И, подтолкнув меня за плечи, он закрыл за нами дверь.
* * *
Сидя под тенистыми ветвями клена, Маура долго и старательно вырезал небольшую дудочку из камыша. Наконец он проделал кончиком ножа небольшие дырочки в ряд и для проверки начал дуть, зажимая то одну, то другую из них пальцем. Я завороженно следил за ним, затем, не выдержав, из любопытства заткнул пальцем выходное отверстие дудочки, чтобы узнать, какой при этом получится звук.
Чуть не подавившись, Маура рассмеялся и шутливо погрозил пальцем в мою сторону:
— Будешь баловаться — не покажу тебе, как правильно играть.
Я тут же утихомирился и уселся рядом, слушая протяжные гудящие трели. Он на слух подбирал какую-то мелодию, то медленную, то повеселее, и я смотрел на его длинные пальцы, танцующие над дудочкой, и наслаждался извлекаемыми звуками.
В тот же день я убедился, что у меня музыкальный слух отсутствует напрочь, что добавилось к списку моих неудач и еще больше огорчило меня. Маура, как всегда, был хорошим и терпеливым наставником, но толку от его попыток в моем случае не было никакого. Все созвучия для меня воспринимались почти одинаково, а понять очередность затыкания дырочек для создания цельной мелодии оказалось делом невыполнимым.
Чем больше мы общались, тем больше я стыдился своей неполноценности перед каскадом его талантов, и думал, что не заслуживаю дружбы с ним. Но он, казалось, не понимал моей проблемы; во всяком случае, вместо того, чтобы плюнуть и найти себе более достойного приятеля для игр, он почему-то продолжал возиться со мной.
Как почтенный Ильба ни пытался предотвратить наше совместное времяпрепровождение, ему это не удавалось. То хитростью, то открытым неповиновением Маура находил способы для общения, и я искренне недоумевал, зачем ему это было нужно, тем более ценой недовольства приютившего его господина Лабинги.
Так или иначе, это было нужно мне, и я не скрывал своей радости каждый раз, когда видел своего старшего товарища. У нас бывали и ссоры, и стычки, но все это меркло на фоне того неугасающего интереса, который я питал к нему, и который, судя по его поведению, он хотя бы отчасти разделял.
Примечания:
[1] В описываемом обществе рабам не позволялось называть своих владельцев по имени, или же по имени рода, не добавляя при этом титул «хозяин». Титул мог употребляться и как самостоятельное обращение вместо имени. На языке людей того времени (в данном произведении представленном русским языком) это обращение звучало как «халит». (Здесь и далее – примечания автора).
Глава 2 - Откровения
Я медленно ступал по густой зеленой траве в направлении ближайшей к имению рощи, пытаясь обнаружить своего товарища по игре в прятки. Он должен был быть где-то поблизости. Дойдя до края поляны, я в очередной раз осмотрелся по сторонам.
Подул легкий ветерок, и у самой рощи закачались кусты диких роз. Целое море красно-бурых цветов привлекло меня, заставив на миг позабыть о поисках. Желая сорвать одну бархатистую красавицу, я приблизился к цветущему кусту и протянул обе руки, хватаясь за стебелек. Острые шипы не замедлили глубоко вонзиться в кожу, и я, вскрикнув, отдернул руки, испуганно глядя на свои пухлые пальцы, на которых тут же выступили капли крови.
Маура в мгновение ока очутился рядом, склонившись надо мной, и его крепкие руки приобняли меня за плечи. Очевидно, он все это время стоял за тонким деревом слева, где я и не подумал искать.
Он немного подул на мои ладони, держа их в своих, и боль от уколов шипов быстро прошла. Затем он снял свой широкий пояс из светлой ткани и аккуратно промокнул крошечные ранки.
— Ничего, скоро заживет без следа, — улыбнулся он. — Даже перевязывать не надо. — Он оглянулся на куст. — Так ты хочешь розу?
— Хочу, — я шмыгнул носом и провел по нему рукавом.
— Какую тебе?
— Вот эту, темную, — ответил я, указывая на изогнутые, почти черные лепестки.
Маура обернул пояс вокруг стебля и легко оторвал его от куста, протягивая мне. Я осторожно взял розу, подержал немного и вернул ему:
— Возьмите, пожалуйста. Я для вас хотел ее сорвать.
Он удивленно поднял брови, принимая подарок.
— Спасибо. Но знаешь, я тебе сразу скажу — я сорванных цветов не люблю. Мне они больше нравятся на кусте, живые. А эта роза скоро завянет.
Я огорченно опустил глаза — мне не удалось сделать ему приятное. Видя мое замешательство, он с демонстративным наслаждением вдохнул нежный аромат и, обломав шипы, ловко завязал концы гибкого стебля в форме венка. Это необычное украшение он водрузил мне на голову, так, что роза оказалась как раз над моим лбом.
— Вот, ты великий владыка. Владыкой чего ты хочешь быть?
Вопрос оказался для меня сложнее, чем он мог представить.
— Я… я не хочу быть владыкой, — пожал я плечами.
— Как? — опешил он. — Вообще не хочешь?
— Не хочу.
— Ну, подумай. У тебя же будут свои владения, и свои воины. Ты всем этим можешь управлять.
— А зачем?
Впервые я поставил его в тупик.
— Зачем? Ну как, зачем… Чтобы знать, что ты умный, и сильный, и тебя слушают люди. Чтобы ты им все давал, что нужно, а они в ответ охраняли тебя и весь твой край. А все, кто в твоем краю живет, были бы счастливы. Разве это не важно?
— Ну, не знаю… — протянул я. — Я не думал о всех… Вы же спросили, хочу ли этого я…
— А чего ты хочешь в жизни?
— Я… — оглядевшись вокруг, я тщетно попытался найти что-то, что подсказало бы мне ответ, ибо сам никогда не задавался этой проблемой. — Я хочу… жить, господин, — в конце концов сказал я единственное, пришедшее на ум.
— Хм… пожалуй, — задумался он. — Лучше и не скажешь.
Услышав слова поощрения, я заулыбался, хотя тема, на которую свернул наш разговор, не стала мне понятнее.
— То есть, просто жить? — уточнил он. — И не нужно ни огромных пашен, ни золота, ни армий?
— Если каждый будет просто жить… То зачем армии?
— И тебя устраивает рабство? — не отставал он.
— Рабство? — переспросил я. — У нас род земледельцев, я вырасту и тоже стану земледельцем, как мой отец, так было всегда…
— Да это все ясно, — отмахнулся он. — Но тебя не волнует, что Ильба этот помыкает тобой и твоим отцом, как хочет, а у вас прав никаких нет?
— Так он же из рода торговцев, а у них и все владения, они с нами делятся, мы же должны подчиняться, чтобы это все иметь… Так было всегда… Ведь вы тоже так хотите, великим правителем быть… Чтобы вас слушались.
— Я сказал «слушали», а не «слушались». Это же разные вещи, понимаешь?
— Почему?
— Потому, что есть разница между совместным делом и тупым повиновением, — резко пояснил он, теряя терпение. — Бана. [1]
Я обиделся и пошел к лесу, оставив его одного на поляне. И тут же об этом пожалел.
Прямо передо мной возникло серое чудовище — волк огромных размеров, вышедший навстречу мне из чащи так, что мы почти столкнулись. Длинные клыки были обнажены, и с них стекала слюна. Желтые глаза смотрели на меня неподвижно, угрожающе. Я попятился, открыв рот от ужаса и не в силах закричать.
— Не беги! — вдруг услышал я громкий шепот Маура сзади. — Отступай медленно, спокойно. Не показывай страха.
Я попытался последовать совету, осторожно делая шаг назад на дрожащих ногах. Но, как назло, зацепился ногой за сучок и с криком повалился на землю, больно ударившись.
Волк прижал острые уши к голове и глухо зарычал. Шерсть на его загривке встала дыбом, когда он пружинисто припал к земле, готовясь к прыжку. Я не успел отползти.
Но у Маура была молниеносная реакция; и еще у него был нож. Он с размаху навалился на животное, прервав его прыжок. Длинное лезвие блеснуло на солнце и тут же окрасилось темной кровью.
В наступившей тишине Маура поднялся. Мертвый хищник остался лежать на земле с перерезанным горлом. Кровь с ножа капала в траву крупными багровыми каплями, и мой взгляд постепенно полз вверх, задерживаясь на потертой рукоятке и на сжимавших ее тонких пальцах. Эти пальцы иногда мягко гладили мои щеки и плели дивные венки из цветов. Он дарил венки маленьким дочкам рабов, которые хлопали в чумазые ладошки, танцуя кружком и притворяясь лесными волшебницами.
Теперь его пальцы были цепкими и твердыми, и оружие казалось их неотъемлемой частью, словно продолжением руки.
Сидя на траве, я заплакал. Слезы текли по моему лицу грязными ручейками, и я безуспешно вытирал их, шмыгая носом. Маура подошел ко мне, опускаясь на колени.
— Все, бояться нечего. Успокойся. Сильно ударился?
Он протянул руку, чтобы утереть мои слезы, но я инстинктивно отшатнулся, потому что на руке были капли волчьей крови. На его одежде тоже было несколько пятен. Маура проследил за моим взглядом, затем встал и снова отошел к распластанной туше.
— Вы убили… — прошептал я.
— А ты предпочел бы, чтобы это милое животное разорвало тебя на части? — резко отпарировал он. — Зато смотри: из шкуры выйдет прекрасная накидка на зиму, — Маура приподнял одну из мохнатых лап.
Меня передернуло.
— У нее, может, были дети… Она их кормила… Теперь она к ним никогда не вернется…
Маура помрачнел, вытирая нож о траву, и внимательно взглянул на волка.
— У него, — поправил он, — возможно, и были дети.
Как можно более тщательно очистив руки, он сделал еще одну попытку приблизиться ко мне.
— Ну не надо, Бан. Эх… — Маура махнул рукой, собрал веток и забросал ими тушу так, что она быстро скрылась из виду под густым покровом. — Все. Не буду я его брать.
Я позволил ему поднять себя с земли, утирая нос и глаза рукавом.
Дойдя до небольшого лесного ручейка, он разделся по пояс и окончательно смыл с себя все следы атаки.
— Волки — нормальные ребята, но тут пойми, или ты, или тебя, — говорил он, сидя на бревне недалеко от опушки. — Закон выживания.
Уже успокоившись, я сидел рядом, насупленно его слушая. Тогда, пребывая в шоке, я даже не подумал, что его атака на волка спасла мне жизнь.
— У меня просто реакция на них теперь такая… — продолжал Маура. — В детстве, в Зараке, на моих глазах пес вцепился зубами одному мальчику в руку, и оторвал ее.
— Оторвал?! — ужаснулся я.
— Ну да, почти от плеча, — подтвердил он. — И это не дикий пес был, соседская семья его на привязи держала. Утверждали, что полностью ручной, домашний. А он возьми и сорвись с привязи, и прямиком к детям, которые неподалеку играли. Они его даже не дразнили. Он от запаха крови озверел совсем, и на следующего кинулся.
— Так он их… всех… того?.. — у меня пересохло во рту от потрясения.
— Не успел. Я его камнем в голову завалил. Меня за это из приемной семьи и выгнали, потому что хозяева пса пришли плату за убыток требовать, и крепко поругались из-за этого с той семьей.
— Так вы же… спасли всех этих детей! — не поверил я. — А если бы их собственные дети среди них были?!
— Тогда, может, и не выгнали бы, — пожал он плечами. — А впрочем, кто знает…
— А мальчик тот без руки остался? — с сожалением спросил я.
— Остался. Но выжил. Ладно, что мы все о бедах, — перебил он сам себя. — А почему ты подумал, что это именно волчица, а не волк? — последовал неожиданный вопрос.
Я не знал, как объяснить.
— Моя мама… она… не вернулась… — наконец сбивчиво сказал я, сопя и низко опустив
Можно оставить полный текст, создать раздел с названием произведения, и добавлять в него уже отдельные главы)