Он стоял у окна, фиксатор, державший створку, дозировано впускал в комнату сырой, густой и влажный воздух.
К счастью или нет, - палка всегда о двух концах, - после невыносимой жары пошёл дождь.
Четвёртые сутки, то затихая, то прекращаясь почти совсем, то снова с устрашающей энергией он начинал лить, переходя в ливень, и тогда все окружающие предметы: и дома, и детские площадка, и деревья и само небо исчезали в плотном, осязаемом взглядом водном потоке. От струй воды на все лады пели дребезжащими голосами отбойники на окнах, да изредка гремел дядюшка-гром, отчего резонировали беспокойно стёкла, подгоняя племянниц-молний, нагих кокеток, ослепляющих своею естественной убийственной красотой.
Он стоял и пил кофе, который успел остыть, отчего влитый в него коньяк приятной свежестью алкоголя волнами проходил по вкусовым рецепторам.
Он вдохнул влетевший через щель воздух, это необыкновенное суфле с узнаваемым вкусом исчезающего летнего зноя и едва заметными нотками осенней горчинки и, сразу же сделал глоток кофе, стараясь напитком зафиксировать в памяти этот прекрасный момент.
«Лепота! – подумал он несколько отстранённо с неким теплом в груди, осматривая проступающий экстерьер двора через слабеющие струи дождя и мысленно повторил: - Лепота!»
Стоймя стоять ему не очень хотелось, но и валяться на диване с поскрипывающими пружинами с раскрытой на одной и той же странице, будто застывшей в литературном пространстве, надоело. Точно так же надоело ходить, - он подумал: метаться, но это было в корне не верно, - по комнате.
В помещении темно. Лёгкий сумрак плескался о стены. Зажигать люстру или бра, осветить комнату, было лень. Ему казалось, вполне оправданно, в этом случае исчезнет та изюминка загадочности, возникающая в тонкий миг, когда кажется, что – вот-вот, ещё немного – произойдёт что-то необыкновенно интересное. Хотя он был уверен, что ничего случиться абсолютно чудесного в материальном мире не может.
«Нет, определённо – хорошо! – прошептал он еле слышно, - определённо!»
Быстрым движением руки он опрокинул остатки остывшего напитка в рот, для этого ему пришлось слегка наклонить назад голову. Слизал языком последние капли кофе и частички молотых семян с края чашки.
С места он так и не двинулся.
Лицо приятно овевал влажный ветерок, слух гипнотизировал шум дождя.
«Везёт же!» - продолжал он мысленный монолог, хотя и не сформулировал, кому именно: проехавшему такси или тем, кто едет в салоне быстрого авто? или тем, кто сидит в тепле дома перед камином, укутавшись в плед?
«Просто – везёт!»
Где-то на периферии сознания мелькнула искорка зарождающегося желания. С закрытыми глазами легче вспомнить то, что не знал и удачно забыл. Именно так он подумал, не закрывая глаз и не сводя взгляда с детской площадки: под красной крышей жёлтого игрушечного домика прятался бездомный пёс, найдя защиту от дождя. Как ему показалось, животное смотрело в его сторону и на какое-то малое мгновение ему показалось, что их взгляды – человека и животного – встретились. И нечто неопределимо безысходное он успел прочитать в усталых глазах пса, но тот вовремя закрыл морду лапой и внезапная ментальная связь тотчас оборвалась.
«Вот ещё один страдает от безделья, - то, что животное укрывалось от стихии, ему просто не пришло в голову. Он посмотрел на пустую чашку. – Сварить? – блеснула молнией мысль и сразу растворилась в безразличии промокшего уличного пространства. – Позже», - решил он и потоптался на месте. Разминая затёкшие мышцы.
Внезапно его пронзило: чего-то катастрофически не хватает! Повернул влево голову. Взгляд наткнулся на телефон. «Ага!» - обрадовался он. Все четыре дня,
когда зарядил дождь, как из ведра, телефон упрямо молчал, как инсургент под пытками. А уж как болезный разрывался на части и распадался от старания на атомы от звонков в погожие деньки! Родственники, друзья, знакомые приглашали на шашлыки. На совместные прогулки на пленэр. «Поехали! - заманчиво и убедительно сквозило в каждом приглашении, - поехали! Мясца пожарим, поедим вволю, пивком побалуемся, водочкой заполируем, в речке искупаемся! Чего дома-то сидеть! Зимой спячка поперёк горла встанет!»
Без труда вспомнил, когда два раза согласился и вернулся с так называемого отдыха разбитым, усталым и пьяным. Плюс к этим недугам полностью обгорел на солнце и два дня спал в кресле в сидячем положении, намазавшись густо сметаной.
Его приглашали настойчиво и, с не меньшей настойчивостью он отказывался, даже когда силком тащили из квартиры в машину.
«Девочки просто класс! – шептал горячо в ухо друг, спровадивший жену с детьми на море к маме. – Увидишь – обалдеешь!»
Он увидел и обалдел и онемел и неделю спустя после активного алкогольно-сексуального отдыха на диком пляже с обалденными девочками внимательнейшим образом прислушивался к своему организму, не завелась ли какая инфекция после контактного общения с девочками, которые «просто класс!»
Бог миловал. Или девочки, в самом деле, оказались «класс!» без скрытых болезней, идущих всегда букетом, названных по чьему-то недоразумению именем одной греческой богини. Как-то на досуге он рассуждал сам с собой на эту тему, неожиданно всплывшую в голове. И пришёл к успокоительному для себя выводу: богиня к болезни её имени отношения не имеет. Люди же в силу своих чудаческих привычек называть что-то конкретно или давать имя чему-то, решили эту пикантную болезнь назвать именно так: если не так, то как иначе! И получилось! И закрепилось! И довольно быстро! А что, звучит звонко, мелодично, красиво. Несмотря на проблематичность. А что же медицина? Она научилась лечить сии недуги с большим успехом и без губительных последствий.
Молчанию телефона он был рад. Никому не придёт в голову идея пожарить шашлычок на природе, когда ветер сносит с ног и ливень полощет твоё тело, словно грязную тряпку.
От этой мысли он даже хохотнул в кружку.
«Пусть льёт, - развивал он мысль, - пусть льёт неделю, две, даже три! Не жалко! всё равно торчу дома. Отпуск таки так предложили перенести на позднюю осень, когда сады отцветут и снега покроют землю белым покрывалом. Он не упорствовал и неделю спустя, чтобы не вызвать подозрений, ушёл на больничный.
Три недели безоблачного нахождения в больнице обеспечила ему бывшая школьная любовь, а ныне заведующая терапевтическим отделением пичкала его витаминами в палате «люкс»; как он догадался, сделала она это с дальним прицелом: через день они мило вспоминали школьные годы, нежную привязанность, не переросшую в глубокое сильное чувство, и предавались обычному блуду с долей фантазии и с эстетически-садистским извращением. По окончании госпитализации она же обеспечила ему дополнительно три недели домашней реабилитации. В день выписки заявила прямо без компромиссов, мол, продолжения амурных баталий не жди, вспомнили прошлое, всплакнули, утёрли друг другу нос и слёзы и продолжаем дальше плыть по реке со скучным названием «жизнь» каждый в своей подводной лодке.
Третья неделя, подаренная судьбой, как некая кармическая плата за несправедливость той же судьбы, истекала в будущий понедельник. Чем больше он об этом думал, тем меньше ему хотелось идти на работу к дружному и внимательному коллективу. При последних словах его передёрнуло. За последние годы когда-то действительно дружный и сплочённый коллектив стал походить на осиное гнездо: одни ушли сами в поисках лучшей доли, других выжили, третьи из-за неуживчивости с новыми начальниками, менявшимися каждое полугодие, а вот четвёртые, в их число входил и он, везунчики, что ли, как-то продолжили существование и удерживались на плаву всеми способами.
Ему понравилось находиться дома; за эти долгие дни несуществующей болезни он понял англичан, утверждающих, что «мой дом – моя крепость». Да, его дом это его крепость. Никто без его позволения войти и нарушить покой не сможет. А он и сам решил ограничить до минимальнейшего минимума всякие посещения: гость тот, кого позвал лично.
Ему понравились тишина и покой.
Ему понравилось его счастливое одиночество.
Но он не решил, что делать с мыслями, они начали осаждать его вот уже третий день подряд. Даже во сне он продолжал думать. Невольно во сне же восхищаясь своим умением, открывшимся так некстати. Прежде он думал, это невозможно; жизнь показала – нет. И он думал. О чём? Вас разберёт смех – ни о чём. Или так: обо всём сразу и ни о чём конкретно.
Он снова наткнулся взглядом на сиротливо лежащий и хранящий молчание телефон.
«Позвонить, что ли, - рассеянно подумал он. – Кому?» – быстренько перебрал в голове всех знакомых и решил: некому, стоит лишь дать о себе знать и перебою от предложений не будет; пусть уж лучше так – тишина и покой!
Затем он немного на себя рассердился: полезет же всякая чушь в голову, что ни лень…
«Лень! – обрадовался он. – Лень – вот верное определение состояния. В коем пребываю».
От этого открытия сразу же стало на душе легче и светлее. Прямиком на кухню варить кофе! В лицо пахнула приятная теплота воздуха – синим пламенем светилась горелка. Забыл выключить. Постоял на пороге и накатила на него обида: нет. чтобы купить домик, как советовали, построил бы там камин или голландку. А ещё лучше русскую печь. Как наступят холода, завалиться на неё и спать в тепле. Пока он думал, домик купили. Небольшая цена породила огромный спрос. Он остался с носом.
«Так тебе и надо! – зло распирало тело и мозг. – Ну, купили и что, локти кусать? – остывал он так же быстро, как и вскипал. – В следующий раз буду умнее, - он уже себя жалел. – Только будет ли он тот следующий раз?»
Кофе сварился быстро. Кофейник засвистел. Разбрызгивая капельки воды и пара. Коньяку сейчас он добавил больше, чем обычно – почти полкружки. Плеснул щедро и немного укорил за расточительность. Аромат двух благородных напитков ощутимо защекотал ноздри!
Не сдержавшись, он сделал большой глоток – напиток ожёг нёбо; на глазах немедленно выступили слёзы; главное. Чего он добивался подспудно, произошло – алкоголь в напитке выстрелил в голову, волна короткого опьянения ударила в макушку, завертелась клубком, голова закружилась, предметы задвоились. Приятная ломота ураганной волной прошлась по телу, некая волшебная нега и расслабленность оккупировали его всего. Вялость наполнила члены. Ноги в коленках подломились, будто кто сзади неожиданно ударил. И он слегка присел…
Как оказался на диване, умалчивает память, до некоторых пор стойко хранившая верность. Но сейчас изменила и ушла. Томность прибрежной морской волной то накатывала на берег сознания, неся на себе белые гребешки не оформившихся воспоминаний, то отступала.
Невероятным оказалось следующее: во время очередного приступа неги и истомы он оказался сидящим в кресле возле окна. На круглом трёхногом столике, покрытом салфеткой, дымилась чашка кофе. Чтобы поверить в реальность происходящего – мало ли какие эксперименты проводит с ним сознание или не гипнотический ли это сон того же сознания, ушедшего в
