Антонина встретила гостей в самом ослепительном блеске себя и накрытого ею стола. Поздоровались, всё честь по чести, и началась вторая серия протокольной части встречи, но продолжалось это недолго.
Гласс вручил подарки. Подарки понравились, но понравились как бы вообще, а не то чтобы очень. Единственное, всем понравилась, и очень понравилась, ковбойская шляпа, Ивану Степановичу предназначенная.
Валентина, так та вообще была в восторге. Она одела шляпу и стала очень даже похожа на своего отца. Валентина и в правду была похожа на отца, но сейчас, по мнению Гласса, она была похожа на него такого, каким Гласс его видел и себе представлял. Так что шляпа оказалась подарком подарков, а все остальное так, не более чем знаки внимания.
Гласс заметил, что то, на что он рассчитывал, на культурность и цивилизованность происхождения подарков, никто внимания-то и не обратил. Покупая всё это он был уверен и считал, что такого у них здесь нет и быть не может, а потому все будут рады в первую очередь не самим подаркам как таковым, а тому что подарки эти сделаны там, в культурной и цивилизованной стране. На самом деле оказалось, что культурное и цивилизованное происхождение подарков никакого значения и не имеет.
Да и сами подарки выглядели так, Гласс только сейчас это понял, как будто бы он действительно приехал к дикарям листьями и ветками срам прикрывающими, чтобы осчастливить, а дорогого гостя на лимузине встретили.
Не поверите, но ему стало стыдно. Стыдно за то, что возомнил себя этаким благодетелем и почти волшебником, которым, оказалось вовсе и не является.
Правда вида никто, разумеется, не подал, всё происходило в строгом соответствии канонам, предназначенным для протокольной части, но осадок, неприятный осадок у Гласса всё–таки остался и он пообещал себе, что больше не будет относится к своим новым знакомым свысока, даже в мыслях.
От этого, данного самому себе обещания, неприятный осадок сразу же куда–то исчез и на душе у Гласса воцарились хорошее настроение и ощущение того, что он на самом деле ни в какой не в дикой стране и не в ихнем диком доме, а у себя дома, среди таких же как и он сам.
***
Ещё до знакомства с Глассом, во время одного из, то ли сеанса, то ли урока по перевоспитанию, Валентина говорила своей подруге:
– Мужик – существо дикое и примитивное. Он так устроен, что воспринимает не только женщину, но и всё окружающее исключительно через желудок. Именно поэтому он так трудно поддаётся одомашниванию. Если в первые пятнадцать минут из–за стола не сбежал, значит он твой, а дальше только держать надо. Корми его как следует, ну чтобы вкусно, иногда даже выпить позволяй, но не часто и немного, а то разбалуется, и тогда он никуда от тебя не денется. Это главное и основное правило. Если не обратишь на это внимания значит другая внимание обратит, и не сомневайся, уведёт мужика твоего, как пить дать уведёт. Мужик, он желудком думает, потому и думать не умеет. Желудок его по жизни и водит. Так что не забывай об этом. Ну и постель конечно. Это ему тоже завсегда подавай, хоть и не так часто, как попить–поесть.
Обидно конечно, что Валентина так о мужчинах думает. Получается, что однобокие мы какие–то, так что ли. Хотя с другой стороны, ну если посмотреть повнимательнее можно увидеть, что мужиков которые своими желудками думают вокруг полным-полно, чуть ли не большинство. Бывает, ещё тридцати нет, а он уже столько себе туда понадумал, что издалека видно. Некоторые даже говорят насчёт живота, мол, это не живот совсем, а это мозгов столько. Вот только если мозги в животе, тогда в голове что? А может быть, ну если сравнить с домом, живот, это комнаты в которых люди живут, в нашем случае мозги с мыслями, а голова, это чердак (кстати, некоторые мужики голову как раз чердаком и называют, правда, неизвестно чью: свою или чью–то), а на чердаке, как и положено, хлам всякий и старые вещи хранятся, в общем, ничего путнего. Странно как то получается. Ну да ладно. А с другой стороны, покажите мне хоть одного мужика и не мужика тоже, которым всё равно чем «мозги запитать» ну или просто покушать: перловой кашей на воде и без масла или хорошо прожаренным куском мяса с картошкой и огурчиками? Говорю же, что странно всё это.
Неизвестно как насчёт других сеансов и уроков, но похоже что насчёт попить–поесть Антонина урок усвоила не меньше чем на пять с плюсом. На пять с плюсом потому, что накрытый стол был выше всяких похвал, да и похвал таких в природе не существует.
«Странные все–таки они какие–то. – увидев щедро накрытый стол подумал Гласс.– Приглашают на одно, а на самом деле получается другое. Фёдор, так вообще пригласил газированные напитки попробовать, а устроил роскошный обед. У нас ведь как принято. – Гласс невольно вспомнил обычаи и традиции своей культурной страны. – Пригласили тебя, к примеру, на ту же газировку, значит и будет только газировка и то, не больше двух стаканов. У нас, главное то, что пригласили, а не то, чем угощать будут. Главное, чтобы приличия были соблюдены, вот и жена любит соблюдать эти приличия. А на самом же деле – пустое кривляние и не более того. А у них по другому. У них получается, что и то, что пригласили – главное и то, чем угощают – тоже. Никак не могу понять, почему у них так? Вот сегодня пригласили на окрошку. А какая она, эта окрошка? – Гласс и правда не знал, как эта самая окрошка даже выглядит.– Не может же быть такого, чтобы одно блюдо имело столько форм и видов приготовления! Всё–таки непонятные они какие–то».
А дальше комментарий, ну почти как в популярном фильме: «Гласс Собер тогда ещё не знал, что никакие они не непонятные. Они самые обыкновенные, добрые и гостеприимные. Просто гостеприимство у них такое, необузданное, не иначе как дикое».
***
Когда с подарками было покончено, в смысле, подарки были вручены и получены, осмотрены, слова благодарности были сказаны и в ответ получены не менее вежливые, правда ничего не значащие слова, Антонина пригласила гостей к столу.
Стол на самом деле был выше всяких похвал и все это заметили, и оценили, правда сделали это каждый по своему.
Валентина, ясно дело, порадовалась за подругу, но сделала это строго в рамках проведённых с нею воспитательных мероприятий. А так, если чисто по–женски, то за доли секунды стол, «поляна», дастархан, называй как хочешь, был осмотрен. Вернее будет сказать, что не то чтобы осмотрен по принципу: сначала ближние предметы, и пошёл, слева направо, по часовой стрелке. Стол был как бы сфотографирован и сервированная на нем картина была воспринята Валентиной как единое целое. Мельчайшие промахи и недочёты Антонины были определены, классифицированы и помещены в память, в самый дальний её угол, так, на всякий случай.
Даже самый забубённый ресторатор не смог бы рассмотреть и отыскать недочёты так, как это сделала Валентина, моментально и безошибочно. Ничего удивительного, ресторатора того этому учили, долго и нудно, двойки с тройками, чтобы не ленился ставили, вот он и научился.
Валентину, как и любую другую женщину, этому никто и никогда не учил, и отметки им за это получать не положено. Это часть их самих, ну как у мужика, известно что. Вот если бы у мужика этого не было бы, то был бы он кем–то другим, так-то. Тоже самое и с женщиной. Если умеет быстро и безошибочно оценить по всем параметрам накрытый стол, и не только стол, а всё и вообще, значит женщина, а если не умеет, не хочет или наплевать ей на это, значит перед вами не женщина, а неизвестной породы неизвестно кто.
Гласс воспринял сервированное волшебство по–своему. Правда «культурность» и «цивилизованность» на этот раз помалкивали, сидели себе тихо и не вякали. Единственное, что подметил Гласс так это то, что посуда была никакая не шикарная, а совсем наоборот, самая обыкновенная. Правда, чего греха таить, у Гласса у самого, дома ни китайский, ни саксонский фарфор не водились, так что зря он привередничал. А он вовсе и не привередничал, потому что на посуде было такое, что аж дух захватывало!
С Фёдором ещё проще. Он классифицировал стол, вернее то что на нём по двум параметрам – съедобное или несъедобное, прочие выкрутасы ему были ни к чему. Не сказать, что Валентина каждый день устраивала для Фёдора нечто подобное, а значит избаловала мужика своего, вот он равнодушный такой, потому что привык. Сказано же, самое главное – чтобы съедобно было, а всё остальное по большому счёту – мелочи. Даже вкусно–невкусно особого значения для Фёдора не имело и не потому, что он был таким неразборчивым. Неразборчивых в еде мужиков как раз не бывает и Фёдор не исключение. Тут посерьёзнее дела.
Когда то, что на столе совершенно и окончательно не вкусно, а такое реже чем солнце зелёного цвета бывает. Неспособны женщины на то чтобы невкусно готовить! Повторюсь, если приготовленное женщиной не вкусно и есть это, ну просто невозможно, значит приготовлено не женщиной, а неизвестно кем, вас обманули. Ну и, тоже немаловажно, заявить во всеуслышание, что, мол, невкусно, это тоже самое для заявителя, что самолично из под себя табуретку выбить или самого себя расстрелять. Так что, на всякий случай советую, в случае чего, поосторожнее…
Вот что моментально, подобно Валентине, «сфотографировал», определил и классифицировал Фёдор, так это то что «она, родимая» на столе присутствует, а значит стол и то что на столе вполне соответствует его взглядам на жизнь.
***
Валентина не дождавшись от Антонины якобы просьбы: «Валя, пойдём поможешь…» и сама не предложив, мол, пойдём, помогу тебе, и даже не махнув на мужиков рукой утащила Антонину на кухню. Понятно дело, надо ещё раз оценить общее состояние подруги и в частности её готовность к борьбе за своё счастье, которое всегда в контрах с одиночеством, ну и дать, так сказать, последние наставления и рекомендации.
Это мужикам просто, на то они и мужики. Они как застолье воспринимают? «Мозги» набить, в смысле попить–поесть, ну, возможно песни попеть, а то и поскандалить. Женщины относятся к застолью совсем по другому, оно, застолье, им другую службу служит и надо сказать, верно служит.
– Ну как тебе? – спросил Фёдор усаживаясь за стол.
– Хорошо, очень хорошо. – Гласс уселся напротив Фёдора. Не сказать, чтобы он был голоден, позавтракал всё же, но глядя на всё это великолепие понял, оказывается, не ел как минимум неделю. – Вот только непонятно, Фёдор. Почему на столе всего так много и всё сразу стоит?
– А у вас что, не так?
– Нет. У нас, если пригласили на обед, то блюда подают по очереди, а так чтобы всё сразу, такого нет.
– Ну ты загнул! Где ты видишь всё!? Нам тоже ещё ничего не подавали, это так, для разминки.
– А зачем разминка? – Гласс продолжал ничего не понимать. Ведь если хотя бы треть того, что сейчас стояло на столе съесть, то никаких блюд больше не понадобится, некуда будет.
– Как тебе сказать… – Фёдор сначала было задумался, но опомнился и разлил водку по рюмкам.– Давай по одной, за встречу, а после объясню.
– Давай. – они чокнулись и выпили.
А вот с закуской возникли проблемы. Слишком много её было на столе и разной, так, что глаза от такого изобилия разбегались в разные стороны и были один с другим несогласными в плане, чего бы на вилку подцепить? Поэтому
