15-ый год правления Тиберия кесаря. Галилея.
…Путников он приметил давно. Острое зрение позволило увидеть четверых мужчин, как только они появились на холме за несколько стадий от камня, на котором сидел Иешуа. На таком расстоянии, сквозь толщу осевшей на путниках пыли трудно было разглядеть лица или понять, что на них надето, но одно было очевидно – это не эллины, заполонившие города Галилеи и насаждающие повсюду свои порядки. Путники двигались с Востока, где не было крупных поселений, а значит, шли издалека. Странники приближались медленно, и над ними так же не спеша кружил орел-пустынник, то ли выбирая жертву, то ли сопровождая их от скуки….
Иешуа отвернулся, негоже рассматривать людей. Многие проходили по этой земле, пройдут и эти, кто бы они ни были - персы, эллины или латины. К тому же за время, что он находился в пустыне, Иешуа отвык от вида людей, а случившееся вчера вряд ли могло прибавить желания общаться. Иешуа вспомнил о вчерашнем событии, загадочном и необъяснимом, удивившим даже его, почти привыкшего к странным явлениям в последнее время настолько, что он пришел на пустынный берег в тишине осмыслить случившееся. Здесь, у Лотова моря, скрывающего в себе великие когда-то города, на границе мертвых вод и безжизненной пустыни думалось ясно и четко, словно что-то наполняло тело и дух особой силой. Многие, кажущиеся невозможными в иных местах истины, здесь не казались такими. И сейчас, позабыв о странниках, Иешуа мысленно вернулся во вчерашний день йом-киппур, чтобы вновь пережить случившееся и найти этому хоть какое-то объяснение…
***
…Римляне уверенно окружали лачуги бедной кумранитской общины. В знойном мареве был слышен каждый шаг легионеров, и ни единого вздоха местных жителей. Казалось, селение покинуто, но декан Спурий был уверен, дикари никуда не ушли – они бы никогда не бросили эти жалкие, малопригодные для жилья земли. Беспокойство проглядывалось в сощуренных до щелей глазах, резко обозначенных морщинах и плотно сжатых челюстях опытного воина. Он смотрел на безмолвные лачуги переходящие в десятки пещер, словно пытаясь разглядеть затаившиеся где-то во тьме глаза. Он чувствовал, что за стенами из тростника и глины, за каждым поворотом извилистых пещер в склонах горы притаились все жители этого забытого богами места, ненавидящие так, как могут ненавидеть только иудеи. А если вспомнить, что до любимого этими варварами праздника кущей осталось всего пять дней, но провинция уже переполнена религиозными фанатиками, задание прокуратора Валерия Грата и вовсе не казалось легкой прогулкой.
- Насика!
Легионер обернулся. На обветренном и посеченном в сражениях лице едва заметно, но все же читалась напряженность. Это было и хорошим и плохим знаком одновременно. Насика не трус, в чем Спурий успел убедиться за годы постоянных походов и боев, чутье у него не хуже командирского, стало быть, готов ко всему. С другой стороны весь его вид демонстрировал, что он тоже чует неладное, подтверждая тем самым опасения Спурия, но уже поздно было что-то менять…
- К той лачуге, - Спурий указывал на невысокое, стоящее чуть в отдалении строение, также примыкавшее к горе, - никого не выпускай!
Кивнув, Насика привычным движением проверил, легко ли вынимается меч.
- Страбо!
Стоявший слева легионер сделал полшага вперед, глядя на Спурия, и не выпуская из виду кажущихся брошенными лачуги.
- Встанешь у прохода между скалами! – Подумав, негромко добавил, - Незаметней.
Страбо чуть опустил голову, давая знак, что приказ понятен.
- Ты…, - Спурий смотрел на оставшегося с ним бойца, - со мной!
Легионеры бросились выполнять приказ декана, которого уважали и боялись, как враги, так и друзья. Спурий был воином с головы до пят и единственное, чего он опасался, это невыполнение приказа. Можно было не сомневаться, что он не пощадит никого, включая самого себя, но задачу выполнит, какой бы опасной она ни была. Хотя в этот раз не так опасно было само задание, как его последствия. Схватить одного из расплодившихся в последнее время пророков и доставить к прокуратору без лишней крови было не так сложно, как не допустить возможных волнений. Спурий сознавал, что проявление чрезмерной власти или жесткости сразу соберут и без того возбужденную бреднями о приходе очередного мессии толпу фанатиков-кумранитов, но приказ Грата не обсуждался. С самого начала Спурий был уверен - хлебнут они с этим лжепророком, но ни словом, ни жестом не выдал своих мыслей.
Зато посчитал нелишним напомнить своим легионерам, что они находятся в самом враждебном Риму месте и хорошо бы обойтись без обычных для них ударов калигами или тупыми концами пилумов, чтобы не раздражать дикий народ. Дюжина бывалых вояк, чуть больше обычного контуберния, вполне достаточная для любой замиренной провинции сила, но только не здесь. И, хоть это были обученные, отнюдь не пылающие любовью к местным бойцы, Спурий не мог избавиться от преследующего с самого утра щемящего чувства опасности. Не то чтобы в другие дни он пребывал в наивной уверенности, что эти варвары не посмеют сделать что-то, что не понравится прокуратору, но еще совсем недавно, каких-то тридцать лет назад именно здесь кипело дикое в своей жестокости восстание, унесшее немало жизней, о чем прекрасно помнят местные фанатики. А тут еще слухи об этом, Аид его забери, «пророке», призывающего к борьбе с римлянами…!
- Мы готовы, декан, - неслышно подошедший легионер прервал мрачные размышления.
Спурий кивнул:
- Начинайте!
Легионер подал знак и восемь воинов с шумом ворвались в лачуги. Послышались крики, топот, грохот, но доносящиеся изнутри строений звуки не отвлекали Спурия и оставшихся с ним легионеров. Они внимательно наблюдали за остальными лачугами, входами в гроты, прикрытые обмазанными глиной плетнями, готовые в любой момент выдернуть остро отточенные гладиусы. Крики уже переместились куда-то вглубь горы, когда Спурий заметил появившегося из-за скалы человека в талите из грубой верблюжьей шерсти, покрывавшем его с головы до босых ног. Он неторопливо приближался к римлянам, словно не замечая на своем пути вооруженных до зубов легионеров. Спурий поймал вопрошающий взгляд одного из легионеров и чуть с опозданием мотнул головой – проверь! Выставив левую руку вперед, легионер вышел навстречу страннику, преграждая ему путь.
- Стой!
Спурий увидел, как ладонь легионера коснулась груди странника, и сразу же одернулась. Странник тоже остановился и посмотрел в глаза воина, правая рука которого уже тянулась к мечу.
- Мир тебе, латин, - негромко на арамейском произнес человек в талите, раскрывая ладони, показывая тем самым, что он безоружен.
- Стой! Назад! – Легионер не отводил взгляда от лица странника, но руку с меча почему-то убрал и это беспокоило стоявшего за ним декана.
Спурий изучал странника: около тридцати или сорока, высокий, худой, на фанатика не похож, хотя кто их сейчас разберет. Мужчина не двигался, давая себя разглядеть и в свою очередь изучая взглядом Спурия, которому было не по себе от этих уверенных и в то же время спокойных карих глаз.
- И тебе мир, - Спурий поднял правую руку в приветственном жесте, - как твое имя, и что ты здесь делаешь? Это селение кумранитов, здесь не любят чужаков.
- Разве мы в Риме?
В голосе странника не было и намека на усмешку и все же Спурий напрягся - в самом деле, если кто здесь и чужаки, так это они, римляне, а не босой иудей. Беспокоило и то, что странник не отводил глаз, разглядывая Спурия, его вооружение, но раздавшиеся неподалеку крики вынудили декана переключить внимание. К крикам добавился звон, который Спурий никогда бы не спутал ни с чем другим – это был звон мечей и, судя по всему, не одной пары.
- Присмотри!
Взглядом указав легионеру за кем присматривать, Спурий метнулся к ближайшему входу в пещеры…
***
… Они уже заметили Иешуа, их шаг прибавился, хотя скалистая местность не располагала к быстрой ходьбе. Иешуа проверил бурдюк – воды было немного и он вновь подумал, что вчерашнее не отпускает, не позволяя думать даже о привычных вещах. Из еды был лишь кусок дикого меда, к которому он привык за годы жизни в пустыне, да несколько сушеных, прокопченных на костре акрид, что вряд ли понравится не привыкшим к подобной еде путникам.
***
…Звуки сражения стихли, но от нависшей горы, служившей жилищем почти для половины кумранитской общины, все еще доносились крики и плач. Вскоре появился Спурий с окровавленным мечом в руке и яростным выражением на лице. Бросив быстрый взгляд на слишком спокойного для иудея человека, обернулся и что-то негромко приказал находящимся внутри легионерам. Следом показались заляпанные кровью римляне, тащившие на плечах раненых и мертвых товарищей и худой человек с безумными глазами и связанными вокруг небольшой доски руками. Его подталкивали в спину выходившие последними легионеры, за которыми бежали несколько вопящих во весь голос женщин и детей. Кто-то тащил тело убитого кумранита, к которому то и дело припадали женщины, кто-то нес на руках бездыханное тело мальчика с еще кровоточащими ранами, очумело подвывая от бессилия. Из других, еще минуту назад казавшихся пустыми хижин и гротов начали выходить люди, обступая небольшой отряд римлян. В руках у многих были длинные суковатые палки, но некоторые держали руки под одеждами, и в глазах этих людей сверкала ненависть…
Связанного подтащили к Спурию, ударом заставили опуститься на колени. Мужчина с безумными глазами выкрикнул что-то яростно-неразборчивое, но следующий удар по спине заставил его поперхнуться. Брезгливо, как и положено при разговоре с дикарем, Спурий процедил:
- Ты тот, кто зовет себя пророком?!
Мужчина молчал, глядя на убитых римлян, словно и не слыша вопроса живого. Не удержавшись, Спурий сильно ткнул его рукоятью пилума под ребра, и грозно повторил:
- Ты называешь себя пророком?!
Согнувшись от резкой боли, худой человек прошептал что-то злое, понятное декану и без знания варварского наречия. Как-то незаметно и очень быстро обступивший их народ волновался, задние напирали на передних, которых с трудом удерживали нацеленные им в лица острые пики.
- Тащите его!
Убедившись, что приказ выполняется и, сплюнув на пыльную каменистую землю, Спурий подошел к Иешуа. Ткнул пальцем в грудь и зло проговорил:
- Надеюсь, ты не пророк?!
Иешуа молчал. Он смотрел на рвущих на себе волосы и в кровь раздирающих щеки женщин, на плачущих детей, кипящих гневом мужчин, но его взгляд не изменился, оставаясь спокойным и даже бесстрастным, словно все, что здесь происходило, не имело к нему никакого отношения. Стоны раненых легионеров и ругань уцелевших, женские и детские крики, мечущий молнии взгляд взбешенного потерями декана и страшные глаза людей в толпе - все перестало иметь значение, когда он увидел мертвое тело мальчика.
- Ты оглох, иудей?! – Спурий явно собирался выместить на нем свой гнев, но Иоанн даже не взглянул на него.
Его толкнул один легионер, другой – Иешуа не реагировал, продолжая смотреть на убитого римлянами подростка. Отовсюду продолжали подходить люди, и у каждого в руках были камни, палки, ножи…
- Сомкнуться!
Декану хотелось отдать совсем другой приказ – уничтожить всех и
