съёмкам фильма и начат отбор актёров.
- Направление сюжета?
- Направление самое благородное. В детали посвящу позже. Затратное конечно, но для меня нет, и никогда не было желания выбрасывать деньги на ветер просто так. Вложенные средства должны окупиться и принести прибыль. А как же иначе? Бизнес, друг мой, это когда ты ешь, чуть зазевался, и съели тебя. Ну, вот… начинается….
Лицо Элизабет стало кривиться. Она чувствовала приближение боли, уколы, и то позорноненавистное состояние её тела, когда свидетели не нужны, тем более Алекс. Медсестра уже готовила шприц, а горничная делала гостю знаки удалиться. Однако Алекс, как будто не замечая этих стараний, сидел, сосредоточенно глядя в глаза Элизабет. А потом довольно жестковато произнёс :
- Ну, уж нет! Сегодня ты от меня так просто не отделаешься.
- Алекс, прошу тебя! Мне сейчас так плохо… прошу… уходи. Приходи завтра в это же время. А пока молю тебя… уйди!
Нет, нет и нет! Смотри на меня! Смотри мне в глаза, в глаза смотри. Смотри и ни о чём не думай, я твой друг, я твой самый близкий друг, я всем сердцем с тобой, смотри в глаза, ни о чём не думай, всё хорошо, всё хорошо, хорошо, всё просто прекрасно, не думай, ни о чём не думай, тебе хорошо, приятно лежать расслабившись, тело, твоё тело устало и отдыхает, тёплые волны, робкие и тёплые как котята щекочут твои ноги и шкурки тёплые, нежные такие мягкие, тёплые… мысли, мысли уплывают, они уносят в даль, они уносят тебя в даль, тебе хорошо, спокойно, легко, боли – нет, нет боли, и она больше уже не вернётся к тебе… никогда, тело расслаблено, оно отдыхает, дыхание ровное, дышится легко и свободно. Тихо, покой, тепло поднимается по ногам вверх, вверх, вверх, вверх. Уже колени чувствуют это тепло, хорошо, закрой глаза, хорошо, спокойно, боли нет, больше нет, она больше никогда не вернётся, ты – сильная, ты красивая, ты – любишь жизнь, тепло, тепло обнимает твои бёдра, тело лёгкое как пёрышко, оно невесомо, оно парит, парит оно тонет, окутывается в ласковое, тёплое Солнце. Тепло поднимается к животу, оно приятно, хорошо, ласкает твою грудь, плечи, руки, шею, тебя всю с головой… как – хорошо… спать, как тепло и спокойно… спать, перышко парит, парит оно легко парит… спать… спать… спать… тепло, приятно, спать…
Алекс умолк отрешенно глядя на спящую Элизабет. Горничная, неудобно сидя в кресле… тоже мирно спала. Медсестра спала стоя. Она по-прежнему держала перед собой шприц и сосредоточенно смотрела на него. Во всём доме повисла тишина.
Алекс верил, что сможет проделать этот сеанс, верил всеми фибрами своей души, он очень-очень хотел помочь этой несчастной женщине. Он верил, что он всемогущ в своём желании, и уже самому себе внушал тайные кантоны известные только посвящённым. Он стремился покинуть свою телесную оболочку, и, вступая в этот зачарованный мир, он шёл в него каждый раз всё увереннее и увереннее, отбрасывая всё лишнее на пути. Вот он вошел в состояние третьего глаза, и, как бы со стороны созерцал открывающийся перед ним мир. По цветовым оттенкам на теле Элизабет чувствовал, понимал непонятное, и знал что он на верном пути. Выбор был сделан, и Алекс, сосредоточившись, разбросал по комнате сотни опорных точек. Он мысленно протянул от них нити, окутал ими себя и Элизабет и, по этим незримым эфирам астрала устремился… не в женщину, лежавшую перед ним, не в телесную оболочку, а в некий внутренний мир не доступный для проникновения извне посторонним. И даже сам обладатель этого мира, порой потоптавшись у входа в него, так никогда и не узнает себя, своё «Я», свой внутренний мир, и, может это и хорошо, ибо, что там внутри, иногда лучше не знать. И если бы он выглядел как внутренности покойника, гниющего в отхожей яме своего тела, это выглядело бы лучше, понятнее, привычнее, наконец. Вот – сердце, вот – лёгкие или там почки. В каком они состоянии - это вопрос уже другой, главное что мы – видим органы, чья функция определена формой, размером, предназначением. Внутренний мир души ничего общего с миром внутренностей не имеет. Более того, и Алекс это уже проходил, внутренний мир человека, одного и того же человека, каждый раз выглядит по-разному. Как выглядит и человек на разных возрастных промежутках жизни. Он отличается от того кем и чем он был секунду назад и, кем или чем станет секундой позже. Внешне этот мир не имел фундаментальных форм раз и навсегда определённых природой. Нет, каждый раз это было что-то в виде огромного средневекового замка с миллионами комнат, в которых ярко горел свет и радостно звучал чей-то смех. Или, они напоминали миллионы камеры пыток, где в призрачном свете дымящих факелов - раздавались стоны, крики боли и отчаяния, мольбы, проклятия, угрозы, предсмертные хрипы. Таких комнат, почему-то было подавляющее большинство. В лабиринтах этого замка бесконечные этажи градаций возвышенностей человеческой души, и её головокружительных падений не имели ни границ, ни определений. Всё это было в одной плоскости огромной и микроскопической одновременно, а вместе – тем внутренним миром, который сейчас разворачивался перед тем духом, или личиной того Алекса, тело которого было не здесь, там – в комнате, в кресле, в соседней галактике, а в системе мер, где нет расстояний вообще.
Алекс мысленно на уже имеющейся стене нарисовал дверь. Молекулярную структуру, расположил так, чтобы было удобно. Потом взмахнул рукой, и эти маленькие шарики молекул как горох рассыпались в разные стороны. Дверь была открыта, и он вступил в чёрный зев лабиринта бесконечного и запутанного. Идти вперёд было бессмысленно, ибо там впереди, да и вообще в любом другом направлении, был – тупик. Так было и есть всегда. Но, всякий тупик это уже пройденный когда-то путь, результат ошибочного направления, ошибочных представлений, неправильных выводов. Это – прежде всего, некая проблема боязни, решая которую нужно заставить себя - трансформироваться в подходящий образ чего-то очень трудного, запутанного, невозможного – в лабиринт! Чтобы пройти лабиринт нужно стать – лабиринтом.
Алекс замер, стараясь представить себе где, в каком месте он находится, зачем он здесь. Войдя легко, сможет ли он так же вернуться, да и зачем возвращаться, зачем он здесь? Элизабет! Где-то тут, там - чуть дальше или может, нет вообще этого канала вглубь этого замка? И надо снова сосредоточиться, понянчить проблему, полелеять её, рассмотреть со всех сторон, и где-то, в какой-то момент, обязательно, вдруг откроется путь, и свет впереди обозначит направление. И… бегом туда, скорее, фантасмагория неуловимо меняется, сущность проблемы размывают границы цели – зачем он тут? И Алекс, сделав первый шаг, очутился в огромном зале.
Посередине стоял трон из морёного дуба, и сидел на нём некто, чьи черты лица были неопределенны и, этот некто встал и мысленно произнёс:
- Алекс! Силы реального мира ничтожны. В них нет ничего, даже ты, разбросав свои нити, цепляешься за внешний космос. Ты связан с ним как пуповиной с матерью младенец. Пока – связан, он не человек, он не родился, его ещё – нет. Разорви пуповину Алекс, родись, стань хоть кем-нибудь.
И трон и говоривший завертелись, и воронка смерча унесла всё в мгновение ока, а Алекс повис посредине объёма… без начала и конца. От него лучами равномерно, во все стороны, в никуда расходились нити астрала, и он висел на них не в силах выбрать следующее направление. Нити уравновесили его на этом уровне головоломки, и чтобы куда-нибудь попасть, надо нарушить это равновесие, порвав одну из нитей. А потом в образовавшийся дисбаланс выстрелить свою мысль, свою сущность, зная при этом, что порванную нить не восстановить, не протянуть заново, не вернуться в точку приложения, в точку - начала нити.
И он рвёт. Ему все равно, какую, ибо неведома пучина внутреннего мира, и его пыльные от бездны времени тропинки не имеют числа. Нить реальности рвется, бросая Алекса в головокружительный тоннель, стремительно летящий на него и, не успев понять причины и следствия - влетает в другой зал. И там снова трон, и трон этот бархатно черный, и на нём опять некто, и снова мысль режет душу обнаженной истиной неведомого разума… неведомой структуры:
Алекс! Друг мой! Ещё есть возможность вернуться. Но шанс уменьшился на одну нить. Когда не останется ни одной, ты окажешься в начале пути – в лабиринте, откуда нет выхода это – смерть. Ты хочешь спасти мою реальность там во внешнем мире? Но я не просил тебя об этом. В мирах ничего не изменится. Вселенная незыблема, её целостность нельзя нарушить, ибо любое разрушение или изменение это и есть стабильность системы. Можно изменить форму воды наливая её в ёмкости разной формы, однако сама вода при этом – неизменна. Тебе понятна аналогия? Умрёт Элизабет или нет, какая разница? Тут в этом мире не изменится ничего. В чём-то упорядоченные молекулы её тела упорядочатся в нечто другое, да и неважно во что. Миром правит хаос и проявления его хаотичны, случайны и непредсказуемы. Одной их случайностей является – жизнь. Ты хочешь сохранить Элизабет жизнь? Это возможно! Готов ли ты ради неё возвратиться в лабиринт? Если – да, рви следующую нить. Приближся к цели или смерти… не вижу разницы.
И Алекс рвёт. Ничего не происходит. Тот же зал тот же трон, но на троне сидит… Элизабет. Она смотрит куда-то вдаль, поверх Алекса и молчит. Выглядит она так же как в дни своей счастливой молодости - красивая и недоступная как Сфинкс. Она молчит и он молчит. Ситуация спроектирована как-то не верно, как-то не реально, этого просто не может быть. Почему? Что-то ускальзывает, чего-то не хватает, какой-то мизерной малости… чего? Элизабет олицетворяет собой свой собственный внутренний мир. Та самая Элизабет, лежащая сейчас неизвестно где в гипнотическом сне на границе между жизнью и смертью, где её подсознание подчинённое его воле отключило нервные рецепторы, где она просто умирает не чувствуя боли во сне. Нужно снова что-то делать, но что? Молчание, зал, трон, Элизабет, нити во все стороны, устойчивое равновесие ступора мысли, и только пульсирующая струнка души настойчиво просит – Рви нить Алекс, рви нить»!
И он снова рвёт, и снова куда-то летит в неизвестность, и этот полёт бесконечен, нет цели, нет ничего. И снова «Рви нить Алекс….». Сколько он уже порвал? Сколько осталось, да и осталось ли вообще? «Рви, рви, рви…»! Залы, троны, тени…
Коридор, стена, дверь, дверь рассыпалась горошинами и перед Алексом хранилище! Оно огромно, мрачно, вверху стелется граница дыма от коптящих факелов, стены в плесени, на углах паутина, запах гнили и разложения. У стен – сундуки, они открыты. В них груды грязных, скомканных, липких долларов. Пол скользок от крови и это тот закуток сознания Элизабет, где в сейфах Сити Банка хранятся её миллиарды. Как нелепо и бесполезно смотрятся здесь эти бумажки, как уродливы лица президентов, как алчны взоры их беспощадных глаз – властителей людских страстей и пороков. Здесь витают призраки тех сотен несчастных, чьи богатства, но уже не их, а Элизабет, лежат тут, и они не могут их вернуть и, лишь проклятия доступны их воле и, проклятиями этими полон зал. Они всюду, им тесно, им нет выхода, они кислотой разъедают стены и, те потёками плесени плачут, заливая пол кровью,
