выкарабкиваясь из такси у люминесцирующего гипермаркета, он окунулся в алмазную мягкость вечерней темноты, в смуглость гаснущего индиго
в воздухе отсверки огней вырезают мгновенные тонкие вензеля
неестественно-громадные и медленные гробы автомобилей; черные, отполированные так, что горят нестерпимее ледяной плазмы
внутри здания – запах кофе, плотно-осязаемый, горький, нежно-рассыпчато постукивающий шоколадными зернистыми гроздьями
перед своим домом увидел в траве, на ложе из ромбообразных желтых листьев, свернувшуюся полукольцом собаку, аскетичную и мускулистую, как у Дюрера в «Меланхолии»; она внезапно вскакивает и подбегает к нему, подставив лысую умную голову под ласки пальцев
разве у них нет души? очевидный бред
в квартире; наконец, он в одиночестве; включил музыку; сегодня – только Орф, «Кармина Бурана»; он лежит безмысленно, имея перед глазами артериально-кровавые обои
он так устал, что наплывами утопает в забытье, но обрушения сваебойного молота яростных ударов музыки циклически возвращают к реальности
круг; мерное циркульное движение космической души; колесо мира
и если он все же убьет себя, не придется ли ему испытать совокупно все те страдания, которые претерпевает она, вращающая и вращающаяся, anima mundi, психея?
