Драматург Александр Афиногенов так отзывался о коллеге: «Воплощение карьеризма в литературе. Полная убеждённость в своей гениальности и непогрешимости. Он мог держаться в искусстве только благодаря необычайно развитой энергии устраивать, пролезать на первые места, бить всех своим авторитетом, который им же искусственно и создавался».
Киршон вырос в семье революционеров. Во время Гражданской войны еще гимназистом сбежал в партизанский отряд, дошёл с красными до Владикавказа. В 1920 году в возрасте 18 лет стал членом РКП(б).
В 1924 году оказался в комиссии по созданию знаменитого литературного объединения РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), попал в секретариат.
И при этом – внимание! – сразу завел дружбу с Николаем Ежовым, будущим наркомом НКВД, и стал искать одобрения своих произведений у самого Сталина.
Ходил анекдот, что однажды Киршон побывал на приёме у Сталина и спросил у того о впечатлениях от недавнего спектакля по своей пьесе "Хлеб". Сталин пыхнул трубкой и равнодушно ответил: «Не помню. Вот одиннадцать лет назад я смотрел "Коварство и любовь" Шиллера — помню до сих пор. А вашу пьесу — не помню".
Киршон напрямую пользовался властью, попросту устраняя с дороги «конкурентов». О том, что происходило в писательских кругах, докладывал Сталину. Письма вождю начинались так: "Считаю обязанным довести до Вашего сведения..." или "Я обязан сообщить Вам...".
Кстати, делал он это не тайком, не воровски, а писал открыто, предварительно разгромив на собрании очередного оппонента.
Михаила Булгакова Киршон буквально травил, прямо называя его в статьях классовым врагом.
С началом Большого террора Владимир Киршон стал ещё чаще писать письма, но уже исключительно в НКВД. Он не мог и предположить, что в 1937 году начнут травить его самого, обвиняя в троцкизме, и в конце концов арестуют.
Чтобы сохранить себе жизнь, Киршон написал четыре послания Сталину с раскаянием и мольбами о помиловании. Письма остались без ответа.
Имя В. Киршона было включено в расстрельный список. Он был казнен 28 июля 1938 года. Ему было всего 35 лет.
Впрочем, его немного обессмертил Михаил Булгаков, который написал с Киршона несколько литературных героев. Это, в первую очередь, предатель Иуда из романа "Мастер и Маргарита". Но в отличие от Киршона, Булгаков был более благороден. Узнав о его аресте своего врага, Михаил Афанасьевич наотрез отказался выступить с разоблачительной речью.
Многочисленные и насквозь идеологические пьесы Владимира Киршона были напрочь вычеркнуты из репертуаров театров. Из истории литературы было вычеркнуто и само его имя. Реабилитировали его в 1955 году, но творческое наследие было полностью забыто.
Однако, ее величество Судьба не была бы самой собой, если бы не умела усмехаться. И неизвестно, чего больше в ее усмешке – иронии, или милосердия. Наверно, все же второго… Владимир Киршон подарил людям чудесное стихотворение – «Я спросил у ясеня.» Правда, оно было задумано оно как ироническое, и Тихон Хренников – автор музыки к первой песне на эти стихи позднее отмечал в интервью, что его мелодия более веселая, чем таривердиевская, ведь «стихотворение-то ироническое».
Но факт остается фактом: в историю вошла именно таривердиевская версия песни. И, благодаря Эльдару Рязанову, имя Владимира Киршона не забылось окончательно. Упоминается хотя бы в связи с его бессмертным ясенем…
***
Кажется, именно после того, как я прочла об авторах этих двух романсов – Анатолии Френкеле (Д`Актиле ) и Владимире Киршоне, мне стал понятен смысл бабушкиной поговорки о добре, рыбе и Боге. Оба поэта, чьи имена практически стерлись из истории литературы, все же успели сделать добро. Создали дивные стихи, на которые потом была написана музыка.
Letum non omnia finit – со смертью не все кончается. И позабытые поэты живы в своих стихах. Стихи эти не поглотили летейские воды. Они упали в море человеческой памяти и стали песнями. И, если, слушая их, люди не вспоминают (и даже не догадываются) об авторах слов, так ли уж это важно?.. Ведь сделав добро, надо бросить его в море: рыба не поймет, а Бог оценит...
В избранное.