«Его путь к «Троице» - повествование о моём брате Викторе Сафонове (1928-2013), посвятившему жизнь написанию романа «Троицын день», в котором прослеживал пути русской деревни с начала 20 века, в послереволюционные годы, в период коллективизации тридцатых годов, судьба героев в Великой Отечественной войне 1941-45 годов. Писала по дневниковым записям, воспоминаниям, телефонным разговорам и монтировала (термин моей профессии), не предваряя пояснениями и кавычками, надеясь, что читатель сам поймёт, что есть что.
Привет, братец! А мы на даче, Агнешка нас привезла и вот сейчас внучку на качелях качаю… Нет, у нас тепло, солнышко светит, а у тебя?.. Вот и хорошо… Ага, завтра иду закупать продукты для тебя… Ладно, успокойся, не так уж это мне и трудно. Конфет каких купить?.. Ну да, знаю, «Алёнка» называются. А еще каких?.. Хорошо, сама посмотрю. Пресервы из горбуши брать?.. Хорошо, не буду, но как и всегда - творожку вкусного в банках, шоколадного плавленого сыра и, конечно, котлеты из трески испеку, зельца «Деревенского» куплю, да?.. Ой, аж два килограмма!.. Ну да, если заморозишь… всё, заказ принят, но пока выползай-ка на солнышке погреться! А ты потихонечку, помаленечку, со своим Кейтом поговоришь… Ага, на этот раз я сама всё привезу. Да ладно, возьму сумку на колёсиках, так что не надорвусь… Пока, до вечера, до «спокойной ночи»!
И то был последний телефонный разговор с братом.
Конец сороковых, начало пятидесятых годов прошлого века… Отец наш, хотя и возвратился с войны, но уже в 46-м от медленной парализации после ранения и контузий умер в госпитале Москвы. Старший брат Николай, тоже фронтовик, уже учился в Ленинградском институте и к нам приезжал только на каникулы, так что, по сути, Виктор стал мне отцом. Тогда он работал в деревне под Карачевом преподавателем физкультуры и, приезжая домой, привозил мне гостинец, - несколько пряников... нет, тогда они назывались жамками, и почему-то всегда были чёрствыми, но когда я залезала на печку и подолгу их грызла, то казались они настоящим лакомством.
В 23 года Виктор начал писать свой роман, с трудом доставая ленту для печатной машинки, которую привёз из Германии старший брат Николай, а вот с бумагой было совсем плохо. Но как-то Женя, будущая жена брата, прислала из Смоленска, где училась в Медицинском институте, две пачки («Пиши, мой дорогой!»), а денег, чтобы получить посылку с наложенным платежом, у нас не было, но всё же наскребли, получили. А через какое-то время – еще одна, мне, из Москвы, и прислал её мой поклонник Юрка, который в тот год поступил в военную Академию. И снова сбились на получение, а в ней – килограмма три серо-зелёного пластилина («Лепи, моя дорогая!»). Ну да, я же так мечтала научиться ваять! Вот потом и лепила с увлечением руки, ноги, а как-то заинтересовался моим творчеством Виктор, посмотрел, посмотрел на только что изваянную серо-зелёную ступню, а потом загнул один палец верх, на другой прилепил что-то вроде мозоли, маленький подогнул, ближе к пятке сделал несколько вмятин… и странно, моя, вроде бы правильная, но безжизненная ступня ожила! И то был урок, преподанный братом: если в «творении» нет следов жизни, то зачем оно? А тогда изваяла я еще и голову, которая потом долго валялась на чердаке и каждый раз пугала того, кто туда лез.
Пытаюсь, но не могу вспомнить: сохранилась ли обида на брата хоть за что-то? А, впрочем... Я лежу на печке и с упоением читаю роман «Кавалер золотой звезды». (Удивительно, но так отчётливо запомнилось, что именно роман этого прославленного тогда писателя Семена Бабаевского.) Так вот, с увлечением читаю, но входит Виктор, спрашивает: что за книга? Показываю. А он выхватывает её и бросает под стол. Я – в слёзы! Но он даже и утешать не стал, а только сказал: «Никогда не забивай голову барахлом». И других обид не помню, а вот такое… Пошла я встречать корову из стада, но та пришла сама, а меня мама нашла в двенадцатом часу ночи, висящей на заборе городского парка, - там шел концерт заезжих артистов, - и гнала домой толстой верёвкой, а я, вбежав в хату, забилась меж кроватью и стенкой, ожидая: вот-вот достанет! Но вступился Виктор, прикрыв собой:
- Да ладно, прости её. Она больше не будет.
2013-й
Да, Ви, что так рано звонишь-то, не случилось чего? Ведь ты обычно около двенадцати звонишь, а тут… Всё в порядке, ну, и слава богу. А нога твоя как?.. Да не ругай ты её, несчастную, а лечи, если в больницу не хочешь…Облепиховым маслом пробовал?.. Но, может, всё же - к врачу?.. Ну, чего ты их к чёрту посылаешь? Мне они помогали, может, и тебе… Да помню, помню, как два года назад к одному ездили, а, может, на этот раз получше попался бы… Ну, смотри, Ви, я не знаю, чем тебе помочь… Да котлет тебе я всегда… А в последние я свинины добавила, вот они и вкусные… А в паштет печеночный яиц, лука… ну да, лук сладость придает… Да брось ты, не перетружусь с котлетами твоими два-то раза в месяц… Да ты что? По две в день многовато, они ж здоровенные, ты лучше пряники, с молоком… Вкусные? То-то ж, а ты не хотел. Ага, пока. Держи хвост пистолетом!
Да-да, слушаю. Нет, Ви, дети еще не приехали из Европы, деталь какая-то в машине сломалась… Ага, поставь, поставь свечку перед Христом и помолись за них, ты же у нас, как отшельник. Как, не замёрз в своей келье, на улице-то минус одиннадцать… А в хате шесть? Ой, и как же ты там?.. А-а, если печка... но весь дым – в хату? По курному, значит, топишь, как твои предки далёкие? Угореть же можешь!.. Дверь открыл, так ведь холод же – в хату. Сколько раз тебе летом твердила, что б трубу починил, а ты всё над романом своим сидел... Сына надо было заставить… Начал, но не закончил? А теперь как без печки?.. Мало ли что обогреватели, их же на ночь не оставишь… Ну, три одеялки согреют, конечно, но… А-а, ну если еще и три кошки… Ага, говорят, что они лечат, вот ноги твои больные и подлечат, так что не гоняй их с кровати… Ну, как не волноваться? Если б приехала да смогла трубу твою подправить… Конечно, теперь уж с такой - до лета, а сейчас заворачивайся в одеялки, включай обогреватели и… да не забудь отключить их перед сном… Ну да, да, а то… Пока, спокойно ночи.
Привет, братец, как дела?.. Да ты что? И чего ж это Кей выл? Ну да, ты ж его с цепи не спускаешь, вот и… И я завыла б, если б меня – на цепь… Ну и что, что на ночь в коридор берешь, он же молодой, ему охота общаться с особями по виду, а ты… Нет, надо, надо тебе хотя бы на ночь его отпускать. Ну да, прямо сегодня и отпус… Вот и молодец, набегается твой Кей и не будет выть. Да у нас-то всё нормально, дети деталь сменили, так что выезжают в Россию… ага, наверное, завтра приедут… Да нормально моё здоровье… И у Темы в принципе, вот только руки дрожат всё больше… Не, травы ему уже не помогут… Нет, Ви, не помогут, а чаем зелёным пою. А твои ноги как?.. Болят. Но ты же сказал, что если в нашем возрасте ничего не болит, то уже померли… Держишь хвост пистолетом? Вот и молодец. И у меня – пистолетом… и у Тёмы… Пока-пока.
1975-й
«Еду в Карачев. И как всегда, за утешением. Нет, рассказывать маме про «удары судьбы» мужа не буду, а просто Карачев всегда врачует. И уже шарю глазами по прилавкам базара, ищу Виктора, а не маму, - она уже почти не торгует. Да вот же он, с рассадой сидит, и по всему вижу: стесняется! Но улыбается:
- Не-е, здесь хорошо-о. Как в театре! Девки, бабы молодые идут и все жопа-астые! – смеется. - А вон как раз напротив меня Лёха торгует, тоже университет закончил и прилавки теперь – наши с ним кафедры.
А дома мама уже нервничает, ждет сыночка, и через полчаса говорит:
- Иди, узнай, что там… как там у него?
А часам к двум… Вроде бы его мотороллер застучал? Ага, приехал. И уже сидит на ступеньках в коридор и рассказывает:
- Остались у меня последние огурцы здорове-енные, сложил их на прилавок в кучу, собираюсь домой, а тут подходят две бабы деревенские, смотрят, смотрят на них, а потом одна и спрашивает: «За сколько отдашь-то?» «Да берите даром» - отвечаю. Нет, не берут, а от огурцов глаз не отрывают. Я опять: да берите! Тогда та, что постарше и говорит: «Давай, кума, возьмём. Хоть огурчиков наядимси.» - и смеётся. - А вчера старуха подошла… ну, точно с картины Рембрандта! И сама черная, и одежда черная, а лицо го-орестное! Попросила огурчика, а я говорю: «Да берите любой». Посмотрела, посмотрела на меня, отвернулась и пошла.
Я улыбнудась:
- Подумала, наверное, что пошутил.
- Да я догнал её, дал несколько штук.
Ну, еще бы, как же ты мог не дать?
Конечно, стесняется Виктор продавать, но в тоже время базар для него в какой-то мере был и развлечением. Как-то рассказывал: идет баба вдоль рядов, за ней пацан лет шести тащится и гугнявит, дёргая за подол: «Ма, ну купи лучкю-то, купи»! Та вначале вроде бы и не замечает его, но вдруг останавливается и рявкает: «Мо-олчи, змей, сластена»!
А теперь мама сидит на ступеньках и, опершись на лыжную палку, слушает сына, улыбается:
- Ох, и как же я страдаю, как страдаю, когда ты на базар едешь! - И губы ее подергиваются. - В следующий раз сама поеду. И не держи, и не упрашивай. - Не-е, матушка, - смеется, - ты уже своё отъездила, больше не пущу тебя. Меня, наверное, бабы и так засудили, как, мол, не стыдно матку мучить!
А она смотрит на него с любовью и я слышу:
- Ох, сколько ж горя он мне приносить!.. и сколько радости.
Ухожу на огород, оставляя их вдвоем и думаю: да, жалела мама нас со старшим братом, да, была заботлива и самоотверженна, но и только, а вот Виктора... Только при нём вот так загораются ее глаза любовью и радостью».
Выручал нас огород. Выращивали мы на нём рассаду, зелёный лук, редиску, раннюю капусту, огурцы и мама всё это продавала, так что весна для нас была, как и для всех «тружеников полей», самым напряжённым временем года. И всё же и до сих пор - в памяти: наконец-то земля подсохла, согрелась, Виктор вытаскивает из коридора своего Гошу - плуг собственной сборки, на котором собирается пахать огород и который собирал всю зиму. И где доставал детали? О всех не знаю, но какие-то находил на городской свалке, ибо в те времена с металлом не считались и выбрасывали. Оттуда же как-то привёз и несколько металлических ёмкостей, которые из колонки и по ночам, (чтобы днём не мешать соседям) наполняли водой, а днем поливали всё, что нужно.
Согревающим воспоминанием живет до сих пор и такое: тёплый весенний вечер, мы еще хлопочем над парниками, поливаем рассаду, укрываем её рамами, а в парке уже духовой оркестр играет вальс и сейчас Виктор разожжет горелку, подсунет ее под бочку с водой, потом я окунусь в тёплую воду и, освежённая, надену красивое платье, побегу с подругами навстречу тому вальсу.
2013-й
Слушаю, Вить… Нет, не разбудил, еще не
