – Это ты бабуле помогаешь, да ещё в голом виде? – сказала Тома, после чего, не дав мне ответить, переключилась на Милу. – А её ты позвал, чтобы скучно не было помогать бабушке, лёжа на пляже? А что ж ты со мной был такой стеснительный?
– Я бы хотела понять, что происходит, Стёпа? – спросила Мила. Поняв, что я попал, и что комедия может кончиться далеко не по
|