стоял резкий запах карболки. На втором этаже располагались кабинеты врачей, на первом жили призывники. Палаты были рассчитаны на четырёх человек.
Не успел я поздороваться с парнями, обитавшими в палате, как был встречен насущным вопросом: - Ты в карты играть умеешь?
Я умел. Часа полтора мы резались в азартные игры, после чего двух парней позвали на процедуры. Оказалось, что обследуют не только тех, у кого плохое зрение, но и разные другие физические недостатки. От нечего делать я взял почитать книгу, лежавшую в тумбочке. Название не помню, в ней рассказывалось о футбольном матче киевского Динамо с фашистами в 1943 году. Прочил быстро, на одном дыхании. Не успел положить книгу назад, в тумбочку, как позвали к врачу всех, лежащих на обследовании с глазами.
Врач, высокая темноволосая женщина, проверила мне зрение, и, пока сестра закапывала мне атропин, прочитала мой домашний адрес.
- Так ты во Всеволожске живёшь?
- Ну да, - ответил я, - а что тут такого?
- Понимаешь, тут такое дело, - замялась она, - к нам поступает много живущих в районе, а мест, как ты успел заметить, у нас мало.
- Так я неделю ждал, пока место освободится.
- Вот именно. Поэтому у меня к тебе такое предложение. Поезжай домой. Каждое утро приезжай к нам на закапывание и обследование. Только не говори об этом никому. Согласись, дома находиться намного приятнее, чем здесь?
Дважды меня упрашивать нужды не было. Конечно, дома намного лучше. Но при этом я понимал и её опасения. При атропинизации расширяется зрачок и все предметы становятся расплывчатыми. С таким зрением тяжело передвигаться по квартире, не то, что по улице. Однако оставаться в этом призывном медицинском бараке мне нисколько не хотелось.
Я вернулся в палату, попрощался с парнями и поехал домой. Дома заняться было нечем. Ни читать, ни смотреть телевизор я не мог. Только слушать. Даже в магазин сходить не мог, так как ничего не видел. Пришлось всю неделю дома валяться на кровати и слушать радио.
