сиамских не близнецов, давала советы, предупреждала о якобы грозящих опасностях ну и так далее. А вообще–то на её долю выпала самая трудная задача – переживать за происходящее.
Конечно, сейчас передвижение Ивана было мало похоже на передвижение какого–нибудь там ухаря с гармошкой по деревне, но передвижение происходило и происходило хоть и медленно, но в нужном направлении, а не куда получится. Дядя Саша поддерживал Ивана, Иван поддерживал костыль, позволяя ему исполнять свои обязанности, а Марья кружила и хлопотала вокруг придавая происходящему ту значимость, которая присуща только выходу на люди очень важных персон, правда без торжественности.
Выйдя на улицу Ивана погрузили в ожидавшее их такси. Дядя Саша сел рядом с водителем, а Марья, заставив Ивана изрядно поползать по салону, уселась рядом с ним. На гуляющих и якобы жаждущих Иванова внимания женщин никто внимания не обратил, даже Иван, не до того. Да и были ли они, ещё тот вопрос, теперь уже и не узнаешь. А вообще то даже если бы Иван и обратил на себя какое–то женское внимание и даже не одно, то шансов у этих «вниманий» на взаимность никаких не было. Само присутствие Марьи, даже если и не приглядываться, говорило за то, что «занято» и что, мол, ищите в другом месте, а здесь вам, внимательным, ничего не обломится, да и опасно это. Интересно, а почему женщины такие собственницы?
До деревни доехали быстро, а что там ехать, всего–то километров десять. Извлечь Ивана из машины оказалось сложнее, чем его туда засунуть, но с этим тоже справились и можно сказать что наконец–то Иван оказался у Марьи в доме.
Разумеется, и об этом невозможно не упомянуть, а то ещё обидятся: такси перед Марьиным домом и извлечение из него Ивана с последующим в дом препровождением не осталось без внимания со стороны деревенского общественного мнения. Поначалу, в общем–то ничем непримечательное событие, внимания к себе не привлекло, но это только поначалу.
Увидев Ивана, транспортируемого костылём и дядей Сашей в Марьин дом, и эскортируемого Марьей, свет в головах общественного мнения на мгновение померк, чтобы возродиться вновь, но уже совсем в других, более ярких красках. А как же, где же это видано, чтобы не спрося и не поставив в известность, творить такое – среди бела дня неженатого мужика к себе в дом тащить, пусть даже и загипсованного?!
Происходящее напоминало ядреный взрыв: сначала световая вспышка – увидели, потом ударная волна – обмен первыми впечатлениями. Но впечатления, тем более первые, сами по себе состоят только из того, что увидели потому безликие и неинтересные. И наконец проникающая радиация – слухи и домыслы, а это всерьёз и надолго. Так же как и при радиации, количеству и формам мутаций при этом нет числа, потому что одна мутация мутирует от другой, ну разве что в случае с Иваном да Марьей «зона поражения» ограничена деревней.
Кстати, некоторые деревенские жители, вернее жительницы, умудрились «домутироваться» до того, что начали путать популярную передачу Дом–2 c выпусками новостей. Правда, дабы не сваливать все грехи на Ивана с Марьей, произошло это задолго до того, как он даже под машину попал.
***
Разумеется стол в доме был уже накрыт. Не сказать чтобы обильно и торжественно, а как бы обыденно, как бы между прочим. Но в кажущейся обыденности сервировки присутствовала едва видимая и заметная торжественность, которая просто не могла быть незаметной. Это как с косметикой. Иная намажет на себя всё что под руку попадется и довольна. Выглядит конечно ярко и издалека заметно, а толку никакого. А другая возьмёт чего–то там, только ей известного, по чуть–чуть, а эффект – у мужиков ноги отказывают от такой красоты и валятся они перед такой женщиной в штабеля и кучи. Так и здесь, вроде бы ничего такого и нет, а вместе с тем есть, и такое что глаз не отвести.
– А где?! – разочаровано произнес Иван, когда все уселись за стол.
– Что где? – не поняла Марья.
– Самогонка где? – было непонятно, Иван опять дурачится или на самом деле расстроился из–за того, что на столе «пусто»?
Ни слова не говоря Марья сходила на кухню и принесла хрустальный графинчик наполненный не иначе как водкой. Скорее всего, в силу своего плебейского происхождения, самогонка к столу не была допущена. Правда и водка особой «знатностью рода» похвастаться не может, но всё равно, по «родовитости» она стоит выше самогонки, потому как ей доступны магазины, а самогонке нет. А вот если судить по древности рода, то здесь ещё надо смотреть и разбираться, кто кого…
Но не водка на Ивана произвела впечатление, кстати, на дядю Сашу тоже, а графин, да ещё хрустальный. На фоне повседневности он выглядел как член бригады работяг одетый во фрачную пару тогда как все остальные одеты кто во что. Вот вам и торжественность: вроде бы и нету, а вместе с тем и есть.
– Ну, давайте что ли за то что выписали? – разлив водку по рюмкам предложил дядя Саша.
– Не, Саш, за это не интересно. – отклонил предложенный дядей Сашей тост Иван. – Давай лучше за Марью выпьем. Если бы не она меня бы там разобрали на запчасти и продали.
– Молодец, Машенька, – поддержал Ивана дядя Саша. – Столько народу спасла. А то из–за Иванова языка передрались бы все. Ещё чего доброго поубивали бы друг друга. За тебя!
– За тебя, Марья! – Иван выпил стопку водки и выдыхая сказал. – А вообще–то мой язык только в комплекте со всем остальным работает.
– Закусывай, Комплект. – смутившись от похвалы, Марья немного пригубила, потому что была женщиной непьющей, ну если только за компанию, как сейчас, и то чуть–чуть. – Саш, ты бери что видишь. Специально не готовилась, так, всё на скорую руку. – как и любая другая хорошая хозяйка, Марья лукавила, потому что было видно, на скорую руку такое не приготовить.
– Тебе когда обещали гипс снять? – хрустя маринованным огурчиком спросил дядя Саша.
– Обещали недели через три.
– Ну, это недолго. – по законам жанра, дальше должны были последовать рассказы о том кто, когда и что ломал и сколько пришлось носить этот самый, такой неудобный, но очень даже нужный гипс.
Но дядя Саша, взяв на себя труд зачинателя застольного разговора, не собирался даже начинать эту тему. Тема была скучной, и в силу своей скучности начала бы перетекать в другие темы, не менее скучные и длилась бы до тех пор, покуда водка не закончится.
Такие вещи происходят в тех случаях, когда выпить есть, а поговорить нету и темой для разговора назначается то, что более всего цепляется за глаза, а дальше, куда кривая вывезет. Сегодня «поговорить», как раз, было и было в достатке, но оно, это «поговорить» было предназначено для двоих, для Ивана и Марьи, а дядя Саша, хоть и принявший во всём участие, был лишним.
Но приличия (и какой дурак их придумал?) требовали того, чтобы их соблюдали, поэтому надо было выпить и закусить ещё как минимум раза три, а уж потом сославшись на неотложные дела, да вообще на что угодно, а то и вовсе ни на что не ссылаясь, можно было со спокойной душой: благодарить хозяйку, желать всего хорошего, раскланиваться и отправляться по своим делам. Это и предстояло сделать дяде Саше, ничего не поделаешь – приличия, чтоб им…
Иван, не отказываясь от очередной стопки, уплетал за обе щеки. Марья больше смотрела на Ивана и за происходящим вообще, чем ела и пила, а дядя Саша соблюдал приличия. А разговор, как тот уголек, если подуть – станет ярче, а не подуть – золой подернется, но совсем не погасает. Ему, угольку, ещё предстояло разгореться и превратиться в огонь, но это уж после того как всем надоест соблюдать эти самые дурацкие приличия и всё происходящее вернётся к своему естеству, без всяких там выкрутасов.
– Марья, – дядя Саша встал из–за стола. – спасибо тебе за хлеб–соль, пойду я.
– Да ладно, – отмахнулась Марья. – тебе спасибо, за то что помог.
– Саш, посидел бы ещё. – как бы в расчёте на два варианта сразу: на то, что дядя Саша останется, и на то что уйдет, предложил Иван. – Выпить–то ещё есть.
– Нет, хватит. – отклонил и поддержал Иваново предложение дядя Саша. – Мне есть чем заняться. А ты давай, поскорее до единого целого срастайся.
– Срастусь, куда я денусь. – пообещал Иван.
