Чёрный кот

Было душно и сыро, как обычно в Петербурге. Мила шла домой через Сенную площадь. У этого города всегда было два лица, праздничное, нарочито помпезное — и грязное, тусклое, язвенное, от которого сам город не мог или не хотел избавиться. За всю свою жизнь здесь Мила так и не смогла привыкнуть ко второму. Она шла и думала о каких-то незначительных вещах: Агата приготовит сырники на ужин, надо бы разобрать бумаги, в школе завтра внеурочный педсовет.
На канале Грибоедова странный тип уставился на Милу, и она ускорила шаг. Небо затягивала серость; первые капли упали на асфальт, когда Мила уже заходила в парадную. День был чудной, прожитый в полусне, как у температурного больного.
Дверь скрипнула. «Надо бы смазать», — подумалось и забылось. В квартире запахло сгоревшими сырниками. Агата лежала на полу, слегка изогнувшись. Кровь была на рубашке, у рта; кровь словно была везде, пронзила воздух, душный и противный. Из приоткрытого окна шла питерская влага. Происходящее казалось фантасмагорией, спектаклем. Кровь — всего лишь томатный сок. Агата просто задержала дыхание.
«Надо позвонить, вызвать, надо позвонить», — вертелось сломанной пластинкой в голове у Милы. Она сидела рядом, прислонившись спиной к шкафчику, и раскачивалась из стороны в сторону, как марионетка в кукольном театре.
— Когда вы пришли, она уже лежала здесь? — Спросил следователь, приземистый плотный человек с юркими глазками.
Вспыхнул фотоаппарат.
— Да. Я же всё вам сказала, — голос Милы был совсем механический.
— И вы сразу позвонили?
— Да.
Не сразу. Окружающий мир поплыл, как в замедленной съёмке. Сколько она просидела, прежде чем взять телефон?..
— Кем вам приходилась жертва?
— Подругой.
С первого курса. Случайно сели вместе — да разве сейчас это важно? Важно, что она была из тех людей, которые отпечатываются внутри и не отпускают. Была. В прошедшем времени.
— Это ваша квартира?
— Моя.
— И давно жертва жила здесь?
— Пять лет. Сначала снимала, у Агаты в Питере своего жилья не было. Потом я предложила... Послушайте, долго ещё?
Следователь бросил взгляд на её дрожащие руки.
— Может быть, вам успокоительное?
— Спасибо. Уже выпила.
— Скажите, вы в последнее время не замечали ничего подозрительного? Или, может быть, даже вспомните кого-то?
Мила могла назвать только одно имя. Музыканта, с которым Агата познакомилась несколько месяцев назад. Миле он никогда не нравился.
— ...И отношения у них были непонятные, она мне ничего толком не говорила.
— Они сегодня должны были встретиться, не знаете?
— Должны были. — Она пошатнулась.
— Ладно, — сказал следователь. — Вы едва на ногах стоите. Пока свободны. Из города не уезжайте.
— Что думаешь? — Спросил у следователя коллега, когда они вышли.
— Рано пока думать. Девчонка странная немного.
Мила вымыла пол, соскребла сырники и поставила чайник. Агатина кружка с недопитым соком ещё была на столе. Чёрный кот, нарисованный на ней, игриво подмигивал. Мила вылила сок, обмыла кружку и убрала её на дальнюю полку в буфет. Можно было выбросить. Только память не выбросишь всё равно. В квартире было, как прежде, даже запах Агатиных духов в её комнате, и одновременно всё будто перевернулось с ног на голову. Мила легла на её постель.
Агата была высокая, лёгкая, красивая какой-то мальчишески-инопланетной красотой.
«Это он во всём виноват, — думала Мила, — он хотел посягнуть на неё, замарать, перечеркнуть собой». Она лежала, раскинув руки. Дождь усилился. Состояние было неприятное, как будто у Милы и правда поднималась температура. Она заснула, но это был не крепкий сон, а полудрёма, словно одна половина её сознания уже находилась в неведомом мире, а вторая застряла здесь.
Миле снилась Агата. Тонкое острое лицо, руки сложены на груди, джинсовая рубашка, в которой она ходила на первом курсе, брюки с дыркой на колене. Вчера только знакомились, а сегодня она ушла. Агата из сна смотрела печально и ничего не говорила.
— Я ревновала, — сказала Мила. — Ты обещала, а я испугалась, что ты не сдержишь обещания. Ты обещала быть рядом.
Агата молчала.
— Ты — свет, — продолжала Мила. — Ты не должна была никому принадлежать. Не должна была.
Всё исчезло. Мила проспала до утра, а потом встала, собрала сумку и поехала.
Маршрутка была забита. Кто-то равнодушно смотрел в окно, кто-то читал под грохоталку в наушниках, кто-то спал. Им было всё равно. И она была одной из них ещё до вчерашнего дня.
— Вы к кому? — Поинтересовался юноша в форме.
— К следователю Горецкому.
— Назначено?
— Нет. Но мне очень нужно его видеть, понимаете... По поводу вчерашнего убийства на Грибоедова.
— Свидетель, что ли? Ладно. Второй этаж, третья дверь налево.
Горецкий изучал документы на компьютере, когда она вошла. Он поднял на неё взгляд.
— Здравствуйте. Мила, правильно? Неожиданно. Садитесь. — Она села. — Знаете, может быть, вы и правы. У музыканта вашего алиби отсутствует.
— Это я.
— Что — вы? — Переспросил Горецкий.
— Агату убила я. Только не перебивайте, пожалуйста. Чтобы я не передумала. Это он виноват, он, понимаете? Музыкант. Она же неземная. Она не должна была никому принадлежать. Поэтому я... Я не хотела. Это он. Моими руками. Он.
— Не понимаю.
— Мёртвые, они никому не принадлежат, правильно? Только небу и земле. Вот и Агата теперь никому не принадлежит. Он больше не сможет на неё посягнуть. Она мне снилась этой ночью. И я подумала — пусть все узнают, что это я. Я её освободила.
Горецкий смотрел на неё несколько секунд нечитаемым взглядом, а потом протянул листок бумаги и ручку.
— Пишите.
— Что?
— Чистосердечное пишите.
Мила взяла ручку — и неожиданно вспомнила тётю Олю. Мила как-то в детстве попросила у неё прощения, а та ответила: «Бог простит». И ушла.
— Как вы думаете, Бог простит? — Вдруг тихо сказала Мила.
— Не знаю, — ответил Горецкий. — Прощения просить надо у той, которую вы убили.
— Знаете, у Агаты кружка есть с чёрным котом, — Мила подняла глаза на Горецкого, но смотрела будто сквозь него. — Вернее, была. Она хотела кота завести. Чёрного. Может быть, там ей это удалось? — Она немного помолчала. — Расписаться мне где?

29.09.21