зелёного цвета больше чем двух других. Значит живого на Земле больше, чем неживого, хотя и в пустынях, и среди льдов и снегов тоже кто–то живёт.
И конечно же океан, то ли голубой, то ли синий, непонятно, но очень большой. Наверное только глядя из космоса, когда видны сразу два побережья того же Атлантического океана становится понятно насколько он большой!
«А ведь она живая, ей Богу живая! – подумал Никита Сергеевич и сам удивился поэтичности своих мыслей. – Наверное это невесомость на меня так действует. – решил он. – Надо будет сказать, чтобы поэтов с композиторами сюда отправляли, песни сочинять, хорошие песни получатся».
И тут же, словно в подтверждение своим мыслям запел:
«Крутится, вертится шар голубой. Крутится, вертится над головой… – певческого таланта у Никиты Сергеевича не было, да и со слухом не очень, но душа требовала, поэтому он и запел… - интересно, а откуда это тот, кто песню сочинил, – Никита Сергеевич не помнил, а может быть просто не знал фамилии автора слов этой песни. – узнал, что Земля голубая? Он что, в космос летал? Или догадался? Надо будет спросить…»
Управление кораблём особых хлопот не доставляло, да вообще никаких не доставляло. С Земли следили, да и сам корабль, он как бы в дрейфе находился, а в дрейфе зачем им управлять? Он сам собой управляется. Поэтому Никита Сергеевич в основном смотрел в иллюминатор и любовался красотами, которых до него никто из людей не видел.
Наверное так оно и есть. В те времена человечество ещё не изобрело всяких там инопланетян и контактёров, поэтому похищать хоть и было кого, похищать было некому. Так что вряд ли кто из землян мог увидеть такую красотищу.
Правда были, и то немного, всякие разные медиумы и ясновидящие, но они специализировались по тем кто из «подземелья», а тех кто «сверху» пока не трогали. Конечно же Никите Сергеевичу и в голову не пришло думать об этих всех чудаках и шарлатанах, других мыслей хватало.
Глаза оставались здесь, на корабле, а мысли были там, на Земле:
«Оказывается Земля–то, живая. И мы на ней живём, а значит тоже живые. Интересно, а почему отсюда, из космоса, кажется, что места за Земле много, а там, внизу, кажется, что мало? – наверное мысли Никиты Сергеевича пролетая над КОШЭ случайно зацепили ихнего президента, ну и всех тех, кто над ним и под ним».
Ничего не поделаешь, политика, она и в космосе политика и неизвестно куда надо улететь, чтобы она оставила тебя в покое, и оставит ли?
«И чего им не живётся? Глянь, сколько места! – думал Никита Сергеевич глядя на территорию КОШЭ сверху, из космоса. – Оно понятно, шпана она и есть шпана…».
***
А ведь верно подметил Никита Сергеевич насчёт шпаны. Это как во дворе. Заведётся такая вот мразь, соберёт вокруг себя тех кто послабее, да потрусливее, запугает, а потом использует по своему усмотрению. Деньги у детишек отбирает, да и вообще, тем кто послабее, но не подонок, житья не даёт. Мол, или будь со мной, а значит будь таким как я или же я тебя со свету сживу. Вот так и терроризирует весь двор, никому проходу не даёт и властью своей безраздельной упивается.
Но живёт по соседству, окна в тот же двор выходят тот, который подлость и всё что с ней связано не принимает и подонка этого откровенно не боится. Те кто не хочет быть таким как тот, который хулиган, ясно дело, к доброму и смелому парню–то и жмутся, стараются поближе к нему держаться.
А тот, другой, он сильный. Мало того, что он сам себя таким считает, так ещё шушера, что вокруг него вертится, ему об этом с утра до ночи повторяет. На самом же деле боится он того парня и очень сильно боится. Боится он, а вдруг как шушера опомнится да одумается и переметнётся? Тогда останется он один одинёшенек, тогда и по карманам, как у шушеры, так и у тех кто послабее, спокойно не пошаришь, да и вообще, один останешься и некому будет о его якобы силе и величии песни слагать и орать их дурным голосом на весь двор.
Поэтому ничего не остаётся, как гадости всякие про того, смелого парня придумывать и пакости разные устраивать, стало быть, измором брать. А другого выхода нет! Если по честному, один на один, вмиг без зубов останешься. Тогда прощай якобы сила и власть, тогда ничего не остаётся, кроме как встать на колени и повиниться или же идти со двора, куда глаза глядят.
Наверное и правда, как–то по особенному действует на Никиту Сергеевича невесомость, если ему в голову такое пришло…
Оказывается здесь, на орбите, очень хорошо думается. Наверное, сам того не сознавая, Никита Сергеевич и настоял на том, чтобы сделать три витка вокруг Земли для того, чтобы подумать в спокойной обстановке, где нет ни телефонов, ни секретарей.
«А ведь получается, – думал Никита Сергеевич. – что Советский Союз воюет против КОШЭ и постоянно воюет. Только воюет не так как принято: танками да самолётами, а тем что существует и развивается. Вот они и воспринимают это как военные действия, потому что Советский Союз, как таковой, для КОШЭ – погибель…».
***
…думалось там хорошо и думалось бы дальше и ещё но: «Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны!», в смысле: вам на Землю пора, государством руководить. Товарищ, покиньте космос, пожалуйста!
К радости тех, кто на Земле, кто полётом руководил и управлял, все закончилось, вернее, начало заканчиваться. Оставалось совершить мягкую посадку, и можно будет праздновать и ордена обмывать. Но мягкая посадка, она по сложности и по нервному напряжению похлеще старта и всего полёта будет.
Старт корабля, это начало. Сам полёт, соответственно середина, а приземление – финал. Когда первые две части полёта получились и прошли без сучка, без задоринки, те нервы и переживания, которые загодя были приготовлены для них, полностью растрачены не были и оставались невостребованными…
Короче то, что не донервничали и не допереживали во время старта и самого полёта надо было обязательно потратить, так сказать, выплеснуть, не оставлять внутри, для здоровья вредно. К этому ещё прибавьте нервы и переживания для посадки специально приготовленные, вот и получится, что посадка – мероприятие самое ответственное, в смысле, мандражеобильное и есть.
«Ну, давай! Чуть–чуть осталось! Давай, миленький, садись! Ну что тебе, трудно что ли?! – если кто и причитал подобным образом, то был это какой–нибудь мелкий служащий или простой работяга. Начальство, в лице руководителя полёта, его помощников и наблюдателей внешне выглядели спокойными, весь мандраж он у них внутри происходил».
Оно и понятно, всем хотелось чтобы первый полёт человека в космос закончился благополучно. Приятно осознавать себя причастным к одному из самых великих событий в истории человечества, которое не забудется пока жив будет род человеческий. Но было ещё кое–что и это кое–что щекотало нервы, ну чтобы они мандраживровали посильнее.
Если всё закончится успешно, тогда все причастные к этому полёту – герои! Премии, ордена, да много есть такого чем государство может отблагодарить за беспримерный подвиг, а то что они тоже совершили подвиг почти никто из причастных к полёту не сомневался.
А вот если, даже писать про это не хочется… А вот тогда хоть сам лети туда и прыгай за землю без парашюта. Тех кто пониже да помельче, тех пронесёт, а тех кто повыше да покрупнее обязательно зацепит.
Преемник Первого как раз и начнёт с того, что примется всем причастным, да и непричастным к полёту тоже, задницы наизнанку выворачивать. Сама процедура и её последствия – врагу не пожелаешь, поэтому лучше об этом не думать, а думать о том и всё делать для того, чтобы всё закончилось хорошо, то есть, мягкой посадкой.
Команды подавались те, которые надо было подавать именно в тот момент. Кнопки, тумблера и переключатели нажимались, включались или выключались и поворачивались именно те, именно тогда и туда куда надо, это о переключателях. Так что работа по приземлению космического корабля с Никитой Сергеевичем на борту шла без истерики, а наоборот, неторопливо, спокойно и слаженно.
Никите Сергеевичу опять пришлось испытать все «прелести» перегрузки, но было это не так сильно и не так страшно. И вот открылся парашют. Спускаемый аппарат сильно дёрнуло. Это говорило о том, что раскрылся парашют и теперь только и делов, оставалось ждать когда аппарат коснётся земли.
Единственное, чего не то чтобы боялся Никита Сергеевич, а просто не хотел, так это приземления, а вернее будет сказать, приводнения в какой–нибудь пруд или озеро. Опять же, если на крышу какого–нибудь дома, тоже ничего хорошего.
Поделать тут ничего не поделаешь, потому что в первый раз, а значит ничего ещё не отработано. Поэтому приходилось надеяться, что Земля–матушка, которая в космосе выглядит просто красавицей примет своего первого космонавта там, где ему будет удобнее всего, а именно в каком–нибудь поле и чтобы народу вокруг никого не было.
