оставила и убежала, так и не дождавшись своей начальницы. Это была тщательно отобранная, но уже известная Маргарите инфа, по давнишнему ограблению ювелирного магазина. Однако один листок заставил женщину забыть о прочих делах. Она раз за разом перечитывала постановление районного суда, вынесенного четверть века назад. «Признать владельца магазина «Минимаркет» Трутнева Ивана Михайловича соучастником преступления, так как в помещении его магазина были найдены украденные ювелирные изделия. Дальше шёл перечень колец, серёжек и кулонов, подобранных посетителями и сотрудниками магазина. Назначить наказание Трутневу в виде лишения свободы на срок пять лет (условно), а также обязать оного возместить ущерб владельцам магазина «Изумруд» в полном стоимостном объёме». — «Что за чушь, — подумала Марго кладя листок на место. Во времечко-то было. Адвокаты ювелиров в полной мере отработали гонорар. Выходит, что господа ювелиры ничего не потеряли, бедный Трутнев всё им компенсировал. Бедолага. Как сложилась его жизнь? Впрочем, это не важно. Главное найти этот клятый «схрон» и уберечь «сыскарей» от встречи с этим отморозком Оглоблей. Ещё несчастных случаев на производстве только не хватало». — Маргарита взяла в руки телефон.
— Викторович, ты, часом, там не заработался? Давай, закрывай к чёрту эту творческую контору, разгоняй всех по домам и возвращайся в офис. На том конце Половинкин вместо ответа протянул трубку стоящему рядом Сергею Эрастовичу.
— Дорогая Маргарита Сергеевна, голубушка, мы никак не можем закрыть наше лежбище: через два часа первый в этом здании отчётный творческий концерт. Афиши по городу развешаны, даже по местному радио объявляли. Народу будет видимо-невидимо. Нет, мы отсюда никуда не уйдём. И даже шагу не сделаем. Хоть режьте. Такое событие, такое событие. Лучше вы приезжайте. Со стульями у нас, конечно, проблема, но для таких почётных гостей как вы, разумеется, что-то придумаем.
Крулевская в сердцах швырнула телефон. Эти творческие фанатики никуда не уйдут. Остаётся надеяться, что Оглобля за двадцать пять лет основательно подзабыл, куда именно запихал добычу и ему понадобится время на поиски. То есть он сразу очертя голову не кинется крошить и метать всё вокруг, а будет ходить, вынюхивать, благо повод у него есть — первый в этом здании отчётный творческий концерт, будь он неладен.
Марго не стала звонить Силуянову. По телефону от него мало чего добьёшься. Поехала к нему сама.
— Ты должен послать туда людей и предотвратить преступление. Сила, ты просто обязан это сделать, хотя бы ради меня.
— Дорогуша, ты, часом, рамсы не попутала? Я вор в законе, хотя и бывший. Да и за ментов, то бишь полицейских, их работу выполнять как-то западло. Что я своим орлам скажу? Братва, надо пресечь преступление. Не дать урке забрать то, что он когда-то у ювелиров умыкнул. Как себе это представляешь? Я, кажется, советовал тебе обратиться в компетентные органы. И ты и я, как законопослушные граждане, платим налоги, причём немалые, на эти средства государство и содержит полицейских, которые и призваны охранять наше спокойствие и жизнь. Так вот пусть оторвут пятые точки от стульев и кресел и охраняют.
— Ну, если так, то я сама поеду на этот злосчастный концерт, а ты можешь сидеть тут и гадать, пришибёт там меня Оглобля или помилует. Женщина развернулась и не прощаясь поспешила к выходу.
***
Половинкин кивком приветствовал вошедшую Крулевкую, продолжая беседовать с женщиной бальзаковского возраста в чёрном переливающимся костюме с люрексом. Марго не стала им мешать и, проскользнув мимо, стала бродить среди многочисленных гостей, пытаясь отыскать Сергея Эрастовича Сарымсакова. Но вместо руководителя ЛИТО наткнулась на даму с ярко-красной гитарой, тихонько репетирующую номер в дальнем углу. Марго остановилась. Даже это не концертное исполнение вызвало у неё в душе трепет. Казалось, что звуки гитары и голоса медленно и планомерно размягчают её чёрствую прокурорскую душу. Вдруг захотелось разреветься по-бабьи, во весь голос. И Маргарита Сергеевна, чтобы не привести в исполнение мимолётное желание быстро покинула помещение.
Вернулась в комнату, где Виктор Викторович продолжал беседовать с женщиной в костюме с люрексом.
— Владлена Затулина —поэтесса, — представил женщину Половинкин. — Только что призналась в краже драгоценностей. Утверждает, что это именно она вернулась ночью, открыла сейф, взяла золото и выбросила его вон в тот заброшенный колодец. — Половинкин показал на окно, за которым виднелся сруб старинного колодца. Предлагает немедленно судить открытым товарищеским судом, на котором она в качестве последнего слова будет читать стихи, и никто не посмеет её перебивать. Так как последнее слово подсудимого священно. Крулевкая подошла к женщине вплотную. От поэтессы основательно пахло перегаром.
— Владлена, не знаю, как по батюшке, не сочтите за труд, назовите цифры кода сейфа.
— Я их тут же забыла, — с усмешкой парировала поэтесса.
— Ну а свои две цифры, вы, надеюсь, запомнили?
Вместо ответа поэтесса показала Маргарите кукиш. На пальце которого были начертаны две цифры.
— Это не она. Наша Владленочка на такое не способна, — произнесла женщина с гитарой, не весть как возникшая рядом с ними. И не дожидаясь момента, когда ей начнут задавать наводящие вопросы, проследовала дальше, распространяя по пути следования запах дорогих французских духов. В голове Марго щёлкнул её знаменитый тумблер. Поняла, что рядом, близко находится ответ на её главный вопрос.
В коридоре появился здоровенный мужчина. На его шее красовался аляповатый платок, руки в наколках недвусмысленно говорили, что субъект знаком с уголовным кодексом не только по страницам юридической литературы. Половинкин мгновенно забыл о поэтессе и проследовал за гостем. Марго догнала и зашептала в ухо:
— Ты с кем ещё из этих творческих личностей беседовал на тему грабежа?
— Только с казначеем Ниной Столяровой и с этой Затулиной. У меня эти дамы уже вот где сидят, — Викторович красноречиво провёл ладонью у себя по горлу.
— Понятно. Глаз не спускай с этого урки, — сказала Маргарита, и пошла в соседнюю комнату, где маячила фигура руководителя ЛИТО Сарымсакова.
— Сергей Эрастович, смотри в глаза и скажи честно, кто в этой богадельне знает о золоте и его исчезновении. И не вздумай врать, а то хуже будет.
— Матушка, акстись. Вот крест святой, — Сарымсаков истово перекрестился. Только три человека, только три.
— А эти твои подружки — поэтесса и казначейша — не могли языки распустить, как считаешь?
— Нинка точно нет, зачем ей это. Затулина, конечно, могла, но она почти всё время при мне была, мало с кем общалась. Я ей специально бутылку коньяка армянского подсунул. Поэтесса, когда напьётся, дрыхнет как убитая.
— Ладно начальник, — примирительно сказала Крулевская. В доме находится человек, которого лучше бы не было. Иди, тебе его Половинкин покажет, да ты и сам догадаешься.
Глава 6
Переступив порог импровизированного зрительного зала, Марго нос к носу столкнулась с Хельгой.
— А я уже собиралась звонить, — обрадовалась Крулевкая. — Значит так, бросай здешние дела, дуй к благоверному, что хочешь ему обещай, но вытряси из комитета информацию о… — женщина наклонилась к самому уху Хельги Ли и продиктовала фамилию.
— Сама понимаешь, об этом человеке до поры до времени никому ни слова. Ступай. И возвращайся скорее.
Гости шумно рассаживались на маленькие деревянные скамеечки, которые Сарымсаков успел раздобыть в близлежащем доме культуры, впрочем, давно закрытом по причине безлюдия. Сергей Эрастович в бархатном пиджаке и бабочке обратился к присутствующим с пламенным приветствием. И концерт начался. Декламаторов, братьев близнецов Стоцких, сменила хрупкая маленькая женщина в облегающем элегантном платье цвета кофе с молоком, перетянутом в талии тонким женским ремешком.
— Евлампия Ерёменко, — представилась она. — По профессии я врач, а по призванию певица и ещё немного поэт. Гости захлопали.
Половинкин сидел сзади татуированного верзилы и следил за каждым его жестом. Тот нервничал. Вертел головой из стороны в сторону и смотрел на часы. Евлампия, закончив выступление уселась рядом с Викторовичем.
— Ну, как вам моё творчество? — обратилась к соседу. Половинкин, не отрывая взгляда от подопечного, молча поднял палец вверх. И в этот момент сидящий впереди человек поднялся и опустил руку в карман.
«Неужто вздумает стрелять? — пронеслось в голове у отставного опера. С него станется, он же тогда средь белого дня «Изумруд» подрезал. Это его стиль, его почерк». Додумать до конца мысль не успел. Натренированная годами рука, вне зависимости от команд из мозга начала действовать. Мгновенный, отработанный удар и татуированный как мешок с мукой грохнулся на руки Половинкина. Рядом сидящие люди повскакивали с мест. Подбежавшая Крулевкая начала их успокаивать:
— Ничего страшного, человеку стало плохо, душно тут, ни кондиционера, ни вентиляции. Успокойтесь, товарищи, успокойтесь. Выведем человека на свежий воздух и ему сразу полегчает.
Виктор Викторович подхватил верзилу под мышки, с большим усилием потащил в другую комнату. Евлампия увязалась за ним.
— Возвращайтесь в зал, слушайте коллег, я и без вас справлюсь, — на ходу бросил сыщик.
— Не справитесь и не перечьте, — неожиданно твёрдым, хорошо поставленным голосом, ответила Ерёменко. Через минуту трое оказались в дальней комнате особняка. А ещё через минуту Евлампия, сняв с талии поясок, мастерски скрутила верзиле руки, предварительно заведя их за спину. Скинув одну туфлю, она отодрала от ноги кусок лейкопластыря и заклеила татуированному рот.
— Вот это да! — восхищённо и удивлённо произнёс Викторович.
— Я же сказала, что врач, работаю в местной психбольнице. Общение с такими вот типами обычная рутинная работа, ещё я восточными единоборствами занимаюсь и йогой. Произнося этот монолог Евлампия лихо усадила уже начавшего приходить в сознание громилу на старый перепачканный краской венский стул.
— А как вы догадались, что это преступник? — спросил её Половинкин, винимая из кармана татуированного кошелёк и маленький фотоаппарат-мыльницу. Ни пистолета ни хотя бы ножа там не оказалось.
— Да, я на вас смотрела и сразу поняла. Говорю же, я работаю в больнице, где медлить нельзя ни минуты.
Из зрительного зала доносились непонятные звуки. И Половинкин, поразмыслив минуту-другую поспешил туда, оставив связанного верзилу под присмотром Евлампии.
Стоило войти в зал, как люди, находящиеся там мгновенно смолкли, но не от его появления, а от того, что на импровизированную сцену поднялась — её величество певица и композитор — Мария.
Ярко-красная гитара блеснула алым пламенем и в зал полились чарующие звуки. Если бы в этот момент обвалилась стена старого здания, то зрители даже не шелохнулись бы. Они в едином порыве, вытянув шеи, смотрели на неё, впитывая кожей каждую рождённую женщиной ноту. Марго также не была исключением. Стояла возле входа и не обратила на вошедшего Половинкина никакого внимания. Наконец Сошкина кончила петь. Зал встал и в полном составе
