ЧЕРНЫЙ ТУМАН 1. Во власти монстра

невольно вздрогнула. Это было очень давно, но она помнила. Она с большим трудом восстанавливала в памяти образ Мадлен, но то, что произошло в комнате с прикованной к постели старушкой, неизгладимо врезалось в ее память. И Кэрол знала, что пройдут десятки лет, но воспоминание об этом никогда не покинет ее, растворившись во времени. Как и воспоминания о смерти Тимми. Она также знала, что со временем мысли об этом ужасе уже не будут ее так ранить. Когда умерла Мадлен, горю девочки не было конца, но оно ушло, кануло в далеком прошлом, и воспоминания о нем больше не причиняют боли. Так будет и с этим воспоминанием. Оно не уйдет до конца, но чувства его покинут. И Кэрол мечтала, чтобы это поскорее произошло. И чтобы никогда-никогда в ее жизни больше не случалось ничего ужасного.

«Я слишком слабая для подобных происшествий. У меня нет ни сил, ни решительности, чтобы вынести удар, я не могу ни отвести его, ни выдержать. Ах, если бы мне иметь хоть каплю мужества и уверенности Эмми!» - думала Кэрол и радовалась тому, что Эмми всегда рядом и ее уверенности и мужества хватает на двоих. Пока Эмми рядом, все будет хорошо. А она всегда будет рядом. Всегда.

Наблюдая за тем, как доктор что-то пишет на листке бумаги, присев на стул у постели больной, Кэрол не могла понять, что она хочет услышать от него - что мать безнадежно больна и скоро умрет или что не произошло ничего серьезного. Она знала, что обязана надеяться на последнее, но часто ли ее дорогая мамочка вспоминала о своих обязанностях по отношению к ней? Но Кэрол не имела желания понять, что именно она хочет - смерти или здоровья матери. Лучше ей этого не знать, никогда не задумываться о том, какие чувства она питает к матери. А вдруг окажется, что она совсем не любит ее, если не больше, и тогда Господь узнает об этом и накажет такую плохую девочку. Ведь сказано в священном писании любить и почитать своих родителей, какими бы они ни были. А ослушаться Господа - значило согрешить. А за грехи он всегда наказывал, и наказывал безжалостно. Кэрол не хотела, чтобы Бог сердился на нее, хотя, наверное, он все-таки за что-то сердился, раз заставляет ее страдать. Но и об этом Кэрол не хотела думать, потому что, как бы она не старалась, все равно не смогла бы понять, в чем заключается ее столько неискупимая вина.

Оторвавшись от бумажки, на которой делал записи, доктор Пресвелд поднялся и посмотрел на столпившихся у двери женщин.

- Доктор, скажите честно, Элен… она умирает? - трагично всхлипнула Рут, слишком переигрывая, изображая беспокойство.

- Ну что вы! - засмеялся старичок и поправил большие круглые очки, за линзами которых в проницательных серых глазах мелькнула насмешка. - Если человек падает в обморок, это вовсе не означает, что он умер… в большинстве случаев.

- Тогда что с ней? - подозрительно поинтересовалась Пегги.

- Обычная простуда.

- Простуда? - лицо Рут скривилось от разочарования.

- А почему она упала в обморок? - спросила Меган.

- У нее пониженное давление. От этого не всегда умирают, - добавил он с иронией и взглянул на девочку. - Летчик, поди-ка сюда!

- Да, док?

- Твоей мамочке придется немного поваляться в постельке, и я попрошу тебя присматривать за ней и, если, вдруг, станет хуже, сообщить мне. Хорошо, солнышко?

Кэрол согласно кивнула. Он протянул ей листочек бумаги.

- Здесь лекарства, которые необходимо купить, - доктор бросил острый взгляд на женщин. - Надеюсь, вы найдете на них немного денег?

- О, да, конечно! - поспешно заверила Пегги, изобразив улыбку.

Остальные энергично закивали, подтверждая.

Кэрол скосилась на них, осторожно держа врученный ей список. Она знала, что если у матери не найдется денег, никто из них никогда не даст своих. Опустив глаза на список, она некоторое время пыталась прочесть каракули доктора, но, так и не разобравшись, посмотрела на мать. И вдруг, где-то очень глубоко внутри в ней шевельнулось какое-то чувство, нечто, напоминающее жалость. Ее мать никому не нужна, она одинока в этом мире, очень одинока. И помощи ей ждать не от кого. Но даже она не заслуживала того, чтобы родная дочь отвернулась от больной матери. Кэрол не хотела, чтобы когда-нибудь ее дочь отвергла ее, и потому не смогла сейчас повернуться и уйти, предоставив мать самой себе. Какой бы она не была, Элен - ее мать. А мать - это святое.

«Да, святое, - вздохнула Кэрол. - Даже не смотря на то, что за всю жизнь ничего святого у матери я не заметила».



Да, не смотря на это, Кэрол ухаживала за больной матерью, проявляя заботу и внимание. Элен была странно молчалива и спокойна, чем немало удивляла всех, кто был знаком с ее диким нравом. Казалось, она со всем смирилась. С тем, что ее ребенок - ее проклятие, что ее жизнь - дерьмо. Судя по выражению ее глаз, ей теперь было на все наплевать, в том числе и на себя саму.

Кэрол безмолвно дивилась этой перемене, и ей стало, вдруг, непомерно жаль мать. Впервые в жизни. Но она ни в коем случае не давала ей это понять, потому что мать это взбесило бы. Элен могла вынести многое, но только не жалость. А сама Кэрол не имела понятия, что в этом такого ужасного. Ее никто никогда не жалел, кроме Мадлен. Даже Эмми не выказывала ей никогда жалости, хотя в душе жалела. «Жалость для слабых, а ты не должна быть слабой», - говорила она. «Господи, но если я на самом деле слабая, если мне хочется, чтобы меня кто-нибудь пожалел, утешил, если я нуждаюсь в постоянной поддержке более уверенного человека, чем я - с этим ничего не поделаешь. Я не могу стать Эмми, потому что я не Эмми. Я не могу стать сильной, потому что я рождена слабой», - думала Кэрол, и презрение к себе отравляло ей душу.

Когда Элен взглянула на список лекарств, которые необходимо купить для ее выздоровления, она швырнула его в лицо дочери.

- Порви его, - приказала она. - Я встану на ноги и без этих лекарств.

- Но, мама, доктор сказал…

- Слушай, что я говорю, а не доктор, - отрезала Элен, перебив дочь. - Я не собираюсь бросать деньги на ветер.

Но Кэрол не разделяла ее мнения. Раз доктор сказал, что нужны лекарства, значит, надо их купить. Для этого Кэрол пожертвовала собственным личным капиталом. Собираясь к Уильямсам в аптеку, Кэрол чуть ли не у самых дверей столкнулась с Эмми. Та зашла узнать, как самочувствие Элен и самой Кэрол, а также сообщить шокирующую новость.

Узнав, что Кэрол идет за лекарствами, она вытащила из кармана куртки помятую десятидолларовую купюру и вручила подружке.

- Извини, это все, что у меня есть, - развела она руками.

- Спасибо, Эми, ты настоящий друг, - растрогалась Кэрол.

- Я знаю.

Кэрол невольно улыбнулась ее беспечно-самоуверенному тону.

- А что за шокирующую новость ты хотела мне сообщить?

Беспечное выражение мгновенно исчезло с лица хорошенькой мулаточки, и она тихо проговорила:

- Я уже два дня подряд хожу к Розе и не могу застать ее дома.

- Может, она уехала?

- И ничего мне не сказала? - нахмурилась Эмми, сделав забавно сосредоточенное лицо. - Знаешь, Кэрол, все это мне почему-то не нравится.



Когда Кэрол внесла в комнату матери лекарства и положила их на стол, сердце ее взволновано билось. Элен спала, и девочка не стала ее будить. Покидая комнату, она с внутренним трепетом представляла, какова будет реакция матери, когда она увидит эти лекарства, как она обрадуется и скажет: «Доченька, как приятна мне твоя забота, спасибо!». А Кэрол ей ответит: «А как мне приятно о тебе заботиться, мама! И вовсе не нужно меня за это благодарить, мама».

- Мама, - повторила девочка, но уже вслух, и внезапно остановилась, поразившись тому, сколько тепла и нежности прозвучало в этом коротком слове. Впервые в жизни слово «мама» показалось ей таким ласковым, таким близким, самым близким словом на свете. Она вновь произнесла это слово и улыбнулась, почувствовав, какое приятное нежное тепло разливается в груди. Мечтательно она подумала о том, как было бы прекрасно обращаться к матери с такой нежностью и любовью, и чтобы мать так же обращалась к ней. Кэрол так хотелось иметь настоящую маму, как у Эмми, например. Миссис Берджес тоже не была обделена косыми взглядами окружающих, и причиной тому было то, что она была белой женщиной, к тому же довольно привлекательной, а мужем ее был черный, негр, как любили говорить Элен и все остальные ее кумушки, которые, как и многие, тоже не одобряли ее выбор.

- Господи, да как можно выйти замуж за ниггера, они же такие мерзкие! - с нескрываемым презрением и отвращением говорила Элен.

Но Кэрол вовсе не находила мистера Берджеса мерзким, и ее задевали и обижали подобные слова в адрес этого человека, и вовсе не только из-за того, что он отец Эмми. Джон Берджес был очень приятным мужчиной и внешне, и в общении, умным и мягким. К тому же он был военным, а Кэрол очень уважала военных. Она не видела разницы между белым человеком и черным, кроме цвета кожи, и это не имело в ее глазах никакого значения. То, что у Эмми кожа темнее, чем у нее, не заставляло Кэрол любить ее меньше. Наоборот, Кэрол очень даже нравился ореховый оттенок кожи Эмми, она считала его куда красивее своей бледной и тусклой кожи. И Кэрол не удивлялась тому, что миссис Берджес выбрала Джона. Он был высоким, сильным мужчиной, и любой из представителей сильного пола позавидовал бы его телосложению, а также обладал ослепительной доброй улыбкой. И что из того, что у него черная кожа? Но, как ни жаль, мнение Кэрол разделяли не все. Кармен Берджес также очень любила свою дочь, и для нее не имело значения то, что она черная. Кэрол невольно вспомнила, как Элен сказала, испепеляя ее жестким взглядом: «Я кляну Бога за то, что он наградил меня этим отродьем, а если бы она была черная, я бы придушила ее сразу после рождения! Эта Кармен дура, обложила себя со всех сторон черными, да еще и радуется этому!».

Но девочка отогнала неприятные мысли , и с удовольствием подумала о том, как обрадуется мама тому, что она купила все-таки ей лекарства.

Она возилась на кухне, готовя матери ужин, когда Рут Ланкастер сказала, что Элен зовет ее. Задержавшись на пару минут, чтобы закончить с изобретенным ею блюдом, она поставила на поднос ужин, выпорхнула из кухни и поплыла в комнату матери. Держа поднос так бережно, словно от малейшего неосторожного движения он может рассыпаться, и напевая веселую песенку, она подошла к чуть приоткрытой двери и, зацепив ее носком потертой старой туфли, открыла.

- Господи, закрой рот! - раздраженно фыркнула Элен. - Сколько раз говорить, чтобы ты не смела выть в моей доме?

Девочка мгновенно притихла, и выражение счастья на худом личике растворилось в тихой молчаливой грусти, появившейся в глазах.

- Подойди сюда, - сказала Элен таким тоном, что посуда на подносе в руках Кэрол затряслась, чуть слышно позвякивая.

Потянувшись к столу, Элен схватила лекарства и протянула ей.

- Откуда это?

- Я купила…

- Где ты взяла деньги?

- Я… я купила их на свои деньги.

- На свои деньги? И откуда, черт бы тебя побрал, у тебя свои деньги?

Девочка растерянно застыла на месте, продолжая сжимать в руках поднос и не понимая причину гнева матери.

- Я спрашиваю, откуда у тебя деньги?

- Я их заработала, - тихо ответила Кэрол.

- Ты - заработала?! - Элен засмеялась, стараясь вложить в свой смех как можно больше презрения, чтобы уязвить девочку. - Каким же образом? У