Поезд 112М Москва-Круглое Поле прибыл на станцию Набережные Челны по расписанию, ровно в 21:45.
Я посмотрел в окно и заплакал.
В голове у меня крутился лишь один вопрос: каким нужно быть бессердечным начальником, чтобы вот так просто меня, самого лучшего сотрудника с 20-летним стажем, взять и сослать в такую глушь? Почему выбор остановился на мне? С этим заданием мог бы справиться любой стажер из нашего отдела. Оценить покупательскую способность населения большого ума не требуется! Особенно, в такой дыре, где знать не знают, что такое настоящая зарплата! Я рыдал и не мог остановиться.
- Ваша станция, вы приехали, - прошептали мне на ухо два проводника-близнеца и указали на выход.
- Ребята... А можно я это... Останусь, обратно поеду... Я передумал! Я заплачу! Что хотите, я отдам! - я вцепился двумя руками в столик. Проводники переглянулись, молча взяли меня под руки и поволокли мое обмякшее тело по вагону. Придя в себя, я попытался сопротивляться: упирался ногами, хватался за поручни, даже кусался. Все тщетно: я был словно окован четырьмя сильными руками. Более того, проводники не поддавались мне и в моральном смысле: на мои мольбы им было все равно. - Ребята, я сам, - всхлипнул я, вытирал слезы. Я высвободился из рук стальных титанов, но они остались стоять рядом. Я поднялся с колен, перекрестился и шагнул в темноту. Вслед за мной полетели мои чемоданы, а поезд, издав длинный пронзительный гудок, проследовал дальше уж без меня.
На открытой платформе осенний ветер задувал так, что пробирал аж до костей. Я укутался в дорожный плед, который в суматохе забыл вернуть проводникам, и осмотрелся. Вокруг не было ни души. Фонарь с разбитым плафоном лишь на половину освещал перрон. В какой стороне находился выход ¬– было не разобрать. Указателей тоже не было. Собрав свои пожитки, я двинулся наугад, стараясь вспомнить хоть что-то про этот город. "Есть ли тут метро? Ходят троллейбусы? Автобусы? На чем передвигаются здешние аборигены? На лошадях?" - я было уже окончательно впал в отчаяние и потерял всякую надежду найти хоть что-то похожее на остановочный павильон, как внезапно обнаружил вдалеке желтые огоньки. Это было такси. Вы не представляете, какую радость я испытал в этот момент! Я ощутил себя путником, который неделю брел по пустыне, изнемогая от жары и холода, и вот уже на исходе сил вышел на оазис. Я побежал к машине. Нет, этого мало, чтобы описать. Я буквально бросился со всех ног к своему спасителю.
Достигнув авто, я запрыгнул внутрь и, усевшись поудобнее на заднее сиденье, спросил:
- Свободен?
Ответа почему-то не последовало. Я повторил вопрос:
- Шеф, свободен?!
Таксист не отвечал.
Я направил свет от своего телефона вперед и мне стало все понятно:
на переднем кресле слева в сидячем положении находилось тело мужчины, его большой живот был зажат между рулем и не давал ему упасть в сторону. На вид ему было лет пятьдесят, усатый, на голове виднелась небольшая залысина, из угла рта до пола стекала слюна, в правой руке дымилась непогасшая сигара. На белой футболке в области сердца зияло красное пятно.
- О черт! Я, кажется, влип! Он совсем мертвый!". Я был в ужасе и начал судорожно протирать своим шарфом все, до чего я мог дотронуться. В моей голове уже стоял вой полицейской сирены, обвинения в убийстве, тюрьма.. "О нет! Нет, нет, нет! Я не хочу в тюрьму! Не хочу! Спокойно, спокойно. Нужно взять себя в руки. Меня никто не видел. Сейчас сотру все свои отпечатки и так же незаметно уйду. Найду эту чертову автобусную остановку и поеду как ни в чем не бывало в гостиницу. Искать меня никто не станет..." –успокаивал я сам себя, ползая на четвереньках по салону чужого авто с мертвым водителем.
"Готово. Все чисто. Можно уходить", - сказал я сам себе и потянулся к двери. В этот момент раздался знакомый мне щелчок, это был звук блокировки дверей, а на своей голове я почувствовал чью-то большую волосатую руку, она сжимала мой череп так, что у меня глаза из орбит полезли...
- Ты что здесь шаришься? - спросил меня голос из темноты.
- Я тут ни при чем... Я хотел уехать... Я... - я начал заикаться.
- Наркоман что ли? – переспросило оно, вытаращив на меня свои глазище.
- Н-нет... Я такси искал. Пощадите! - жалобно пролепетал я.
Рука отпустила мою голову, зажегся свет и я увидел ожившего таксиста, который не менее удивленно смотрел на меня и что-то дожевывал.
- Мне на этот адрес нужно- отойдя от шока выпалил я, показывая на карту в телефоне.
- Хозяин – барин, деньги вперед гони, - хлопнув себя по пузу, сказал таксист.
Я мгновенно передал ему купюру. Водила взял, пристально осмотрел ее, пощупал, расправил и принюхался:
- Ты в штаны навалил что ли?
Я промолчал. Таксист включил вентилятор, покачал головой, и мы поехали.
Всю дорогу таксист что-то бурчал себе под нос и постоянно спрашивал:
- Ты, что об этом мыслишь?
Я же делал вид, что сплю и не принимал участия в беседе. Водилу это не смущало, он продолжал тарахтеть.
- Все, дальше не поеду. Там бордюр высокий и развернуться негде, - констатировал таксист и припарковался на углу какого-то дома.
- Так, а гостиница-то где? – недоуменно спросил я, пытаясь взглядом отыскать вывеску отеля.
- Воон в ту арку, потом через двор, на углу направо. Окажешься на бульваре – разберешься.
- Ээ... Так я это... Неместный. И у меня багаж... - недоумевал я.
- Дойдешь! У меня старушки и те сами до подъезда бегают, - захохотал таксист.
Мне ничего не оставалось делать, как взять чемоданы и топать пешком.
Э, сдачи у меня нет! – услышал я позади себя голос таксиста, когда уже заходил в арку.
- «На чай», – сказал я про себя, не оборачиваясь.
Оказалось, бульвар находился не справа от указанного угла, как объяснил таксист, а левее, из-за чего мне пришлось дважды обойти вокруг длиннющего дома, прежде чем выйти к гостинице.
Перешагнув порог отеля я оказался в небольшом вестибюле, большую часть которого занимала стойка ресепшен из массивного красного дуба, а для гостей оставался лишь узкий проход, где едва ли могли разминуться два человека. С потолка свисали винтажные канделябры, а на стене в два ряда висели часы с названиями городов: Амстердам, Набережные Челны, Нью-Йорк, Париж, Лондон... Их было двенадцать. Часы тикали наперебой, ускоряясь, как будто пытались друг друга обогнать, в то время, как циферблаты показывали одинаковое время, а секундные стрелки стояли на месте. Я не обнаружил никого внутри, постучал монеткой по столешнице.
- Не ломайте мебель, она дорого стоит, - раздался серьезный голос. Внезапно за стойкой появилась молодая девушка.
- Просто... Вас не было... - еле ворочая язык, ответил я.
- Я всегда на месте. Вы выезжаете? Бар оплатили? - с еще большей строгостью обратилась ко мне рецепционистка, заглядывая в монитор компьютера.
- Девушка! Я только заселяюсь! - возмущенно воскликнул я, показывая на чемоданы.
- А я почем знаю? - фыркнул голос из-за стойки.
- Я вчера Вам звонил. Код брони – 254. Посмотрите, пожалуйста, - попросил я девушку.
- Я вчера не работала. Заселяйтесь в любой номер. Вот, 79-ый, . 7-ой этаж. Лестница – там, - она наконец оторвалась от монитора и указала пальцем за угол. - Лифт не работает, уж извините, - едва заметно уголки ее рта сделали попытку улыбнуться. Хотя, если честно, это было больше похоже на ухмылку. Она протянула мне ключ с желтой биркой.
Я не успел что-либо возразить, как девушка скрылась за служебной дверью. Ну а я пополз со своими чемоданами на седьмой этаж.
Дотащившись до своего номера, потратив еще не мало сил на дверной замок, который никак не поддавался мне, я вошел внутрь. В темноте я нащупал кровать и, не снимая ботинок, завалился спать.
Проснулся я ближе к обеду от шума пылесоса и пения рыжеволосой горничной. Она усердно чистила ковер и напевала веселую песенку, нисколько не смущаясь моего присутствия.
- Извините!.. А можно в отсутствии гостей прибирать номер? - зевая, спросил я.
- Вы здесь столько намусорили, что придется неделю убираться, -улыбнувшись, ответила она мне и продолжила пылесосить.
Я осмотрел комнату. Повсюду валялись пустые коробки, бумага и чужая одежда. Я ничего не понимал. Что с этим городом? Я направился в душ.
Приведя себя в порядок, я пошел на балкон, дабы не мешать горничной, которая все так же упорно терла пол в комнате. С балкона открывался вид на безлюдный бульвар , окруженный вульгарно раскрашенными строениями. От непонятных каменных скульптур веяло холодом и одиночеством. В воздухе стоял запах гари и керосина. Уличные фонтаны молчали и не подавали признаков жизни.
- Да, целый месяц мне придется провести в вашем городе, - сказал я обращаясь к горничной, которая наконец-то выключила свой пылесос.
- Не раскисайте! Город у нас хороший, вам понравится. Как рекомендует мой дядя, а он, между прочим, заслуженный врач, если вас одолела хандра, вам срочно требуется порция мороженого! - улыбнувшись сказала горничная и, подарив мне воздушный поцелуй, ушла.
" А почему бы не и нет?" - стал я уговаривать себя. - "Заодно прогуляюсь".
Я пошел к бульвару, который так старательно искал по пути к гостинице.
- Уважаемый! А где здесь можно купить мороженое? - обратился я к первому встречному.
- Так вот же! Читать не умеешь? - мужчина указал на киоск с надписью "Тундырма".
Я удивился и переспросил:
- Да не. Мороженое, говорю, где продается?
- Тундырма и есть мороженое! Неместный что ли?! - усмехнулся прохожий.
- Аа... - протянул я. - Спасибо! – поблагодарил я мужчину, не сразу поняв причину его веселья, а потом и сам смеялся над собою всю дорогу до самой гостиницы.
Как оказалось, "тундырма" с татарского переводится как мороженое.
Я купил две коробки сливочного десерта – чтоб наверняка! Когда я вернулся в номер, я залез на гамак, подвешенный в центре комнаты, включил симфонию Моцарта и начал жадно поедать мороженое, смакуя и причмокивая.
"Да... Раньше я недоверчиво относился к советам врачей. Но теперь я готов заявить во всеуслышание, что отныне стану прислушиваться к людям в белых халатах", - мое настроение поднималось по мере уничтожения мороженого. - "Вот, все уже хорошо! Даже серый город за окном преобразился". Тут я перестал раскачиваться в гамаке и выбежал на балкон. "Преобразился!" - воскликнул я.
Я смотрел на город и не верил своим глазам.
Безлюдный бульвар заполнили тысячи радостных глаз и улыбок.
Под мелодии уличных музыкантов дома, скульптуры, сувенирные лавки, все пришло в движение, все кружилось и танцевало.
Разноцветные брызги фонтанов взлетали высоко-высоко, устремляясь в самую высь и, достигнув небосвода, сливались в единую радугу.
Над площадью витал запах чак-чака, щербета и свежего чая; аромат заполнял и соседние переулки, усиливался, соединяясь с другими, продолжал свое движение, покрывая весь город одеялом любви и романтики.
От всего этого мне стало так хорошо на душе, что захотелось петь. "Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу..." - затянул я, стоя на балконе в одних трусах. - "Сегодня ты, а завтра – я..." - я пел, размахивал руками и представлял себя оперным певцом на сцене "Ла Скала". - "Что наша жизнь? - Игра!" - я закончил арию и обомлел. Я стоял уже не на балконе гостиницы, а на сцене неизвестного мне заведения. Как я тут очутился? Незнакомые дамы и господа аплодировали мне
