«оплакав» за обильным столом бывшего милого дружка. Потом неделю по деревне ходили суды-пересуды, постепенно сходя на нет. До нового пришествия головы на наше крыльцо, очередной головы вчера зарезанной свиньи.
По подсчетам въедливого соседа дяди Кузьмы, бывшего счетовода колхоза, за свою долгую жизнь Трезор перетаскал ко своему двору не менее двадцати таких «подарков», не разу так и не испробовав их на вкус. Поэтому потерпевшие ругали кобеля беззлобно, даже с некоторым восхищением. Вот мол. стервец, ничто его не останавливает, никакие преграды! Трезором восхищались, а я, пацанка, весом меньше его, отдувалась, таскаясь с неподъемным мешком из края в край довольно длинной деревни.
Но зато через несколько лет я не хуже Трезора знала, кто и когда режет очередного кабанчика.
К концу своей жизни Трезор слегка одряхлел или обленился и этим шкодливым ремеслом стал пренебрегать. Но привычка прятать подальше отрубленные свиные головы у хозяев осталась. Как ни странно, но мои односельчане стали обижаться и частенько задавали вопросы: что это с кобелем случилось, не заболел ли? Приходилось им врать - мол, поумнел Трезор!
А может быть приносимой добычей надо было воспользоваться? И я бы стала повыше ростом и кобель потолще. Так ведь нет же! Ну да ладно, что было, то прошло. Я не обижаюсь на Трезора, а Трезор, надеюсь, простил меня за то, что мы не поняли друг друга.
