истреблены с наступлением осени, когда по лесу с опавшей листвой на них устраивали охоту уже с собаками.
Прибывшая в Липов походная флотилия и вовсе оживила столицу княжества. Хотя серебро направо-налево никто не разбрасывал, княжеские и войсковые лавки настолько заполнились топорами и пилами, лопатами и гвоздями, что на них у лесовиков можно было выменять не только зерно, но и хмельной мед. А было еще обилие новых лиц, вещей, бесконечных рассказов о самом походе и сражениях.
Увы, без князя в речном войске не обошлось без потерь. Пленные гурганцы, зарезав пятерых охранников, сбежали. При этом пятерых своих единоплеменников, полностью не оправившихся от ран, оставили на месте. И приплыв в Липов, многие гриди требовали эту пятерку подвергнуть самой жестокой казни. На что Дарник лишь рассмеялся:
– Ну и молодцы гурганцы, что сбежали. Лучше охранять надо было. Эти, когда поправятся и сбегут, тоже молодцами будут.
10
Избавившись от последних разбойничьих ватаг и распределив свое войско по ближним и дальним селищам, Рыбья Кровь приступил к размеренному княжескому управлению. Еще более твердо вознамерился посадить служивых людей на землю. Собрав воевод и тиунов, так им и объявил:
– Я не хочу больше полагаться только на военное счастье. Хочу богатеть от своей земли, и вы все должны мне в этом помочь. Берите землю, селите на ней привезенных холопов и кормите себя и своих ратников.
– Да как же кормить, когда мы по полгода с тобой в походе? – зашумели воеводы.
– В поход теперь тоже пойдут только те, кто сможет хорошо хозяйствовать на земле, – был ответ князя. – Мне надоели бездомники с одним ржавым мечом за душой. Я хочу, чтобы каждому воину было куда и к кому возвращаться. Это лишь ребятне надо все время доказывать, какие они смелые и ловкие. Я здесь самый молодой, но и мне уже надоело всем показывать какой я хороший воевода. В следующее лето остаюсь в Липове, так и знайте, войско поведет кто-то другой. Год назад я уже предлагал вам брать землю и холопов, и мало кто согласился. Теперь это мой приказ. Каждый получит свое жалованье за полгода. Оно у вас не такое маленькое. Посмотрим, кто как сумеет им распорядиться. Кому нужна только воинская слава и добыча, так в полусотских и застрянет или пусть поищет службу у другого князя, у меня будет лишь то, что я сказал.
Мрачные расходились после совета воеводы и тиуны. Вместо привычного осенне-зимнего затишья им предстояло сильно беспокоиться о своем ближайшем будущем. Неожиданную поддержку Рыбья Кровь получил от гребенцев, они не только согласны были нести службу на самых дальних заставах, но и не прочь были самостоятельно возвести отдельное селище. А уж когда князь предложил всем желающим сесть на землю свою подмогу-покруту в двадцать дирхемов, желающих ее получить выстроилась целая очередь. Глядя на ретивых гребенцев зашевелились и малые воеводы. Липов снова превратился в бурный муравейник: плотники едва успевали возвести бревенчатые срубы, как их тут же разбирали и увозили за много верст, прибывших из Туруса рабов принялись выкупать и увозить на свои земельные угодья, бешеным спросом пользовались доски, бычьи пузыри для окон, чугунные детали для печей, ну и сами печники, конечно.
– Я понял твой секрет, – сказал князю по этому поводу Фемел. – Ты вырос в окружении лишь своих мыслей, поэтому тебе дела нет до сложившихся обычаев и правил. И тебе все время хочется двигаться только вперед. Но однажды все могут устать бежать за тобой и скажут: остановись. Что ты будешь делать тогда?
– Возьму свой клевец и с первыми петухами ускользну из Липова.
– Неужели ты способен все бросить и начать жизнь заново? – удивился ромей.
– Не только заново, но и продолжить все как есть, – довольно ухмыльнулся Дарник.
Что это значит, выяснилось, когда с первым снегом в Корояк было отправлено свадебное посольство сватать младшую дочь князя Рогана Всеславу.
– Может не надо посольства, сначала бы осторожно выведать, что и как, – пытался отговорить князя ромей. – Не пойдешь же ты на Рогана войной, если он откажет?
– Очень даже пойду, и Роган это знает, – как о самом очевидном, говорил Дарник.
Фемел смотрел на своего «ученика» недоуменным взглядом: когда и где юный бежецкий варвар всего этого успел нахвататься?
Весть о княжеском сватовстве, разумеется, не могла оставить в покое ни одну женщину Липова. Донельзя взбудоражились и дарникские наложницы, при этом, если Шуша, Зорька и Саженка могли хоть чуть-чуть позлорадствовать в сторону Черны, то у последней не было и такой отдушины.
– А чем я тебе не хороша как жена? Два с половиной года была во всем угодна, а теперь нет! Я уже словенскую грамоту выучила и ромейскому языку меня Фемел обучает! Или совсем некрасива стала! Тебе никак не подхожу?! – снова и снова разорялась она, пугая, уже начавшего говорить сына.
– Ну почему же, во всем подходишь, – морщась, отвечал он. – И никто тебе не запрещает быть моей первой наложницей. Но есть вещи поважней самой горячей любви. Чтобы чего-то большого добиться, мне нужна помощь других князей, а ее получить можно, лишь породнившись с одним из них. Надеюсь, эта Всеслава окажется плохой женой, и ты подаришь мне более полное мужское счастье не только в постели, но и как верный и проверенный соратник. Кстати, было бы очень хорошо, если бы ты об этих моих словах никому не рассказывала. Твое злословие уж точно разъединит нас навсегда.
И Черна притихла, ясно понимая, что он как сказал, так и сделает.
Помимо свадебного посольства еще более важное посольство направлено было в Перегуд без захода в Корояк, по проложенной Кривоносом до Северска лесной дороге. Его сопровождала сотня неженатых ополченцев, дабы сменить одну из сотен перегудского гарнизона, найти себе жен и заодно способствовать сбору с Перегуда договорных податей, преимущественно зерном, льном и шерстью, тем, чего в Липове сильно не хватало.
Большой обоз с припасами отправился по Южной дороге и в Усть-Липу, обозначив таким образом южную границу липовских земель. По приблизительным прикидкам от Перегуда до Усть-Липы было не меньше пятисот верст. В ширину, правда, совсем немного, но ведь это дело вполне наживное.
В самом Липове на Войсковом Дворище завершалось строительство новых княжеских хором. В нижнем каменном ярусе находились кладовые и в отдельных горницах расположилась малая гридница для смены телохранителей, наверху, в ярусе из дубовых бревен, личные палаты князя и ближней дворни. Черна вместе с малолетним сыном после очередных ревнивых скандалов была переселена в отдельное дворище Посада, и ничто уже не мешало готовить комнаты для новой жены князя.
Княжеская и войсковая казна между тем, несмотря на все расходы, медленно, но верно стали пополняться. Собирая второй год подати самыми неподходящими товарами, Дарник пускал их в переработку в свои княжеские и войсковые мастерские. Потекли туда и поборы с проезжих купцов, харчевен, ремесленных мастерских. Теперь уже личные княжеские караваны шли в Корояк и Остер с готовыми тканями, сапогами, железными орудиями, глиняной посудой, конной сбруей и коврами. Левобережные селища не тронутые вольными бойниками тоже уже выплачивали полновесные подымные подати.
В липовской школе прошла первая проверка полученных знаний. Десять лучших учеников князь назначил землемерами и счетоводами с жалованьем, равным жалованью войскового десятского. Так, пятнадцатилетние отпрыски сразу стали зарабатывать больше, чем их отцы и старшие братья. Это произвело на липовцев столь сильное впечатление, что в школу немедленно записалось втрое больше желающих, чем прежде. Ромейские и словенские учителя, войдя во вкус, убеждали князя, что необходим еще и третий год обучения. Дарнику это было не совсем понятно, чему можно обучать три года подряд, но он все же решил согласиться и посмотреть, что из этого выйдет.
Помимо конных скачек и боевых игрищ появилось в стольном липовском граде и такое развлечение, как новые гладиаторские бои. Рассказ Фемела о том, как это проводилось в Западной Романии удачно лег на избыток головников, сидящих в Загоне, расходы на которых превышали доходы от их камнетесных работ.
– Хотите выйти отсюда – три поединка на смерть и любой из вас свободен, – предложил им Дарник. Головники встрепенулись и согласились.
Но ромейские гладиаторы оказались невинными мальчишками, по сравнению с тем, что придумал князь Дарник: выходить в бойцовский круг по пояс обнаженными и с двумя короткими топориками в руках. Одно дело, когда ты рубишься со щитом и хоть в каких-то доспехах, другое – когда во все стороны отлетают куски человеческой плоти. Зрелище оказалось непосильным даже для закаленных походных ветеранов и после второй топорной рубки, топоры поменяли на щит и меч – это выглядело значительно помягче. Впрочем, никто из головников за три первых месяца до свободы так и не дожил. Не было ни одного кто бы за три поединка не получил ни одной серьезной раны, от которой они при всем лечении все равно умирали.
В неожиданную сторону расширились и другие судебные княжеские решения. Аукнулись его старые слова: «Бери рабыню и содержи ее». Сначала по чуть-чуть, а потом все больше и больше обрушились на Дарника жалобы жен и наложниц на своих мужей. (Мужей, потому что любая наложница все равно считала себя мужней женой.)
– И не кормит ее! И не одевает! И бьет!
Ну насчет бьет князь был категоричен:
– Ни один муж в здравом уме не станет без причины бить свою жену. Хорошо, уходи от него, даже можешь требовать от него денег на свое содержание, но ровно до того момента пока у тебя не появится новый полюбовник.
– А если плохо кормит или одевает, ну что ж, отправлю я его на службу в дальнее селище, а ты уж будь добра выползай из своей каморы и ступай в ткацкую или швейную мастерскую и зарабатывай харчи и платья какие сможешь.
Фемел мог быть доволен – цивилизация наступала в Липове верстовыми шагами. А как же при этом подмывало Дарника воскликнуть:
– Ну почему мне в свои семнадцать лет надо разбираться в ваших семейных делах?
Но ничего не поделаешь: назвался князем – терпи.
Месяц после посылки свадебного посольства между тем миновал, а из Корояка все не было никакого известий. Ответ пришел, но совсем другой, из Айдара через Корояк прибыл посланник русского кагана с грамотой, призывающей князя Дарника на княжеский съезд. Такие съезды собирались раз в два-три года, на них выбирали нового кагана, решали споры между князьями и определяли общие большие дела. Еще на таком съезде иногда судили того или иного князя, о чем Дарник подумал прежде всего, но спрашивать об этом гонца воздержался, не желая ронять достоинства.
На совете воевод и тиунов голоса разделились пополам: одни говорили, что надо ехать, другие предлагали сказаться больным и послать вместо себя, хотя бы Фемела, он все узнает и сумеет выкрутиться из любого положения. «Не ехать» означало, что их полуразбойничье княжество еще вовсе не настоящее княжество, «ехать» же действительно было рискованно, наверняка хазары и купцы нажаловались там за Калач, зато возникла возможность получить общее признание и утвердиться на липовском княжьем столе уже не только с
