11 Раздача слонов. Сожалею

                (https://www.youtube.com/watch?v=GdEisCOt0tc – «Ребята 70-й широты» в исп. Льва Барашкова)

            В преподавательской, как обычно в начале рабочего дня, окутанная густым облаком запахов парфюмерии (тут тебе и духи, и туалетная вода, и каждый со своим запахом крем для лица и рук, и дезодорант) перед зеркалом прихорашивалась Тамара Павловна - старший преподаватель кафедры, она же - супруга моего научного руководителя. Энергично шурудила ёршиком в цилиндре с тушью для ресниц, вся кипела праведным гневом и изливала его в уши своему постоянному благодарному слушателю и коллеге, тоже старшему преподавателю, Дмитрию Сергеевичу:
      - … Я уже второй год ношу одну и ту же шубу, а он мне даже новые зимние сапоги не разрешает купить! Представляешь?!
            Увидев меня, с мокрыми волосами, рюкзаком за плечами и знатной шишкой на лбу, она на некоторое время утратила дар речи. После чего попыталась устроить мне вполне заслуженную взбучку:
      - Надо же соответствовать своему положению и хоть чуть-чуть считаться с окружающими! Пока был студентом, ещё можно было извинить синяки на твоей физиономии занятиями спортом. Но ведь сейчас ты являешься будущим научным работником или преподавателем! А выглядишь просто бичом каким-то…
      - Тамара Павловна, это вам. Желательно поместить его в холодильник. – Торопливо извлёк из рюкзака первый попавшийся под руку свёрток, в котором оказался судак, и пристроил на краю её рабочего стола. Воспользовавшись тем, что она замерла в ступоре, я повесил куртку на вешалку и с рюкзаком в руке спешно покинул помещение.

            На выходе нос к носу столкнулся с председателем совета молодых учёных института. Если лягушку поставить вертикально на задние лапы и увеличить в размерах до достижения ею роста в метр и семьдесят сантиметров и веса в восемьдесят килограммов, то получится точь-в-точь фигура Евгения, у которого фамилия была Жабин, к тому же. Его голова с плоским лицом, глазами на выкате, приплюснутым носом и широким ртом составляла единое целое с массивным коротким туловищем без малейшего намёка на талию. Покатые плечи с короткими руками, но длинными пальцами на них, почти не выделялись из общего контура тела. Зато ноги в длину составляли половину его роста и завершались «ластами» сорок пятого размера, всегда развёрнутыми в первой балетной позиции.
      - А я тебя разыскиваю. На ловца и зверь бежит. – Евгений обменялся со мной крепким рукопожатием, хотел изложить своё дело ко мне, но заметил отметину у меня на лбу, весь загорелся любопытством и засыпал вопросами:
      - Где пластался?.. Сколько их было?.. Чем дело кончилось?..
            Кроме научной деятельности меня с ним объединяла любовь к боксу. Правда, у него эта любовь была какая-то странная – возникало ощущение, что он получает прямо-таки наслаждение от полученных тумаков, и хлебом его не корми, дай только сойтись нос к носу с противником и без защиты обмениваться с ним ударами. Что он и проделывал не только на ринге, но и частенько по выходным дням при посещении увеселительных заведений.
            Нисколько не лукавя, я так же кратко ответил на его вопросы:
      - Пошёл в субботу прогуляться по речному берегу. А там целая толпа оказалась – одиннадцать здоровущих особей. Кончилось всё печально для них. – Достал из рюкзака и вручил опешившему любителю мордобоя свёрток с налимом. – Можешь ему ещё от себя добавить. Например, вырезать у него печень - макса называется, между прочим, - и съесть её сырой. Посолить только не забудь. Рекомендую.
      - Так ты на рыбалке был, – с непередаваемым разочарованием протянул Евгений, принимая гостинец. И в свойственной ему манере рубленными командирскими фразами уведомил меня:
      - В декабре - конференция молодых учёных в московском институте инженеров гражданской авиации. Там есть секция «Автоматизация и программирование». Если нужна публикация, надо до среды представить тезисы доклада и сам доклад, в печатном виде, в трёх экземплярах и утверждённые научным руководителем.
            С тем и разошлись.

            До начала занятий ещё оставалось полчаса, и я решил продолжить раздачу налимов, которые уже начали оттаивать. Первым делом отправился на соседнюю кафедру, где трудилась однокашница Люда.
            Даже предположить раньше не мог, что такое возможно, но с ней и ещё двумя сокурсницами буквально с первых дней учёбы в институте меня связали узы нерушимой крепкой дружбы, которой могли позавидовать любые мужские отношения. Не один приятель высказывал своё удивление тем, что мне удаётся заводить таких прелестных подружек, и сомневался, что связывала нас только любовь к музыке, литературе и театру. Девчонки были, как на подбор – красавицы, умницы, «спортсменки-комсомолки», хоть совершенно разные между собой.
            Люда была знаменита на весь институт своей, можно сказать, образцовой русской красотой, и не один ухажёр мечтал расплести её длинную, до пояса, русую косу. Да не тут-то было – кроме того, что воспитана была по-сибирски весьма строго, она до поступления в институт выполнила норму кандидата в мастера спорта по биатлону, обладала отменным здоровьем при очень даже сексапильной внешности и не стеснялась прилюдно от души прикладывать любителей вольностей, включая забывшихся преподавателей.
            Невольным соучастником не только расплетения, а и полного исчезновения её косы явился я сам. После четвёртого курса в добровольно-принудительном порядке работы с молодёжью партбюро факультета обязало меня возглавить студенческий строительный отряд, и я без малейших колебаний предложил Людмиле должность комиссара, которая ей подходила по жизни, как никому другому. В отряд напросился и мой приятель с другого факультета типично волейбольной комплекции - высокий и худощавый, но выносливый и жилистый Леонид, с которым благодаря волейболу мы и познакомились на пляже в Юрмале.
            Весь первый месяц ударной работы стройотряда на возведении стен и бетонировании полов коровника и дорожек вокруг него строгая комиссарша, как никого другого, изводила Леонида своими замечаниями за всё, что только можно было. А в стройотрядовский «Новый год» (праздновался в конце первого и начале второго месяца работы) в разгар всеобщего веселья она подошла ко мне с Леонидом под руку и, то краснея, то бледнея от волнения, но прямо и твёрдо глядя на меня потемневшими серыми глаза, попросила ключ от медпункта для проведения индивидуального инструктажа с Леонидом.
            На утреннем построении стройотряда после празднества Леонид просто сиял от счастья, а Людмила явила себя перед строем коротко подстриженной. Ближе к настоящему Новому году сыграли они студенческую свадьбу, на которой я был свидетелем, а к завершению учёбы в институте и Егорка у них появился на свет.

          Увидев торчащую из бумажного свёртка налимью голову, Люда без разговоров подошла к телефону, набрала номер и уведомила супруга:
      - Лёня, у тебя семейные обстоятельства до обеда. Отпрашивайся и приходи. – После этого подвела меня к окну и принялась внимательно рассматривать мой лоб.
      - Доктор, жить буду? – жалостливо спросил я её.
      - Судя по тому, что ехидничаешь, как всегда, головной мозг не сильно задет. – Достала йод из аптечки, принялась им безжалостно меня мазюкать и вдруг сердито сказала:
      - Жениться тебе надо.
      - Это ещё зачем?
      - Чтобы меньше на рыбалках пропадать и выловленную рыбу не раздавать всем подряд, хотя бы. Или чтобы было кому лоб тебе намазывать.
            Между делом Люда с большой нежностью в голосе рассказала о проделках сына, и по завершении лечебной процедуры я отправился в лабораторию своей кафедры.
            Находившийся там Сергей-большой (как все его, длинного и тощего,  называли, чтобы отличить от невысокого ростом и кряжистого коллеги, тоже инженера лаборатории), оценив работу Людмилы, аж присвистнул и поинтересовался:
      - Ты в таком виде собираешься лабораторку со студентками проводить? – А после того, как я вручил и ему налима, в знак благодарности (а также из большой личной склонности вести групповые и индивидуальные занятия со студентками) предложил:
      - Давай я тебя подменю, чтобы не травмировать легко ранимую девичью психику. – Тем и освободил меня от педагогической повинности до обеда.

            Другая моя приятельница – голубоглазая блондинка Лиза - трудилась в отделе научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ этажом выше. В грустном одиночестве она сидела за столом, заваленным кучей бумаг, очень обрадовалась моему появлению и отблагодарила за налима со свойственной ей сердечностью - обняла, жарко прижавшись аппетитным бюстом, и смачно поцеловала в щёку. После чего усадила на стул напротив окна, вооружилась косметичкой с тенями всяческих расцветок и маленькой кисточкой принялась художественно расписывать мой лоб, не переставая при этом тарахтеть обо всём на свете.
            С большим удовольствием я подставил лицо с закрытыми глазами яркому осеннему солнцу, появившемуся в узкой полоске неба над крышами домов.
            Расслабился, вполуха слушал, что говорила Лиза, и неожиданно опять вспомнил, как в Карелии теоретически постигал лесозаготовку, потом закреплял полученные знания на практике, и в итоге удалось изменить-усовершенствовать технологию работ и насладиться пользой нововведений на практике.
            Видение откуда-то сверху себя самого, летящим вместе со всей планетой в космическом пространстве, вначале сменило предыдущую картинку, затем совместилось с ней, - и я вдруг понял, что и как мне надо делать по теме диссертации. Как нельзя более кстати подвернулась возможность изложить открывшееся мне в виде тезисов доклада на конференции, и, не дождавшись завершения косметического сеанса, я в нетерпении встал со стула.
            Лиза огорчилась:
      - Я ещё не закончила…  Опять ты меня не слушал и витал в каких-то своих фантазиях… Ладно, беги уже.
            Поблагодарив её, я отправился в лабораторию. Из включённого в закутке лаборатории радиоприёмника после объявления диктора о начале передачи, посвящённой композитору Станиславу Пожлакову, послышалась знакомая с детства оптимистичная песня «Ребята семидесятой широты» в исполнении Льва Барашкова.
            А почему бы и не рискнуть, подумалось мне. Вдохновившись своими грандиозными задумками, стал я вполголоса подпевать последнему куплету песни:
      Пусть морозы и пусть тревоги,
      Пусть сугробы встают круты,
      Мы проложим пути-дороги
      По законам своей мечты.

      А нам не страшен
      Ни вал девятый,
      Ни холод вечной мерзлоты -
      Ведь мы ребята,
      Ведь мы ребята
      Семидесятой широты.
            Даже волосы зашевелились у меня на голове, и мурашки побежали по коже от предвкушения. И к концу второй учебной пары удалось изложить задумки вначале в виде тезисов, уложившись в заданный лимит строк для публикации, а затем и в виде текста самого доклада, раздражив пленную мысль на добрый десяток страниц.

            В обеденный перерыв перебираясь под непрекращающимся дождём из учебного в научно-исследовательский