Мне опять снится сон:
разбитый проселок, лениво петляющий между полями и чахлыми перелесками, грязные лужи под ногами и унылый мелкий дождь, который, минуя одежду, проникает прямо под кожу. Я бреду по обочине неизвестно откуда и неизвестно куда. И неизвестно зачем.
Просыпаюсь в своей комнате, дневной зной еще не до конца выветрился, и шумит вовсе не осенний дождь, а вентилятор. Открываю глаза, пытаюсь прогнать из мыслей безрадостную картину своего сна, но она не уходит, я еще ощущаю серый промозглый дождь, заполняющий бесконечное пространство вокруг. Мне становится совсем не по себе, я беру со столика у кровати стеклянную миску, размахиваюсь, и что есть силы швыряю о стену. Она с глухим хлопком рассыпается на множество крупинок и с шорохом осыпается на пол. А я ожидал грохота, звона осколков, это должно было вернуть меня к действительности. Проклятая посуда, даже она против.
Со стороны можно подумать, что я сумасшедший, кому еще придет в голову, проснувшись, кидать в стену посуду; подумавшие так в значительной мере окажутся правы.
Город умер,
или мне только кажется, что тот город умер? Не успев рассказать мне и сотой доли своих историй. Город бездомных кошек и бездомных людей. Людей, которые умеют прятаться. Людей, которые всю жизнь ищут, но не находят, потому что не знают, чего ищут. Город игры камня и человека, игры, в которой камень всегда выигрывает. Город вечного сомнения, жители которого так и не научились отличать добро от зла. Где все жители немножко сумасшедшие.
А иногда мне кажется, что это я для города умер. Он погрустил немного и забыл меня. Я так любил его, я слышал его тихую неторопливую речь, а теперь начинаю забывать тот язык, который был понятен нам обоим. Я начинаю забывать любови, которые подарил мне город. И людей, которые были мне дороги, а теперь постепенно исчезают, память о них превращается в память о себе самом. А о себе помнить бессмысленно, я и так вижу себя каждый день.
За окном идет дождь. Остается откупорить припасенную бутылку вина, поудобнее усесться с ногами на диван, и в который раз приняться размышлять, кто все-таки умер, я или город. Мысли, приходящие в голову, не успокаивают. Вроде и я еще жив, и город, по слухам, тоже. Все-таки, кто из нас больше неправ?
Я умею слушать,
но никакое это не достоинство, и особого умения совсем не надо. Я не высказываю зрелых и взвешенных суждений. Просто слушаю. Оказывается, мало таких, кто слушает. Точнее, не так. Мало кто обращает внимание на то, что слышит. И говорящий (или пишущий, неважно) каким-то образом сразу это замечает. А я умею, это всегда так было, сколько себя помню. Иногда это бывает мне в тягость, чего уж там. Но я не подаю вида, наверное, мне просто неловко оборвать собеседника на самом важном, и я выслушиваю до конца. И странно ведь, никакой оценки, никаких советов, а мне говорят: ”Спасибо!”, и это искренне, я вижу. Впрочем, все услышанное не пропадает бесследно, во мне всегда остается маленький след.
Здесь тоже есть осень,
на мой взгляд, совсем неправильная осень. Где-то к середине ноября появляются желтые листья, они не падают с деревьев, а возникают сразу у моего порога и начинают проситься в дом. Жесткие, какие-то скрюченные и поэтому очень жалкие, они жмутся к двери, ждут, пока она откроется, чтобы сразу устремиться в комнату и разбежаться по самым дальним углам.
Потом начнется зима, тоже неправильная. Промозглые дожди, не дающие высунуть носа из дома, в это время я впадаю в унылую спячку. Только листья время от времени напоминают о себе тихим шорохом откуда-нибудь из-под дивана или из-за шкафа.
Так мы с ними и живем, вечерами слушая дождь и завывание ветра, по субботам зажигая свечки, а ночью тихо переговариваясь, точнее, я сплю, а листья мне что-то нашептывают из темных углов на своем лиственном языке. И даже зимой я вижу осенние сны. Потому что я осенний человек.
Я маленький человек,
и никогда не хотел быть большим и значительным. Не хотел быть в центре внимания, не был душой компании и стеснялся, если на меня смотрели сразу многие. Мне легко затеряться в толпе. Такой уж я. А еще я ем бутерброды вверх ногами. В смысле держу бутерброд маслом или колбасой вниз. В детстве я услышал шутку, что так вкуснее, попробовал, и это оказалось правдой. С тех пор я так и делаю.
В полночь
меня посещает шальная мысль: не позвонить ли, не заказать ли пиццу. Вот так, ночь на дворе, а я поднимаю телефонную трубку и просто говорю, что хочу большую пиццу. Мне предложат на выбор Куаттро Стаджони, Фунги Порчини, Маргариту или... черт знает какие еще, перечисление займет несколько минут, я даже растеряюсь от обилия итальянских названий. Дорого, но на секунду можно почувствовать себя хозяином жизни: позвонил, через полчаса привезут, в нагрузку вручат подарок – «Чупа-чупс» или воздушный шарик.
Привезут, но я буду сидеть, рассматривать картонную коробку с яркой картинкой и думать: а на хрена мне эта чертова пицца? Она же невкусная. Впрочем, надумавшись всласть о возможности такого широкого жеста, иду на кухню и жарю яичницу. Делать широкие жесты по отношению к самому себе – стоит ли? Наверное, все-таки глупо. Яичница получается вкусной, а желтый воздушный шарик у меня и так есть.
Я перечитала Вас..
Эта вещь у меня в личной библиотеке и дорогом хранилище живет уже два года..
Не будем выяснять кто кого когда..Это не то и лишнее..
Но,,я с удивлением вижу..что Здесь такая проза..ну как бы ..слишком ..слишком ХОРОША..для той скорости процессов ..которые приняты на обычных хоть и очень домашних и добрых сайтах..
Это ..как кинематограф Тарковского..для необычных и тонкочувствующих сердец, живущих не красками а переливами и оттенками. Вы мастер слова и чувства. И Ваша пренебрежитеьность к себе некоторая в комментариях..только еще раз убеждает меня..что это такая защита.. тоже так делаю..А человек вы ранимый и очень обостренный на жизнь что ли...У Вас потрясающая проза..Я на ней оживаю и отдыхаю душой. И самое главное ее качество, она потом не пропадает из памяти...А Очень помогает выруливать в рутине быта..Спасибо. Ваше пребывание здесь для меня маленький праздник встречи своего..