союзниками они не испытывали никакого желания. И вот уже в поздние сумерки гребенцы начали движение к липовскому стану: четыреста ратников, два десятка повозок, две сотни лошадей. На месте остался только воевода Тан с несколькими сотскими. Впрочем, князю это было лишь наруку.
– Принимай подкрепление! – скомандовал Дарник, вместе со знаменосцем и трубачом впереди всех подъезжая к своему стану.
– Это только ты так можешь! – восторженно приветствовал князя Борть. Другие воеводы помалкивали, не в силах до конца поверить в случившееся.
С ратниками было проще, гребенцев они встречали, как говорится, с десятирукими объятиями, жаренная конина, фрукты, вино из калачских виноградников, хоть все и сытые были, снова пошли в дело. До утра горели костры, и шло знакомство липовцев с негаданным пополнением. Не спали и князь с воеводами, выставив двойные дозоры, и всю ночь держа в полной готовности камнеметчиков и арсову сотню, опасаясь ночного нападения других хазарских наемников, тем более видя вдали их не гаснущие костры.
Наутро обнаружилось, что эти костры были уловкой – гурганцы и касоги ушли. Посланные дозорные доложили, что все они уже перебрались на южный берег Калачки.
– Что дальше? – спрашивали князя воеводы.
– Похоже, нам самим теперь надо брать с Калача виру, – отвечал им Дарник.
– А под каким предлогом?
– Предлог у нас будет самый законный. Река Рус все-таки русская река. Отсюда все русы пошли. Но сто лет пошлины с купцов здесь собирали только хазары, пора забрать у них половину этих доходов. Или кто-то возражает против этого?
Воеводы и ратники от души веселились: ну и шутник у них князь!
Но для начала требовалось хоть сколько-то разобраться с гребенцами: кто на что горазд, и кого куда определить. Новички наслушавшись за ночь бесконечных рассказов о победах над арсами, булгарами, норками и сами жаждали для себя чего-то нового и необычного. Преимущественно это были обыкновенные смерды, хотевшие перед мирной семейной жизнью как следует и мир посмотреть и себя испытать. В общем, выбрали рядом со станом подходящее поле-ристалище и ну из луков стрелять и двое на двое, и ватага на ватагу вместо мечей палками друг друга дубасить. А если кто в конники хотел, то и тому это попытать было позволено.
Не успели, однако, ратники и набежавшие из посада зрители войти во вкус от сего зрелища, как из Туруса прискакал одвуконь разъезд дозорных, с ними был липовский гонец, сообщивший о бесчинствах близ Липова вольных бойников. Разбежавшись после своего разгрома по лесам, они вскоре вновь сбились в вооруженные ватаги и в отместку Дарнику принялись нападать на заставы и селища княжества, не столько грабя, сколько стараясь нанести побольше ущерба: бессмысленные убийства смердов и домашнего скота, насилие над женщинами, поджоги и вытаптывание полей. Была даже попытка ворваться в посад Липова, но гарнизон Дворища под началом Кривоноса так отбился, что у бойников пропало всякое желание нападать на город впредь. Счастье еще, что они пока держатся обособленно друг от друга, однако если найдется вожак, который объединит всю их полутысячу, худо придется всему Липову.
– А что арсы? – интересовало Дарника.
– Арсы за тебя, князь. Сами пришли на помощь Арсовой Заставе и помогли ей справиться с одной из ватаг.
На Сотском совете мнение было единодушным: пора возвращаться домой, мол, никакая здешняя добыча не перевесит вред, который бойники могут нанести княжеству. Рыбья Кровь был в некоторой нерешительности – уж очень хотелось ему объявить тудуну о своей собственной вире Калачу. Но самому засылать переговорщиков было как-то не очень выигрышно. Какое-то время он даже обдумывал, не написать ли все это в послании на ромейском языке, потом все же махнул рукой – оставлять письменное свидетельство своих шуток было чревато непонятными последствиями. Однако завершить свой калачский поход все же требовалось чем-то достаточно громким.
И отозвав в сторону Бортя, Дарник распорядился одной из его сотен под видом сбора фруктов пройтись на посадским дворищам, везде объявить о распоряжении тудуна собрать подати для дружеского липовского войска, ни в коем случае никого не обижать, но собрать все самое ценное:
– Деньги, если найдутся, украшения, дорогие ткани и одежды, а также все железное и медное, в общем, сам по Казгару все прекрасно знаешь.
Затем отдельно через толмача князь переговорил с гурганскими пленными:
– Никто не хочет платить за вас самый малый выкуп, отпустить просто так, чтобы вы потом против меня сражались я тоже не могу, поэтому выбирайте: или каждому из вас отрубают кисть правой руки и отпускают на свободу, или вы идете со мной в Липов, там честно работаете и через два года уходите куда захотите.
Что-то недолго переговорив между собой на своем языке, все как один гурганцы согласились отправляться с князем. Потом довольно неожиданный разговор состоялся у Дарника с турусцами, которые до сих пор так и не покинули липовский стан.
– Все, мы уходим домой на север. Я слово свое держу, отправляйтесь к своим женам и родне.
Из семидесяти человек, сорок захотели идти с князем, опасаясь кары от калачского тархана, только спрашивали, можно ли им взять с собой жен и не будут ли их жен липовцы обижать.
– Вы же видите, как в моем войске относятся к мамкам, также будут относиться и к вашим женам, – успокоил их Рыбья Кровь.
Тем же, кто захотел остаться, счел нужным объяснить жалобные вопли, доносящиеся из посадских дворищ:
– Там никого не убивают и не сильничают. Просто забирают с каждого дыма по десять дирхемов на дорожный прокорм нашего войска. Как мне ваш тудун пообещал. Берем только свое.
Еще день сборов и объединенное войско двинулось на Турус. Вперед выслан был гонец с распоряжением речному войску останавливать все ладьи, плывущие на север, и освобождать их для погрузки пешцев на возвратный путь.
В хазарской крепости помимо разгневаных купцов, грозящих карами от русских князей Дарника ждал замечательный подарок от Быстряна. Освобожденная от всех мачт, баллист и других грузов бирема сама сошла с мели и теперь ее усердно чинили, собираясь идти на ней в Калач к князю на помощь. Приказ о возвращении вызвал недовольство у главного воеводы:
– Я надеялся, если не напасть на Калач с воды, то хотя бы вернуть бирему за хороший выкуп. А теперь что, просто сжечь ее.
Понятно было, что до Липова эта громадина не пройдет.
– Будем тащить, пока сможем, – решил Рыбья Кровь.
В Турусе половина гребенцев захотела вернуться домой. Князь этому не препятствовал, помог переправиться им с повозками на правый берег Танаиса и в качестве жалованья (служба ведь была исполнена) вручил каждому по гурганскому мечу. Купцам, чтобы не слишком шумели, заплатил за изъятые ладьи по десять дирхемов задатка, пообещав добавить еще по сорок монет, когда они привезут свои товары в Липов.
Теперь оставалось только правильно все распределить: загрузить на суда пятьсот пешцев, двести добытых рабов и пятьдесят пленных гурганцев (включая поправившихся в Турусе раненых), пятьсот конников и камнеметчиков переправить с колесницами на правый берег, плоты и лишние повозки обменять у бродников на харчи и овчины и можно уже двигаться. Боясь перегруза, на бирему посадили только нижний ряд гребцов, но и с ними ромейское судно ничуть не отставало даже от дракаров. Но все равно заплыв против течения был уже не такой бодрый как прежде. Конница могла двигаться втрое быстрее, но князь не позволяял ей покидать флотилию – добычи было не очень много, поэтому главный выигрыш виделся в полном сохранении и людей и имущества.
Затратив на сто пятьдесят верст целую неделю, наконец вышли к устью Липы. Здесь отыскали подходящую излучину с затоном и высоким берегом, высадили на него шестьдесят гребцов биремы, добавили к ним пару ватаг и пятьдесят рабынь (остальных наложниц ищите в окружающих селищах) и приказали:
– Стройте Усть-Липу!
Дальше войско пошло раздельно: конница как можно быстрее, а ладьи с дракарами как сумеют.
Наслушавшись рассказов про поджоги и убийства, Дарник ожидал увидеть свою землю сплошь выжженной и опустошенной. На самом деле ущерб был не так уж и велик. Все восточные заставы и селища остались в целости. Сильно пострадала лишь западный берег Липы. Разорены и сожжены с десяток селищ. Еле отбились Короякская и Арсова Заставы, устоял и Южный Булгар. Попытки Кривоноса самому нападать на бойников ни к чему не привели – те, избегая прямого боя, просто исчезали в лесной чаще. Кроме налетов на смердов и селища было бессмысленно сожжено и вытоптано немало полей, истреблен скот, уничтожены все мосты через речушки. Это была откровенная месть лично ему, Дарнику. И она достигла своей цели – липовцы встречали князя, опустив глаза. Никто ничего не говорил, но ясно чувствовалось, кого именно они считают виновником своих бед. Его новые победы никого не радовали, а казалось только еще больше злили.
Необходимо было резко менять сложившееся положение.
– Раз теперь ты можешь посадить на коней пять сотен ратников, можно устроить большую загонную охоту, – предложил Голован.
Так и сделали. В версте от Южного Булгара имелся обширный заливной луг, переходящий в топкое болото. Высланные туда двадцать колесниц с сотней бортичей за три дня навалили там лесную засеку и в скрытном месте вместе с камнеметчиками затаились. После чего тысяча гридей, арсов и липовцев, растянувшись цепью по Короякской дороге на три версты и грохоча молотками по железным мискам, принялись прочесывать лес, где вольных бойников видели последний раз. Еще три сотни конных жураньцев ехали сзади на случай, если бойники рискнут прорваться сквозь редкую цепочку мужиков, женщин и стариков. Однако никто прорываться не стал, спугнутые ватаги бойников поспешно ушли в глубь леса, оставив свои стоянки с брошенным добром. Наткнувшись на засеку, часть бойников полезла через нее, а часть пошла в обход и вышла как раз на засаду камнеметчиков и лучников. «Улов» был не слишком велик: две дюжины убитых и полдюжины раненых, захвачены в плен.
Но Рыбья Кровь сумел вдвое увеличить его. Все убитые и раненые были догола раздеты, после чего убитых так и оставили на съеденье лесному зверью, а в их одежды нарядили чучела из травы и развесили их вдоль Южной и Короякской дороги. Гриди, возясь с чучелами не понимали:
– А почему нельзя было самих бойников развесить?
– Потому что я страх как боюсь вонючих мертвяков, – с улыбкой отвечал им князь.
Его расчет вполне оправдался: чучела воздействовали не так пугающе, зато весьма выразительно и долговременно.
А привезенные пятеро раненых бойников были помещены в Загон к пребывающим там остерским разбойникам – развлечению липовцев продолжаться и пополняться!
Исчезнувший страх перед лесными убийцами, которые так здорово бегают от пустых мисок, вернул липовцам былое спокойствие и веру в князя. Вскоре предпринят был подобный загон и в западную часть леса, «добыча» там, правда, оказалась еще меньше, чем на юге. Однако в результате устрашенная собственными чучелами большая часть вольных бойников все же покинула территорию княжества, те же, кто из упрямства остались, окончательно были
