Ромео и Джамиля

столом и не смотрел на вошедшую. Лицо его показалось девушке тёмным в сумраке комнаты.
- Папа, – слабо произнесла Джамиля, готовая заплакать.
- Скажи, дочь, это правда, что говорят люди?
- Что говорят люди? – эхом отозвалась девушка. Слёзы душили её.
Отец повернулся к ней. В глазах его была скорбь и осуждение.
- Всё село знает, что вы ходите к солдатам на границу. Отвечай, это Лейла тебя водит к реке и знакомит с военными!? Что эта дрянь ещё делала? Расскажи мне! Признайся! Ради своего брата! В то время как Фархад воюет в Карабахе, эта подстилка бегает к русским!
Слёзы моментально высохли на лице Джамили. Она всё поняла. Ну, конечно же, это её, Лейлу, как старшую и уже замужнюю женщину заподозрили в безнравственном поведении! Ведь она взрослый человек на попечении которой пребывала пятнадцатилетняя школьница. Никому в голову не пришла бы мысль, что в их дуэте главная Джамиля.
Отец девушки, полностью уверенный в виновности своей невестки, ждал только подтверждения этому. Первым желанием Джамили было схватиться за эту спасительную версию и выгородить себя. Однако она тотчас же отогнала от себя эту подленькую мыслишку. Джамиля ведь знала как Лейла и Фархад нежно любят друг друга. Неужели она сможет позволить кому-то поставить под сомнение эту любовь!
- Папа, послушай меня, – девушка почувствовала, что ноги её дрожат. Она вцепилась в спинку стула, стоявшего перед ней, и с такой силой сжала деревянную перекладину, что хрустнули пальцы. – Лейла ни в чём не виновата. Это я ходила на границу к солдатам. Лейла, наоборот, отговаривала меня, но я не слушала её. Чтобы не отпускать меня одну, Лейла ходила вместе со мной.
- Но зачем ты туда ходила!? – отец был сбит с толку неожиданным признанием дочери.
- Я ходила к одному солдату. Мы встречались с ним на границе.
Отец совершенно растерялся.
- Ты ходишь к солдату!? Кто он!? Русский?
- Украинец…
- Это одно и тоже! – мужчина вскочил, опрокинув стул. Джамиля испуганно дёрнулась. Она со страхом смотрела на взбешённого отца.
- Ты связалась с каким-то солдатом!? Да как ты могла!? – он неожиданно кинулся к дочери. Джамиля зажмурилась. «Неужели ударит?» – мелькнула у неё в голове. Отец схватил её за плечи и затряс:
- Что он с тобой делал!? Отвечай! Он приставал к тебе!? Он что-то требовал от тебя!? Не бойся, доченька! Ты только скажи! Что между вами было!? Он заставлял тебя приходить к нему!?
В порыве гнева мужчина не соизмерял силу и тряс с таким остервенением, что Джамиля едва не потеряла сознание. Она с трудом оттолкнула от себя отца и заплакала:
- Он ничего со мной не делал! Между нами ничего не было! Мы только гуляли с ним и разговаривали. Я сама к нему приходила.
- Но зачем?
- Я его люблю!
- Как? Почему?
- Я не знаю! – сквозь слёзы, заливающие лицо, прорыдала девушка.
Она бессильно опустилась на пол. Её отец ошарашенный стоял рядом. Он не мог понять, как такое могло произойти, ведь он правильно воспитывал дочь! Как могла она так поступить!? Что нужно было сделать, чтобы его умница Джамиля потеряла стыд!? Какой подонок заставил её так вести себя!?
- Я не верю тебе. Ты мне лжёшь. Ты выгораживаешь его. Не знаю почему, но ты пытаешься скрыть от меня правду. Хотя нет, я понимаю, почему ты скрываешь. Тебе стыдно!? Не бойся! Ты ни в чём не виновата. Всю ответственность понесёт этот мерзавец! Я клянусь тебе – он будет наказан!
- Папа, прошу тебя, поверь мне! Разве я тебе когда-нибудь лгала!? Я сама ходила к нему, потому что он мне нравится.
- Но почему он!? Почему ты выбрала чужого? Почему не азербайджанца? Почему ты не стала ходить на свидание с каким-нибудь нашим парнем? С любым, пускай даже с самым бедным, самым некрасивым, но нашим! Как такое могло случиться, что ты, моя дочь, связалась с каким-то солдатом!? Разве я плохо тебя воспитывал?
Девушка сидела на коленях и горько плакала, закрыв лицо руками. Слёзы, крупными каплями, катились по её голым предплечьям.
- Ты опозорила меня и Фархада! Ты опозорила светлую память своей матери! Ты опозорила своего младшего брата! Теперь все сверстники будут дразнить его тем, что его сестра пошла по рукам солдат! Над нами будут смеяться так же, как смеются над родными Гюльнары. Только, Гюльнара умалишённая, а ты ведь нормальная!
Отец не выдержал и впервые в жизни, наотмашь хлёстко, ударил Джамилю по лицу. Затем, испугавшись, кинулся к рыдающей дочери и прижал её к себе.
- Всё будет хорошо. Ты уедешь отсюда и забудешь всё, как дурной сон. Многие в этой жизни делают ошибки, и ты не исключение.
- Папа, это не ошибка. Я его люблю, и он меня тоже.
Отец отшвырнул от себя дочь:
- Выкинь это из головы! Я сделаю всё, чтобы ты этого негодяя больше не увидела!
Мужчина решительно встал и зло бросил:
- Собирайся, ты уезжаешь. Здесь ты больше не появишься.


На следующий день Шамшур, вернувшись с утреннего дозора, сидел в маленькой каморке около оружейной комнаты. Там пограничники после нарядов приводили в порядок своё оружие. Почистив детали разобранного автомата, он стал смазывать их машинным маслом и вытирать куском серой суконной тряпки. В этот момент он услышал какой-то неясный шум. По коридору пробежали несколько бойцов. Послышались возбуждённые голоса, входная дверь со скрипом отворилась, и кто-то, видимо дежурный по заставе, закричал:
- Внимание! Застава, к бою!
Моментально всё пришло в движение. Захлопали двери, зазвенели ключи, взвизгнула, открывшись, решётчатая дверь оружейной комнаты. Одновременно с этим, кто-то вбежал в спальное помещение и заорал во всю глотку:
- Вы что, не слышали!? Застава, к бою!
Тотчас же дружно заскрипели, освободившиеся от тяжести солдатских тел, пружины кроватей, и по дощатому полу дробно застучали босые пятки. За считанные секунды босоногий топот сменился стуком подошв кирзовой обуви. В коридор молча с хмурыми заспанными лицами стали выскакивать застёгивающиеся на ходу бойцы. Через минуту в спальном помещении никого не осталось.
В оружейной комнате солдаты первым делом надевали на себя бронежилеты, лежащие в двух стопках у стены, а затем начинали распихивать по карманам магазины с патронами, гранаты и запалы к ним. Набрав боеприпасов, бойцы выдергивали из деревянных ячеек свои автоматы и, нахлобучив на головы каски, устремлялись к выходу. Через открытую настежь дверь пограничники выскакивали на плац и разбегались в разные стороны, каждый к своей заранее подготовленной огневой точке.
Один из первых наружу выскочил Шамшур. На ходу, вставляя в автомат оранжевый магазин, он огляделся. Около тыловых ворот, за заградительным забором из колючей проволоки он увидел группу вооружённых азербайджанцев. Сердце его ёкнуло от дурного предчувствия. Прямо за воротами стоял высокий седой мужчина в камуфлированной форме и эмоционально говорил что-то начальнику заставы майору Зыкину. Тот, широко расставив ноги и сложив руки за спиной, отрицательно качал головой, явно не соглашаясь с собеседником. Шамшур сразу же почувствовал всю напряжённость ситуации. Лица толпящихся за воротами ему очень не понравились.
Пробегая мимо часового, который, укрывшись за невысоким каменным дувалом, изготовился для стрельбы по непрошеным гостям, Шамшур отметил напряжённый взгляд, брошенный солдатом в его сторону. Этот взгляд ему не понравился ещё больше.
Проскочив дальше, Шамшур оказался за домом, где проживали офицеры. Там во внутреннем дворике, где в прежние годы офицерские жёны гуляли со своими детьми, сохранилось подобие детской площадки. Напрямик, оставив след в давно уже заброшенной детской песочнице, солдат проследовал к своей стрелковой ячейке. Огневая точка была оборудована в виде узкой бойницы, проделанной в каменном заборе. Заняв позицию, Шамшур первым делом внимательно осмотрел территорию в своей зоне обстрела. Каменистая местность перед ним оказалась безлюдной.
Боец сдвинул каску на затылок и вытер пот со лба. В голове его вертелись мысли: «Что всё это может значить? Попытка захвата? Вряд ли. Средь бела дня, нахрапом – это исключено».
После нескольких удачных нападений на воинские части и заставы ещё зимой, остальные попытки оканчивались полным провалом. Это, в конце концов, заставило Народный Фронт отказаться от столь рискованных мероприятий. И вот теперь снова прямо перед заставой с автоматами! Да ещё и ведут себя так нагло – размахивают оружием, что-то требуют! И майор ведёт себя как-то странно. Как будто пытается их уговорить, успокоить.
Всё то время, пока Шамшур размышлял о происходящем, его не оставляло ощущение, что это как-то связано с ним. Он напряжённо прислушивался к тому, что происходит у ворот, но разобрать ничего не мог. Неподалёку, у соседней огневой точки, засел младший сержант Кузнецов. Было видно, как он тоже вслушивается.
Неожиданно короткая пулемётная очередь разорвала, начинавшую уже угнетать, неопределённость. Это стрелял пулемет на крыше бани. Азербайджанцы начали громко кричать, но в ответ им раздалась ещё одна очередь, уже более длинная.
Что происходило перед воротами заставы ни Шамшур, ни Кузнецов, ни многие другие бойцы не видели. Об этом им потом рассказали очевидцы, державшие оборону со стороны тыловых ворот.
Майор Зыкин, так и не договорившись с боевиками, развернулся и пошёл за укрытие. Азербайджанцы, возмущённые таким пренебрежением, ещё пуще закричали, и кто-то из них попытался открыть ворота. Это почти удалось. Ещё немного и местные уже ворвались бы на территорию заставы. Медлить было нельзя, и лейтенант Газаев приказал пулемётчику, засевшему на крыше бани, дать предупредительную очередь. Первые выстрелы заставили непрошенных гостей присесть. После второй очереди они побежали. Через минуту перед тыловыми воротами никого не осталось. Ещё минут через десять дали отбой. Солдаты потянулись к зданию заставы, на ходу переговариваясь между собой.
- Рома, ты видел этих придурков!? – навстречу вышел Ермилов, на ходу расслабляя ремни бронежилета. – Кричат, автоматами размахивают! Такое ощущение, что сейчас третью мировую начнут. А как только дали очередь, так сразу же обосрались.
Шамшур оставил без ответа слова друга. Он увидел майора Зыкина и лейтенанта Газаева. Те смотрели в его сторону.
- Рядовой Шамшур, сдать оружие и немедленно ко мне в кабинет! Всё понятно? – тон начальника заставы не обещал ничего хорошего.
- Так точно, – у солдата неприятно засосало под ложечкой.

Майор Зыкин начальником заставы был недавно. До этого он служил в штабе, и до того преуспел в употреблении спиртных напитков, что стал притчей во языцех.
Ещё летом прошлого года, не выдержав пьяных выходок майора, от него ушла жена. Однажды утром майор Зыкин проснулся в пустой квартире, и под недопитой бутылкой на столе обнаружил прощальную записку. Далее последовало классическое развитие событий. Оскорблённый предательством муж с головой окунулся в зловонный омут запойного угара. Правда, надо отдать должное майору, попойки свои он ухитрялся чередовать с выполнением служебных обязанностей.
Командование отряда до поры мирилось с моральным разложением офицера. Дело в том, что у того имелись какие-то влиятельные покровители в штабе округа. Со временем, Зыкин сам положил край всему этому. Однажды, в приступе белой горячки майор стал