(Новгородская I летопись // ПСРЛ, т. III, с. 219, М., 2000)
“Въ лЪто 6497 (989). Постави владыка епископъ Iоакимъ первую церковь древяную дубовую святые Софiи <…> идЪже послЪди поставилъ Сотко богатой церковь каменну святыхъ мученикъ Бориса и ГлЪба, въ лЪто 6558, яже та церковь стояла въ Каменномъ городЪ дЪтинцЪ, близъ каменной градной стЪны”
(Новгородская III летопись // ПСРЛ, т. III, с. 208, С.-Петербург, 1841)
Новгородский купец Сотко Сытиныч тоже не мог быть прототипом былинного героя. У них одинаковое имя, каждый построил в Новгороде церковь: исторический Сотко – церковь Бориса и Глеба, былинный Садко – “церкву соборнюю Миколы Можайскому” (“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, т. II, №134, с. 253, М., 1910) – и на этом всё. Прототипом Сотко не был, но влияние на развитие былинного образа он оказал. Его прозвище – “богатый” и упоминание о нём в летописи представляет нам Сотко не просто как авторитетного и влиятельного горожанина, а как одного из лидеров новгородской элиты. Несметные богатства Сотко сделали его имя нарицательным, и оно закрепилось за героем былины. Былинный Садко тоже стал купцом и приобрёл некоторые черты знаменитого новгородского богатея. Имя Садко видоизменилось из еврейского Садок (Цадок), оно появилось на Руси только с принятием христианства, а вот какое имя носил герой былины первоначально – это нам не известно. В “Слове о полку Игореве” прославляется “вЪщий” певец Боян, который:
“…растЪкашется мыслию по древу,
сЪрымъ вълкомъ по земли,
шизымъ орломъ подъ облакы”
(“Слово о полку Игореве”, ЛП, с. 9, М.-Л., 1950)
Дальше в тексте рассыпаны прямые цитаты из песен Бояна, на которые автор “Слова” то и дело ссылается. А это может означать только одно – что Боян был реальным человеком, гениальным певцом, но к былинному герою никакого отношения не имел (“Испытание “Словом…” // А.Л. Никитин “Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди”, с. 265-271, М., 1998; его же // “Новый мир”, №6, 1984, с. 221-225). Писатель В.И. Щербаков попытался, исходя из созвучий, отождествить имена Боян и Вяйнямёйнен (Владимир Щербаков “Века Трояновы” // “Дорогами тысячелетий”, кн. II, с. 77, М., 1988), вот только отдалённое звуковое сходство абсолютно ничего не доказывает. Без фактического материала любая версия нежизнеспособна. Подлинное имя героя былины мы уже никогда не узнаем.
Разбогатев, Садко построил себе каменные палаты, устройство которых характеризует былинного гусляра как заправского демиурга:
“Во своих палатах белокаменных
Устроил Садке все по небесному:
На небе солнце, и в палатах солнце,
На небе месяц, и в палатах месяц,
На небе звезды, и в палатах звезды”
(“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, т. II, №134, с. 245, М., 1910)
Когда-то божественный гусляр был фигурой всемирного масштаба. Но появлялись новые боги, забирали себе власть на небе и прежним владыкам пришлось потесниться. Вот и Садко покинул Новгород на своём корабле. В былине объясняются причины такого поступка, но придуманы они как-то поспешно и выглядят нелепо. Будто бы Садко похвалился скупать абсолютно все товары, что ни привезут в Новгород:
“Повыкуплю товары Новгородские,
Худые товары и добрые!”
(Там же, с. 246)
Ни один купец так не поступит. Бездумно сорить деньгами, сметать, не глядя, все товары подряд. Зачем? Что он будет делать с этим хламом? Если искать логическое объяснение странным действиям Садко, то его безудержное хвастовство можно расценить как приниженное и деформированное воспоминание о полузабытом властителе, которому в древности принадлежало всё, что ни есть на земле, под землёй и в небесах. Но власть сменилась и роль прежнего властителя стала намного скромнее. Главное деяние Садко – обретение солнца. Вот за движением солнца он теперь и должен присматривать. Солнце в виде золотой рыбы плавает в небесном синем море, а Садко со своего корабля следит, чтобы светило не уклонялось от установленного пути. Корабль Садко хорошо виден в небе – это месяц. О том, что этот корабль летучий, свидетельствует и его название – “Сокол”:
“Как по морю – морю синему,
Бегут-побегут тридцать кораблей,
Тридцать кораблей – един Сокол корабль
Самого Садки, Гостя Богатого”
(“Песни, собранные П.В. Киреевским”, вып. 5, №2, с. 41, М., 1863)
Сокол корабль упоминается и в былинах про Илью Муромца (“Песни, собранные П.В. Киреевским”, ч. 1, вып. 01, №7, с. 22-23, М., 1860; Н.С. Тихонравов и В.Ф. Миллер “Русские былины старой и новой записи”, №№16, 17, с. 63-65, М., 1894). А это уже говорит об устойчивости образа.
И вдруг корабль Садко стал на море и не двигается с места. Сюжет довольно распространённый, А.Н. Веселовский в своей статье привёл подборку похожих историй: английская баллада, сочинение Цезария Гейстербахского “Беседы о чудесах” (Dialogus miraculorum), шотландские баллады, песни датская, шведская, норвежская (А.Н. Веселовский “Былина о Садке” // ЖМНП, 1986, ноябрь, ч. CCXLVIII, с. 270-274). Причина подобного явления достаточно очевидна – корабль вмёрз в лёд. Обычное дело. Но для сухопутных жителей, не плававших по морю, появляется простор для фантазий. Да и моряки – люди суеверные. Многовековая вера в сверхъестественные существа и ничтожество простых смертных перед разгулом стихии вызывает в человеческом сознании образ безжалостного владыки глубин, от прихоти которого зависят жизни множества людей.
Вот, например, в древнегреческой мифологии мореходы феаки помогли Одиссею вернуться на родину вопреки воле повелителя морей Посейдона. За этот проступок разгневанный бог превратил корабль феаков вместе со всем экипажем в скалу (Н.А. Кун “Мифы Древней Греции”, с. 499, М., 2000). В принципе, именно так южане и должны воспринимать замёрзший корабль. Феаки – народ мифический, это не греки, а рассказы о них греки восприняли от северных народов, знакомых с морозом и льдом. Или библейская байка про Моисея, который будто бы заставил расступиться море (“Исход”, гл. XIV.21-27 // “Библия или Книги Священного писания Ветхого и Нового завета в русском переводе”, с. 78-79, С.-Петербург, 1900). Байка получилась вздорная, но, если поискать рациональное зерно, то это может быть пересказ какой-нибудь истории людьми, не имевшими понятия о северных зимах. Скажем, на некое племя напали враги, после побоища остатки племени обратились в бегство и, спасаясь, перебежали реку по тонкому льду, а тяжеловооруженные враги провалились под лёд и утонули. Такой вариант, по крайней мере, выглядит правдоподобнее, нежели библейская байка.
Датский хронист Саксон Грамматик (1140-1216) откровенно позаимствовал былинный сюжет для рассказа о том, как некий Старкадер убил норвежского короля Викара. Корабль, на котором они плыли, не мог двигаться вперёд из-за сильного встречного ветра, вот тогда и было принято решение выбрать с помощью жребия кого-нибудь из экипажа в жертву богам. Жребий выпал самому Викару и Старкадер немедленно умертвил короля (Саксон Грамматик “Деяния данов”, т. I, кн. VI{6.5.7}, с. 205, М., 2017). Хронист нередко посылал своих героев воевать на Русь, сочиняя для них немыслимые подвиги, и черпал своё вдохновение из русских же преданий.
Чтобы умилостивить морского царя Садко велел в качестве дани пожертвовать ему бочку серебра и бочку золота. Такая щедрость, конечно, объясняется эпическим преувеличением, но обычай приносить жертвы водяному владыке действительно существовал на Руси. Один такой случай описал немецкий дипломат Сигизмунд фон Герберштейн, побывавший в России в начале XVI века. Григорий Истома, служивший толмачом при Василии III, рассказывал, что в 1496 году был отправлен с посольством в Данию. Когда корабль обогнул мыс Святой Нос, то у скалы под названием Семес (Semes) был задержан сильным встречным ветром. Тогда хозяин корабля взобрался на скалу и рассыпал по камням овсяную муку, смешанную с маслом, после чего ветер утих (Сигизмунд Герберштейн “Записки о Московии”, с. 201, МГУ, 1988). С этим рассказом совпадает эпизод одной из былин, в которой Садко двенадцать лет плавал по Волге-реке и жертвовал ей хлеб с солью. Волга, видимо, попала в былину по недосмотру, а первоначально там должна быть река Волхов, тем более что братом этой реки оказалось Ильмень-озеро (“Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым”, ЛП, №28, с. 142-143, М., 1977; “Песни, собранные П.В. Киреевским”, вып. 05, №3, с. 47-48, М., 1963). Но в остальных вариантах былины усилия Садко пропали втуне, и пришлось бедолаге отправляться в гости к морскому царю. Приглашение было из тех, от каких отказаться невозможно.
Причины, по которым морской царь срочно призвал к себе Садко, в былинах предлагаются разные – либо Садко играет с царём в шахматы (Н.Е. Ончуков “Печорские былины”, №75, с. 303, С.-Петербург, 1904), либо он разрешает спор между царём и царицей:
“– Я затем тебя сюда требовал:
– Ты скажи-скажи и поведай мне,
– Что у вас на Руси есть дорого?
– У нас с царицею разговор идет,
– Злато или серебро на Руси есть дорого,
– Или булат-железо есть дорого?
Говорит ему Садко купец, богатый гость:
– Ай же ты Поддонный царь,
Я скажу тебе и поведаю:
У нас злато-серебро на Руси дорого,
А булат-железо не дешевлея;
Потому оно дорого,
Что без злата-серебра сколько можно жить,
А без булату-железа жить-то неможно,
А неможно жить ведь никакому званию”
(“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, т. II, №107, с. 28, М., 1910)
Но потом Садко обязательно играет перед морским царём на гуслях. Это и есть настоящая причина царского гнева – Садко не выполнял своих обязательств, а царь и его гости соскучились по музыке. Пришлось применить силу и власть против нерадивого гусляра. В царских палатах Садко встретил и самого царя, и царицу, и их дочерей, оказавшихся реками. Пребывая в подводном царстве, гусляр приобрёл истинное зрение и увидел изнанку мира, недоступную простым смертным. Это обстоятельство можно трактовать как приобщение Садко к кругу бессмертных. При этом никакого равноправия не было и в помине – обитатели подводных палат олицетворяли собой могущественные силы природы, и какой-то гусляр им не ровня. Его дело – играть на гуслях и потешать господ.
Садко заиграл, и царь начал плясать. День играет, второй, третий, а царь всё пляшет. Вот ещё вопрос – что первично? Садко играет, потому что его заставляет царь или царь пляшет, потому что его к этому вынуждает звучание гусельных струн? Садко, ведь, необычный гусляр и его музыка подчиняла себе даже богов. Так может, первопричиной
