Валентина обращалась к сестрёнке, но смотрела, почему то, на Владимира. Жалостно так смотрела. Как на больного ещё с ясельного возраста головой человечка. – Думала: приедет, прикончит её, как мужик нормальный, а он…
В ведре уже никто не бегал, не нарезал круги. Мышка сидела рядом с блюдцем, в котором белело молоко, и грызла кусочки то ли сыра, то ли сосиски – сверху было не разобрать, что ей больше понравилось.
Рики вертелся и пытался в прыжке заглянуть в ведро. К мышам он был равнодушен. Его будоражил запах сыра.
- Ты ещё скажи: расстрелять! У стенки! – хмуро буркнул Владимир, подхватил ведро и потопал к калитке.
- Куда это он?
- В посадки сейчас отнесёт, отпустит. – Надежда протяжно, как Окки, зевнула. – Он же даже комаров не бьёт, а сгоняет, а ты – «мышь»… Он скорее нас с тобой подушкой придушит. Пойдём, попьём ещё сок. Через полчаса можно и на грядки: зной то спадает. – И, вслед мужу: - Вов! Блюдце там же оставь! Назад не приноси!
Рядом с хозяином семенил Рики и клянчил остатки не съеденного из ведра. Не пропадать же добру!
