матрац прячь, а на стол клади… Ви, ну пожалуйста, послушай меня!.. Ладно… Ага, хорошо… Пока, пока.
Да, Ви… Да ты что! И как же его убили?.. Ну да, если напились, драка… Конечно, и Валюшке тяжело и внуку её, раз мальчик этот другом ему был… Драма, конечно, драма, только жизнь началась и… Да, да, ты прав, прав… А что Сашка?.. Ну, конечно, хорошо было, что он огород твой обрабатывал, но что ж поделаешь, если спивается?.. Ви, и не думай сам тяпкой огород выкашивать! Ну, как ты будешь с твоими больными ногами?.. Да не учу я тебя, не учу, а жалею… Ладно, всё, не буду жалеть… И ты держись, не сдавайся… Пока.
1996-й
«Вот уже два года Виктор один, без мамы, живет в нашей старенькой хате и приезжает к нам по четвергам. С трудом, придерживаясь за перила и опираясь на костыль, поднимается на наш пятый, сбрасывает у порога затасканный рюкзак, и я сразу увлекаю его на кухню, ставлю перед ним всё, что есть в холодильнике, а он каждый раз начинает отодвигать от себя тарелки, хотя вижу, чувствую: во рту у него - слюна от предвкушаемой трапезы, потому что выживает теперь только на деньги за яички, которые у него покупаю, да еще на меньшую часть своей пенсии, отдавая большую семье. А между тем, мечтает купить компьютер с принтером, чтобы оттиснуть свой роман, который всё правит, переписывает, дописывает.
- И столько сижу над ним, что некогда печку протопить, - смеется.
А когда, оттаяв после еды и чая с медом, уходит, вспоминаю: мы с мамой сидим на ступеньках в коридор, а Виктор ремонтирует рядом мотороллер и рассказывает: в Костроме, мол, сторож собора ночью вдруг заметил женщину, неподвижно стояла та посреди паперти, и прокричал ей: уходи! А она всё так же стоит и не отвечает. Тогда вызвал милиционера, тот пришел и пригрозил женщине, чтобы вышла из помещения, а то… И она растаяла, но тут же появилась в другом месте. Испугался милиционер, вызвал наряд, стали отлавливать нарушительницу, а она то появится, то исчезнет, то появится…
- Это Божья матерь являлась, - итожит брат. - Предупреждает: довели, мол, Россию!
Мама слушает, молчит, но всё же бросает:
- Нябось, пьяный этот сторож был-то, вот и...
Витька косится на неё, но продолжает:
- А к Валюшке, знакомой поэтессе, каждую неделю по понедельникам, ровно в два часа ночи приходит чёрт. Садится в кресло и смотрит, смо-отрит на неё...
Мама опять:
- Хто в этих чертей верить, тому они и мереш-шуца.
- А к Людке, жене моей бывшей, - опять игнорирует реплику, - раз ночью стучится кто-то. Открывает, а перед ней - осклабившийся рот. Только рот и больше ни-че-го!
И смотрит на меня с такой верой в это! А мама опять:
- Напьюцца водки, вот им черти потом и склабюц-ца.
И тут мой братец-мистик не выдерживает:
- Да ну тебя! Заладила своё: напьются да напьются! - и сдвигает брови: - Всё-то ты не веришь!
- Конечно, не верю. - Мама медленно поднимается и, опираясь на лыжную палку, направляется в дом. - Во, наработались бы так, как я, - осторожно, цепляясь за хлипкое перильце, переступает ещё на одну ступеньку, - так ни то что о чертях сил нетути думать, а и о себе, - уже входит в коридор. - Не чаешь до кровати довалицца.
Да, мама была трезвым человеком, а вот сын… Так и не удалось ей отбить своего любимого сына-мистика от нечисти, а теперь, когда остался без неё, еще и больше в них поверил».
... Позвонила брату, завтра, мол, приеду, жди, а он и рассказал, посмеиваясь:
- Сейчас вышел во двор, срубил под окном лопух… а здоровенный, зараза, вырос, свет застил. Ну, срубил, а он, паразит, прямо на меня и рухнул! Еле-еле из-под него выбрался, - смеётся: – Он же весь в колючках! Я ползу, а он за штаны цепляется, я ползу, а он - за рубаху, за мои последние волосы, – опять смеется: - Но выполз кое-как, потом подошел к своим бутылкам… Да я ж тебе говорил, что утром наливаю десять пластмассовых бутылок, ставлю на солнце, а вечером устраиваю себе баню. Хорошо! Так вот и на этот раз они меня выручили, отмывался после лопуха-то.
И вот мы сидим возле нашего старенького дома под густой и высоченной липой. То ли лето брата отогрело, то ли справился с призраками чертей, но пока о них не упоминает, а говорит только о своём романе, о том, как его ученица Люда Жукова из Северодвинска хлопочет, чтобы его издать.
- Значит, всё же увидишь свой труд жизни изданным, - радуюсь за него.
А он вдруг и отвечает:
- Едва ли. Ведь Людке непомерные налоги прислали на печатный станок, да и корректор плохо вычитал уже набранное и теперь надо по-новому. Ведь они… - И делает паузу, взглядывает на меня вдруг потемневшими глазами: - Ведь они ещё яростнее чинят преграды Людке, и чем дальше дело у неё продвигается, тем злее становятся. Помнишь, что было два года назад, когда пятую часть закончил? - Нет, я не помню. - Они же меня чуть на тот свет не отправили.
- А почему именно после пятой части?
- А потому, что в ней разоблачаю их через своих героев. Ты знаешь какая борьба в мире идет меж мировыми бесами и добром!
И намеревается опять разворачивать лейтмотив своей жизни, но я прерываю:
- Вить, но ведь у тебя в крови был критический недостаток витамина В-2, и если бы ты тогда не согласился приехать ко мне…
Если бы тогда не уговорила его и не привезла в Брянск на обследование, то уже не разговаривали бы вот так... Помню, когда приехала к нему, то сидел на огороде и пытался полоть картошку. А когда увидел меня, всплеснул руками:
- Да вот, еле до картошки дополз. И всего то до неё пятьдесят метров, а я минут десять добирался, надо ж прополоть-то…
И я сразу решила: нет, не уеду без него, как бы ни сопротивлялся. Позвонила дочке, та приехала и… А потом сдавали анализы, снова шли к врачам, а он с недоверием смотрел на них и всё порывался домой уехать, а когда уже надо было только еще раз съездить в больницу за результатами и я пришла за ним с работы, то увидела: сидит мой братец на кровати с узелочком и смотрит решительно:
- Я домой еду… вот только… только б до автовокзала добраться.
И я не выдержала:
- Вить, ну нельзя же так! Ведь неделю с тобой ходили в поликлинику, анализы сдавали, врачи тебя слушали, осматривали, а когда осталось еще только раз…
И даже слезы закапали. А он смотрел всё с тем же упрямством, но молчал.
Прописали ему тогда врачи сильнейшие инъекции витамина В-2 в течении месяца. Еще несколько дней прожил у нас, но всё же отвезли мы его в Карачев, - там продолжал делать ему уколы знакомый Николай-хирург. И вот теперь смотрю на своего братца и думаю: ох, оказывается, не забыл о чертях, не забыл! Но, пожалуй, ничего не скажу... а, впрочем:
- Но ты всё же не сдавайся, не поддавайся им. – И напомню свой прошлый совет: – Ты же никогда в жизни ни перед кем не пасовал, а уж перед этой-то тварью…
Да-да, он не сдастся! Да-да, он их на хрен посылает! Он крестит их, сволочей, а они ух как!.. креста боятся.
- Но лучше всего помогает молитва, - и, перекрестившись, шепчет: - «Отче наш иже еси на небеси…»
- Ну, вот и молодец, - улыбнусь, - так и надо, так и держись.
... Каждый раз, когда встречаюсь с братом, обязательно зайдется яростью:
- Этот лысый гад...
И разразится монологом-проклятием Ленину*.
- Вить, ну брось ты! - попробую остановить. - Реши раз и навсегда, как я, что он – кровавый авантюрист. И всё, и забудь, и не истязай больше им свою душу. - Но он, распаленный ненавистью, взглянет так же, а я опять: - Это же настоящее рабство постоянно помнить о них... Ленине, Сталине и прочих кровавых тиранах! Ведь именно так и достают они нас из могил, памятью мстят.
Слушает брат, молчит... вроде бы и соглашаясь, а через какое-то время опять:
- Этот сухорукий бес Сталин...
И все же живем мы теперь с ощущением, что наконец-то Россия едет по той самой колее, по которой проехали и другие страны. И пусть колея эта разбита, пусть бросает нас из стороны в сторону, иногда и в грязи вязнем, но все же едем, продвигаемся в правильном направлении, вот только... Как вымыть, очистить душу от всего, что вошло в нее за годы социалистического прошлого? Господи, помоги избавиться от ненависти! Помоги оглянуться и увидеть вокруг другой мир, который скоро покинем».
2013-й
Да, Ви… Целая банка мёда пропадала?.. Ой, да брось ты. Ну, кто мог её туда спрятать? Наверное, сам поставил под кровать и забыл… И сколько раз под неё заглядывал?.. Пять. А, может, просто плохо смотрел в темноте-то, а когда рассвело… Ой, аж грамм восемьсот не хватает? Думаешь, наверное, что это черти лакомились… Да знаю тебя, знаю, все пропажи на них списываешь… Ну, ладно, возвратили, вот и хорошо. Теперь закрой получше, что б и носа не подсунули, да постарайся запомнить, куда поставишь… В Карачеве снег пошёл? А у нас еще нет. А, впрочем, и у нас за окном мелькают снежинки, может, тоже… Ну да, дыры в хату запорошит и теплей будет, так что со снегом тебя, а пока, держи хвост пистолетом!.. Ага, пока, до новой связи.
Привет, братец!.. Ой, что это ты пищишь еле-еле?.. Ну раз дрова рубил, то оно конечно... ложись-ка теперь и отдохни… Ага, как только свою железку затопишь, так сразу и… Да ты что, и спички украли? Ви, ты их сам куда-либо сунул, а не черти… Ой, и телевизор сами включают? А, может, ты перед дневным сном забыл его выключить, вот и… И посуду бьют? Ви, ну не верю я в твоих чертей… Да и мама не верила, напраслину на неё не возводи!.. Ну и что, что так сказала о соседском петухе… Ну и что, что курицей заорал, мама пошутила, а ты сразу и… Нет, Ви, мама не верила в чертовщину и помнишь, как рассказывала, что дед Ляксей учил её ничего не бояться?.. Ну ладно, ладно, хорошо, что привык к ним, но всё же пошли их сейчас к чёрту и ложись спать… Ага, поспишь сколько-то, а потом поднимешься и снова – за роман… Вот и молодец… Пока-пока!
2006-й
«Мое родное гнездо… Огород зарос травой, меж исклёванных кочанов капусты бродят куры, справа, под навесом, гора разбитых ящиков, обрезков от досок, щепок, веток, - того, чем брат будет топиться зимой, - слева вольера для кур. «Не дотянул, не доделал, сетки не хватило» - и теперь в ней просто свалка. Да и в хате не на чем глазу отдохнуть. А он сидит возле пишущей машинки, которая вот-вот упадет с покосившегося ящика и рассказывает о своем романе:
- Замучила меня вторая часть! Порослев... Он же не такой, каким я его… Он должен быть сложнее. Да и годы Сталинского террора… Мне бы документами подкрепить, сколько в нашей области расстреляли.
Ну да, снова
