Художник

обсчитать попытаться, Нетта вынырнет, да как начнет голосить:
-Луала побойся и Девять Рыцарей Его! совесть у тебя есть?
Ну, а продолжение уже в зависимости от ситуации. Да и с ремесленниками родной земли рядом, как-никак, многие из них друзья их отцов, да соседи – нестрашно. Обмануть в деньгах могут, но в обиду уж не дадут.
И складываются у Лимы два кошеля – один отцу, другой – себе. Каждая двадцатая монета, все честно, хоть соблазн и велик, но рука не тянется к отцовскому. Лима хочет себе сделать маленький портрет, чтоб на шею повесить, после торговли сделать, еще и Нетте подарок бы…за компанию.
Наконец, кончено! Товар распродан, и Лима отпрашивается у ремесленников. Да те и рады – им в трактир охота заглянуть, где веселые песни да компания. Кто-то из них неизменно играть начнет в кости, забывшись, что в городских, а уж особенно площадных трактирах одни мошенники и шулеры. Но да ладно – с девками же не пойдешь, тут разговоров не будет честных. Пусть идут. Главное, чтоб вернулись к сроку!
Обещает то Лима, хватает за руку Нетту и несется по площади, счастливая, молодая, красивая.
***
Лима дает Нетте половину от монет своего кошелька – подруга все ж. пусть и тянется Нетта к лавчонкам с кружевами да сластями, а Лиме то неинтересно. Ищет того, кто ей портрет маленький сделает. Но Нетта настаивает и Лима сдается:
-Разделимся! Встретимся тут через час, идет?
А Нетте-то что? Она уже согласная. Расходятся подруги.
И счастье покидает Лиму, когда попадает она в проулок, где заседают все эти неприкаянные барды, да поэты, что отверженные и не очень. И художники – те, что и в карикатуру могут, и в портрет. Только вот цены! Столица! Кусается цена-то… если бы не отдавать Нетте половины – хватило бы, а так – в самом дешевом уголке не хватает пары монет. Обидно до слез.
Но Лима молодая. Ей это кажется, то концом света, то пустяком. Она не может определиться. Вроде бы день хороший и деньги собственные звенят… но только мечта вот не сбывается. А разве много ей нужно?
И отцовский кошель набит. Утянуть бы пару монет? Нет, нельзя. Луал и Девять Рыцарей Его, если и не увидит, да и отец если сделает вид, что не заметил, или и сам не заметит, Лима-то знает правду!
Выходит из проулка Лима, думает идти к месту встречи с Неттой и купить себе что-нибудь другое, но…
-Доброго дня, леди! – от одного голоса перехватывает дыхание. Мягкий, обволакивающий, магический будто бы голос! Лима медленно оборачивается и видит появившегося из ниоткуда будто бы человека самой осторожной и мягкой красоты.
-Вы…мне? – сердце бьется быстро-быстро, будто бы хочет выпрыгнуть из груди. Лицом к лицу! Глаза в глаза…в его глазах столько загадки, тайны!
-Вам, - легко соглашается незнакомец. – Вы, кажется, искали портрет?
-Ой…- щеки горят у Лимы, словно Андре тут оказался, но сейчас она даже его и не помнит. – Да. То есть…у меня мало монет. Я…извините.
-Я нарисую вас бесплатно, - пожимает плечами незнакомец. – У меня мастерская тут рядом. Хотите?
-Вы тоже художник? – Лима трепещет от восторга. В ее сердце нет сейчас ни одной мысли о том, что даже в мирное бы время, небезопасно идти в столице с первым встречным. Все затмевает в ней восторг.
-Я? Пожалуй, что Художник, - соглашается он и берет Лиму за руку, уводя ее из проулка.
***
Мастерская…закат ложится через окно мягко, давая магический отблеск всему, чего только может коснуться. Лима сидит как на иголках, поглядывая на Художника, сосредоточенно выводящего ее портрет. Ей кажется, что тянется вечность, хочется взглянуть, но она понимает, что взглянуть можно лишь на конец работы, а это значит – надо идти…
Не хочется ей расставаться с этой мастерской! Здесь тепло, хорошо и уютно. Пахнет маслом и чем-то еще – приятным, неуловимым. По стенам висит много портретов: мужчины, а чаще – женщины или даже девушки, и все одинаково улыбаются, но только губами, а глаза какие-то…не такие.
Лима не успевает подумать, какие именно там глаза, потому что Художник вырывает ее из какого-то сладкого морока, безжалостно объявляя:
-Всё!
-Всё? – Лима чуть не плачет от мгновенно разочарования.
-Всё, - тихо повторяет Художник и разворачивает к ней ее портрет и Лима замирает от странного и неожиданно неприятного чувства.
Это вроде бы она, и вроде бы нет. Те же черты, те же глаза, только она силилась улыбаться, а здесь, на холсте, губы плотно сжаты. Но даже это нестрашно. Есть что-то в этом отталкивающее.
Вот тебе и художник! Нарисовал Луал весть что. Тоже мастер нашелся! 
Лиме обидно. И холодок в груди разрастается, но, что делать? Она кивает и благосклонно соглашается:
-Замечательно.
Внезапно холодок становится совсем уж обжигающим и неприятным. Ей неуютно больше находиться в этой мастерской. Кажется, все портреты улыбающиеся прежде, смотрят на нее, хоть Лима и понимает, как это бредово само по себе. Но она не может справится с собою и осторожно лопочет:
-Вы…спасибо. Да. Извините. Меня ждет подруга. Я пойду!
Торопливо повернувшись, бросается к дверям и дергает даже за ручку, как вдруг понимает, что дверь закрыта.
Но совершенно точно она входила последней, за Художником, и только прикрыла дверь, не захлопнула ее!
-Уже? – хрипло смеется Художник позади и в этом голосе, и в этом смехе уже нет обволакивающей магии. Есть что-то издевательское и отвратительное.
Лима в ужасе поворачивается и видит Художника слишком близко к себе. Он усмехается…нехорошо усмехается.
***
Плетет покрывало судьбы Луал и Девять Рыцарей Его. шумит столица – шум не затихает здесь и к ночи, только сменяется от праздничного дневного феерией других звуков: пьянствующих, проигрывающих, рыдающих, утративших, горюющих…
Ночная столица и дневная как две разных, но одинаково живых.
Какое есть дело ночным обывателям – дворовым девкам, бардам, отверженным и не очень поэтам, бродягам, философам, интриганам, алкоголикам и игрокам до нескольких ремесленников, что бегают по площади и ищут девушку и встречают лишь равнодушное пожимание плечами: девушек много, кто же смотрит-то?
Какое кому есть дело до неказистой приземистой девицы, что рыдает от горестных воплей тех же ремесленников:
-На кой ты ее оставила? Где бросила? Дуры! Обе вы дуры!
Никому. Даже страже. Разборки на то и разборки. Стража вмешается лишь в драку. И то…лениво.
А земля Маары состоит из четырех уделов. Кто может знать, что сейчас в одной деревне на западе прихватило сердце у и без того больного мужчины? Никто. Даже жена его, неотлучно находясь при муже, вдруг уснула, нарыдавшись в страшной и непонятной ей самой тревоге.
И кто может знать, что в свете равнодушной луны, в бликах, что падают в странную, заколоченную еще до первых дней бойни и смуты, висит сейчас портрет девушки Лимы. Портрет улыбается, как и другие. А в глазах странное выражение. И имя этому выражению: безысходный ужас, когда на тебя надвигается нечто страшное, но ты уже ничего не можешь изменить.
И бродит где-то мастер этого портрета, бродит, ища себе новую натуру, приглядываясь, и ища по одному ему ведомому признаку образ, который он запечатлеет и запечатает на вечность так, что оригинал пропадет…
Лима никогда не понимала этой легенды потому что не слышала ее целиком. До запада дошло лишь про то, что такой художник есть, но север всегда знал, что встреча с ним кончается заточением в вечности, заточением в улыбке на портрете и ужасе в глазах.
Впрочем, это ведь все легенды. Север всегда был суров и жесток в них, так кто же ему поверит?