Смотрим... Фурычит!"
Санчо поудобнее размещается на стуле, для чего трётся ягодицами о сиденье (так заражённая глистами собака трётся задом об асфальт), потрагивает динамики, крутит колёсико регулировки звука, прилаживает "мышку" к руке и, удовлетворившись, крякает. "Вот она, любимая моя "стрелялочка"... Ну что, пробежимся со "Штурмгевером"?.."
После Рождества Санчо все-таки покидает меня, оставляя в квартире упомянутую выше технику, а также вновь привнесённые бинокль, фотоаппараты, два тяжеленных и безумно дорогих усилителя звука, три проигрывателя дисков (один с функцией записи), ноутбук, музыкальный центр, два динамика величиной со стул (каждый) и два динамика величиной со шкаф (каждый) - всё, что потом он будет в течение года постепенно уносить к себе, и к декабрю как раз управится.
САНЧО И "ПЛАЗМА"
Утренний его звонок меня взбодрил как чашка обыденного растворимого, весьма среднего рода кофе. Зашёл, как всегда, с околичностей:
"Ну здравствуй! Вот и я... Как там богема наша поживает? Чего-нибудь накропал за вчера?"
"Нет. - отрезал я ему с жёстким отточием (меня частенько раздражают эти его назойливые телефонные вторжения). - Говори сразу - что нужно?"
"Подожжи-подожжи! - как это ты так: хоп! - и деловой тон набираешь? То есть, мягко говоря, меня посылаешь? А пообщаться по-приятельски?.. А просто поговорить?.."
"Интересно - о чём?!"
"Ну хотя бы о том, получается ли в современном мире у неизвестного писаки (прости, обмишурился - писателя) пробавляться одним литературным трудом?.. Ладно, не буду наступать на больную мозоль. Короче... Тут "плазму" со скидкой рядом толкают, пятьдесят два дюйма! Акция у них. Пятьдесят два, представляешь! О такой "плазме" я мечтал всю свою сознательную жизнь! В общем... Сегодня ты мне можешь понадобиться..."
"Зачем?"
"Ну... так просто..."
"Ты, что ж, хочешь, чтоб я её тебе грузить помогал? А у меня, между прочим, сердце..."
"Подожжи-подожжи! - не горячись! Ты меня послушай! Просто поприсутствуешь. Я ж в этих "плазмах" чёртовых не разбираюсь совсем..."
"Можно подумать - я разбираюсь?! Потом, они не модны уже давно - эти твои "плазмы", если хочешь знать - слишком тяжелы и не такие тонкие как "жидкий кристалл".
"Тонкие, тяжёлые - мне это роли не играет! Я как поставлю её в одно место - и пущай её стоит! Я зарядкой с ней заниматься не буду. Ну пожалуйста!.."
В магазине он долго прохаживался возле полюбившегося экрана, щупал, поглаживал его как родного и изводил консультантов бессмысленными вопросами, показывая компетентность. Консультанты сами мало что знали, однако, раскусив вполне готового покупателя, отвечали ему довольно бодро, хотя и невпопад. Наконец он махнул рукой и пошёл оформлять покупку.
"Узнал, во сколько доставка обойдётся, и, представляешь? - сумасшедшие бабки запрашивают! - бубнил он, не забывая одновременно отслеживать процесс упаковки обновы. - Как думаешь, вдвоём это чудище дотянем? Я ведь тут недалеко живу - два квартала..."
Я, конечно, посмотрел на него критически (а он похлопал честными глазами), но всё же приподнял коробку за угол - на всякий случай, оценивая вес - и мне, добровольному грузчику, показалось тогда, что коробка наша не такая уж и тяжесть.
"Ну что? - взяли!?"
Со стороны мы смотрелись, наверное, лилипутами с парусом, расправленном на мачте, а может, муравьями, на полусогнутых лапках волочащими в муравейник осиновый лист, причём один муравей был поджарый и в долгополом плаще, а другой - ухряпистый и в куртке.
"Стоп! Передохнём, а потом срежем дворами."
"Санчо, - нет! Мы умрём пока эту хрень к тебе доставим. Заказывай машину."
"Ага! Губозакатывающую?"
"Санчо!!!"
"Шучу я, шучу! Хорошо, давай на метро попробуем. Одна остановка - всего и делов! А чего? Нет, конечно, если скажут нельзя - то нельзя..."
Когда униформенная старушка потребовала оплатить провоз габаритного багажа, Санчо по инерции поторговался, но, даже убедившись в неумолимости траты, особенно не расстроился!
"Тридцатка или две тысячи?! - шептал он мне. - Ты разницу заметь!"
"Стой, стой! Куда поскакал? Куда?! Всё!"
На лестнице хлипкая ручка картонажной коробки хрустнула, шипнула и осталась в моём кулаке, а огромный параллелепипед запрыгал вслед за Санчо по мокрым ступенькам. Вся конструкция набрала приличную скорость и, видимо, только поэтому не завалилась на бок. Закончив спуск, Санчо встал, оглянулся, попридержал дрожащую коробку, а тут и я подбежал.
"Т-ты чего з-зад отпускаешь?!" - кричит Санчо, в запале начиная заикаться.
"А это видишь?" - кричу в свой черед я, сунув ему под нос кулак с клочком картона.
"Бывает... - выдыхает Санчо примирительно, поправляет съехавшую на бок "гондонку". - Совсем эти японцы обалдели - эдакую тяжесть и эдакими ручками оснащать!"
"А кто эдакую тяжесть за эдакие сопливые ручки таскает по метро?"
"Да я понял, понял уже, что чуток обздался, но не подниматься же теперь наверх, в самом деле!? Интересно, она цела? Ты, случаем, звон не слышал? Обидно будет, представляешь: прём её, прём, допрём, откроем - а там всё разбито..."
"Всё может быть... Между прочим, ты не туда повернул, к твоей станции - вон на ту платформу. "
"Да я тут сейчас подумал... Мы эту "плазму" (у меня-то её всё-равно пока негде ставить)... - мы её к тебе подвезём. Подожжи-подожжи, не говори сразу "нет"! Ты меня послушай! Вот чудак: ты будешь смотреть фильмы на таком вот экране - это ж твоя прямая выгода, а я... ну, может через полгода-год только её и заберу. И обещаю - приеду на машине. Согласен?"
"А сейчас мы повезём эту "дуру" на метро через весь город?! С двумя пересадками?! А я уже и так весь мокрый!.."
"А куда деваться? Полдела, считай, сделали..."
Привычный к нагрузкам Санчо шёл по-спортивному зло, интенсивно вилял ягодицами, но, к моей радости, быстро притамливался, и тогда спрашивал меня: "Ну как, устал небось? Отдохнёшь?" - и когда я отвечал ему, что, мол, ничего, не волнуйся, ещё, пожалуй, погожу чуток, он жёстко требовал остановки беспокоясь исключительно о моём самочувствии.
"Вот идиоты!" - не выдержала какая-то баба, когда мы затолкали коробку в вагон на кольцевой. Фраза была пущена так, на воздух, но всем сразу стало понятно - о ком речь. К счастью, обошлось без продолжения. А была ещё пересадка с двумя эскалаторами, и всюду наш упаристый приход народ встречал недовольным бурчанием. "В час-пик "плазму" - и на метро!" Слыша такое, я молча опускал глаза, Санчо же, несмотря на усталость, довольно жмурился, очевидно, радуясь, что стольким людям демонстрирует своё "богатство".
А вот пример его милой беседы то ли с приглянувшейся рыжеволосой пассажиркой возрастом не более семнадцати лет, то ли с расположившейся у ней на коленях мелкотравчатой псиной одного с хозяйкой окраса.
"Ой какая чудная собачка! И как нас зовут?"
"Люська."
"Люська, Люська! Поедем на границу, Люська? Родине служить! - (Санчо уверен, что в камуфляже он вылитый военный, непременно офицер, подзадержавшийся на службе, не хватает только фуражки, стоит на этом твёрдо - не переубедить!) - Я там тебя откормлю. Была такая - будешь такой. Ну, поехали? Сколько ей?"
"Четыре года."
"Да? А выглядит щенком. Ну да всё равно: раскормлю - вырастет. Ну так как, Люська - поехали?"
"Она подумает..."
"Ай ты, хорошая! Рыжая ты моя Люська! - распинался Санчо, не переставая жмуриться, и далее - с переходом на вкрадчивый тон, с заглядыванием в хозяйкины глаза. - Рыжие - они ведь все хорошие, правда?.."
"Знаешь что, - просипел я, когда мы выбрались наконец с нашей бандурой наверх, - теперь мы точно её не донесём. До меня и налегке-то пятнадцать минут хода, да в горку, а тут..."
"Так ты, что же, предлагаешь до твоей хаты пешкодралом, что ль, пыхтеть?! А троллейбус на что?!"
"А нас в него пустят?"
"Ха! Смотри как это делается... Вон, кстати, пустой едет! Взяли! Побежали!"
Лично у меня этот спурт забрал последние силы, так что на финише вид я имел измождённый и растрёпанный, но и Санчо не выглядел свежим кавалером. Пред дверьми он тяжко опустил свой край и помахал водителю дрожащей рукой - мол, такое дело, габарит везём, обожди, мол, будь другом...
"Взяли!"
Кое-как через задние двери затащили обнову в салон.
"Может, билетики купим?"
"Это зачем?"
"Хороший же человек попался..." - кивнул я в сторону водителя.
"Запомни - с деньгами я расстаюсь только в крайнем случае, когда не получается халявы. А тут получилась! Так зачем же транжирить? Где логика? Ох, богема, ох, богема, - всему-то вас учить!"
"Кстати, насчёт халявы... Вот смотри - проезжаем магазин электроники..."
"Вижу. И чего?"
"Так, ничего... Тот же холдинг. В нём те же телевизоры продаются. А цену они держат одинаковую во всех точках..."
"Ну и хрен на них! Мы-то, почитай, уже приехали!"
И мы, действительно, приехали, и сумели выбраться из троллейбуса, и Санчо долго кланялся и махал водителю в зеркало заднего вида расплывшись улыбкой вечного должника (пока троллейбус, тужась и дёргаясь, не перевалил за перекрёсток), и дотащили агрегат до моей квартиры, и установили, и подключили... И ничего в нём не было ни разбито, ни отколото - вполне такой "рабочий" оказался себе агрегат.
И стоит он у меня, на старом полированном комоде, пятидесятидвухдюймовый и пятидесятикилограммовый, вот уж который год, и, если бы Санчо не держал у себя все документы на него, включая и магазинный чек и инструкцию, я бы решил, что Санчо таким топорным способом решил оказать мне услугу - подсластить, хотя бы на время, мою тяжёлую писательскую жизнь, - а так Санчо превратился в нечто вроде Сфинкса, загадку которого мне тяжеленько будет разгадать...
© Copyright: Лисий Веер Ею, 2011
Свидетельство о публикации №211032100573
В ноябре двадцатого стало очевидно, что пропал мой хороший товарищ. Пропал без вести в Москве, просто как в воду канул: телефон "не абонент", сам не даёт о себе знать. Когда мне позвонили с его последней работы, и сказали, что он не вышел на вахту, на всякий случай оставил мой номер, я понял, что случилось что-то плохое. Просто ничего хорошего в таком случае случиться не могло.
Связался с полицией, объяснил женщине-оператору ситуацию. Она собрала с меня всю информауцию, которой я владел ("Адрес? К сожалению, не помню, точно знаю, что в районе Текстильщики, какая-то улица Текстильщиков, дом двухподъездный, пятый этаж"), ничего не пообещала и отключилась. Спустя неделю я подал через сайт ОВД района проживания моего товарища обращение по поводу пропажи человека. К тому времени вспомнил адрес, сверяя воспоминания с картой. Мне с интервалом в сутки пришло "Уведомление о приёме обращения...", затем "Уведомление о статусе обращения...", в котором мне сообщили, что моё заявление зарегистрировано под пятизначным номером, и что о результатах тяжкой работы полиции мне будет сообщено дополнительно (до сих пор жду). В конце недели я просто поехал по адресу товарища, обзвонил все квартиры в подъезде, и нашёл-таки человека, вспомнившего, что какое-то время назад он помогал "Скорой" на носилках спускать "мужика с пятого".
"Скорой" или труповозке?" - спросил я его.
"Не-не, "Скорой." - ответил он.
"Он ногами-руками шевелил?"
"Да. Шевелил. Был в сознании."
"Когда это было?"
"Недели три назад."
"А может - месяц?"
"Может, и месяц..."
"А может, и полтора?"
"Может, и полтора."
Это было зацепка. Тут же позвонил в "Скорую", назвал фамилию, имя, адрес, приблизительную дату вызова (месяц назад). Там сказали, что у них так долго информация не сохраняется - надо обращаться в Архив. Как оказалось, Архив "Скорой" работает только по будням (была суббота). В понедельник я узнал, в какую больницу и какого числа его доставили. В тот же день в больнице мне сообщили, что мой товарищ умер, и если его не забрали родственники (из которых есть - по идее - одна племянница Лена, дочь умершего сводного брата, где её искать - неизвестно, фамилия, возраст - также неизвестны, а по факту - нет), то тело должно находиться там. Морг, как оказалось, работает до 15.00, и в понедельник дозвонится туда я уже не успел. Во вторник узнал, что в морге тела нет - морг занимается только телами, где есть подозрение на преступление, а остальные тела находятся в Патологоанатомическом отделении. В Патологоанатомическом отделении заявили: да, есть такой-то, умер от последствий ковида-19, лежит у них среди невостребованных тел. "Поторопитесь, - сказали мне, - уже пришло предписание, со дня на день будем хоронить за счёт государства в общей могиле." Всё стало яснее ясного, теперь надо было собраться с силами, переговорить с друзьями, скинуться и захоронить тело, что называется, "по-человечески". Что и было сделано - прах захоронили на Бутовском кладбище, в земле, поставили оградку и крест. Всё это появилось не по щучьему велению - другой мой товарищ, склонный к эмпатии, как говорится, тряхнул мошной. Захоронение пришлось на сороковины усопшего. Припоздали, но, думаю, он нас простил. Кстати, в Патологоанатомическом отделении очень удивились неспешности в работе полиции, поскольку человек был забран из дома, в сознании, с паспортом, и конечно, они сообщили о его смерти в ОВД по месту жительства, поскольку обязаны это делать. Да, реальная полиция даже в Москве работает не столь слаженно, быстро и эффективно, как нам показывают в сериалах.
Именно с него я "списал" своего Санчо.
И на "Марке" мы тогда побывали, и вёл он себя там точь в точь, как мой герой. Но есть нюанс, которого в новеллах нет. В конце сессии мы вышли в закут, где продавали компьютеры.
Дело в том, что в те года (середина "нулевых") компьютер мне был "не по зубам", и я пользовался пишущей машинкой, отданной мне уж не помню каким сердобольным человеком. На ней были напечатаны первые варианты повести "Жоржик" и рассказа "Рисовальщик", а также цикл рассказов "Записки пожившего".
Товарищ приходил ко мне и видел мои мучения. Лента, носитель красочного слоя, на самом деле его носителем не являлась - это была просто истёртая (кое-где даже и до дыр) полотняная лента. Именно она была заменяемой частью машинки. Увы! - такие ленты исчезли с продажи аж к началу девяностых, и найти замену было невозможно. Я приспособился вымазывать ленту чёрной ваксой, давал ей подсохнуть, потом печатал три листа бессмысленных символов, растекающихся чёрным жиром по белому, и только на четвёртом и пятых листах получался удобоваримый текст. Затем краска кончалась, и мытарства начинались по-новой.
Итак, видя всё это, он затащил меня на "Марк" под предлогом новых впечатлений, которые дадут мне стимул к творчеству (так и вышло!). Не без приключений мы вышли к компьютерам, где он и приобрёл комп, монитор (с кинескопом), провода, "клаву" и мышь. Попросил продавца всё это ему запаковать, что продавец и сделал при помощи скотча, и даже ручки для переноски из скотча же смастерил. Я взял комп (всё ещё полагая, что помогаю товарищу), он - монитор и аксессуары.
"Слушай, - сказал он мне уже в метро, - мне сейчас это добро к себе не с руки затаскивать - дела. Давай мы это всё к тебе пока отвезём, заодно и подключим, проверим, а? А я через неделю заберу? А ты, пока я добрый - пользуйся! Как?"
Честно, я не поверил, что все четыре устройства (комп, монитор, "клава" и мышь), купленные на барахолке неизвестно у кого, будут работать. И ошибся!
Товарищ приехал ко мне спустя не неделю, а две, и когда я выразил готовность отдать ему его вещи в целости и сохранности, он сказал, что всё это - его подарок мне на мой д.р., который грядёт!
Много позже, году, эдак, в десятом, я написал цикл новелл о Санчо, и разместил их в нете, но только не под своей настоящей фамилией, а под псевдонимом, который я использую для написания чего-нибудь публицистического. Почему? Наверное, не посчитал тогда достойным этот цикл, уж больно он отличался от той "серьёзной" прозы, приверженцем которой я был (и отчасти, остался).
Мой товарищ нашёл как-то этот цикл, прочитал весь, и узрев в главном персонаже себя, пришёл ко мне с претензиями.
"Вот кого ты из меня состряпал, скажи? Не просто идиота, а ещё такого идиота, в чьей ориентации ты начинаешь сомневаться на первой же странице! И только "годы спустя..." Боже, только "годы спустя" понимаешь наконец, что я нормальный! Ты, что, вправду годами полагал, что я из этих... из нетрадиционных? Да пошёл ты в таком случае... - знаешь, куда!?"
"Это шутка, - тщетно пытался я успокоить товарища. - Одна единственная фраза! Поздняя вставка для придания образу большей комичности. Ну что ты к ней прицепился!?"
"А мне, знаешь ли, совсем не смешно! Особенно, когда думаю, что такое будут читать мои друзья. Я когда прочёл, я заикаться начал. Я серьёзно тебе говорю!"
"Во-первых, это беллетристика. Фикшн. Belles lettres. Выдумка. Ты же видишь, что половина повествования, половина похождений Санчо мною выдумана. Выдута из пустоты мыльным пузырём. Но на одной выдумке, раздутости образа из ничего, далеко не уедешь. Понимаешь, чтобы герой не выглядел ходульным персонажем, сотканным из штампов, чтобы в нём "задышал" человек, ему автор придаёт черты реального, живого человека, которого он хорошо знает. И вот, в качестве прототипа Санчо я выбрал тебя. Да, это гротескный, в чём-то карикатурный образ (хотя по-своему колоритный и добрый), но он - это не ты. И ты - это не он. Ты - прототип."
"Как? Кто я?"
"Прототип."
"А-а-а-а... - заголосил мой товарищ. - Вот, значит, как ты меня по щекам-то хлещешь! Я теперь ещё и прототип! Не знал, не знал!"
"Да. И скажу больше: когда твой жизненный путь закончится, часть тебя останется в этом персонаже, и будет жить, пока он будет интересен читателю. Надеюсь, что долго."
"Спасибо, конечно. Вот только себя-то ты тут Доном Кихотом вывел, рыцарем без страха и упрёка, а меня, значит, изобразил каким-то Пансой!"
"Ох! И второй персонаж - это тоже не я, а всего лишь персонаж, от лица которого ведётся повествование. Он более нервный, более наивный и стыдливый нежели я. А главным выступает тут, безусловно, Санчо! Это же ясно! Ну?"
Мой товарищ задумался, и больше к этой теме не возвращался.
А я вернулся, и вот уже под своим настоящим именем предлагаю на суд Читателя сей цикл здесь. Читайте, улыбайтесь, пишите, оценивайте.
P.S. Впервые я лицезрел в зале прощаний, чтобы все люди, стоявшие у гроба, его друзья, ещё с института физкультуры, бывшая супруга, знакомые по компании, улыбались. И чтобы предложение проводить его, как артиста, все дружно приняли и зааплодировали. Такой светлый и необычный это был человек.
26-го декабря 2020-го года.
