Он проснулся от лёгкого прикосновения и тут же услышал:
- Пристегните ремень. Идём на посадку, - приятный голос затих и тут же зазвучал за спиной. Стюардесса продолжала будить пассажиров, разомлевших от монотонной неподвижности. Он даже не успел разглядеть её лицо. Лишь аромат духов напоминал о мимолётном видении. Он с удовольствием попытался вытянуть затёкшие ноги, потянулся, чувствуя, что вдоволь выспался и щёлкнул замком ремня. Щелчки раздавались и спереди, и сзади. Пассажиры понемногу оживлялись, наполняя салон шорохами, приглушёнными голосами.
Он покосился влево. В Москве ещё не успели набрать высоту, как сосед возле иллюминатора пристегнулся, накрылся с головой одеялом и тут же затих. Неужели можно вот так спать, девять часов без обеда и ужина?! Но спящих в полёте никто не будит. Соседом был высокий здоровяк. Если бы не пустующее кресло в их трёхместном ряду, то пришлось бы ой как несладко тесниться, не помышляя об удобствах. Получился бы не рекламный полёт с комфортом, а трамвайная давка.
Он хотел уже было толкнуть соседа, но одеяльная гора зашевелилась и вмиг исчезла, превратившись в скомканное одеяло и пассажира. Раздался громкий зевок. Огромные ручищи потянулись вверх, до багажной полки, на красном круглощёком лице открылись глаза:
- Это славно я поспал! – с удовольствием произнёс сосед, сворачивая одеяло и оглядываясь по сторонам. Его тёмные кучерявые волосы были взлохмачены, щёки покрывала то ли густая щетина, то ли аккуратная бородка. В потёртых джинсах и толстенном свитере, похожем на кольчугу, с воротом под самым подбородком, сосед больше походил на человека, летящего в тайгу, чем на пассажира из Москвы. В таком свитере можно было спать в сугробе, а не под одеялом в кресле.
- Уже подлетаем? Хорошо же я отдохнул в отпуске! Столько сил на отдых потратил, что еле отоспался! – хохотнул он и подмигнул. – В отпуске спать некогда, да и жалко спать, когда всё хочется успеть. Иначе не стоит летать на большую землю. Зато теперь можно и снова за работу.
Он ничего не успел сказать соседу, да и не смог бы этого сделать, потому что сосед не умолкал:
- Ты, я вижу, тоже на работу летишь в наши края. Говорю так потому, что ваши края в другом месте находятся, не в России, судя по твоей внешности. Твоих братьев тут много, на каждом шагу. Ты, видимо, тоже из тех, - он помолчал и добавил. – Из тех, кто не работает, а делает деньги. У вас ведь там негде работать. Вы у себя там только дворцы себе строите, а сами безвылазно у нас крутитесь. И все вы на одно лицо, - не умолкал сосед. – Шут вас разберёт, - голос его звучал добродушно и не вызывал никаких враждебных чувств. – Вот только молод ты очень. В первый раз, что ли?
Наконец он мог ответить соседу:
- Нет, второй раз. Вторую зиму буду здесь работать. Брат тут у меня. Нашёл мне работу в том году, и я после школы прошлой осенью приезжал на всю зиму.
Сосед недоверчиво посмотрел на него:
- И что? Ты по золоту работаешь? А с виду божий одуванчик, - покачал он головой.
- Нет. Я с пушниной работаю, - он тут же запнулся и замолчал, сожалея о сказанном. Брат строго – настрого запрещал вести разговоры с незнакомыми людьми о чём бы-то ни было. «Здесь не наша земля, здесь не наши законы, - учил его брат. - Здесь Россия. Меньше говори и больше слушай, а лучше, вообще ничего не говори, если хочешь среди чужих законов устанавливать свои порядки». Он привык во всём слушать брата и хотел быть похожим на него. Хотел такой же дом, как у него в Назрани. Он вспомнил и прикусил язык. Но сосед был настроен дружелюбно и к нему, и ко всему миру, что так роднит всех здоровяков на свете.
- Тогда другое дело, а то я смотрю, совсем ты ещё зелёный, с добрыми глазами, домашний, и ни одной золотой фиксы во рту, ни одного шрама на лице. Сразу видно, что не обжился ещё тут. А как зовут твоего брата? Я ведь многих знаю.
Он замялся и неуверенно ответил:
- Рафик. Он старший брат. Уже семь лет здесь работает.
- Рафик?! Как же, знаю! И не одного. Только ваших братьев у нас тут по кличкам узнают, а не по именам. Россия тут. Привыкай! Я троих Рафиков знаю, а сколько их на весь край – это я не скажу, и никто не знает. Приисков много, не сосчитать сколько там Рафиков. Может, ты сам знаешь, который из них твой брат, - сосед начал загибать пальцы. – Резаный, Глотка или Чурек? Кто из них твой брат? Хотя сомневаюсь, что ты слышал эти клички. Они сами их не знают. Ведь их так называют за глаза, за их спинами. Понятное дело, они тут на особом положении, кому охота связываться.
Он удивлённо вытаращил на соседа глаза и отрицательно покачал головой, непроизвольно отодвинувшись в сторону, словно в знак протеста, а сосед продолжал:
- Ты другое дело. Вряд ли у тебя есть такая кличка. Не успел заработать, - усмехнулся сосед. – Про себя, точно, ничего не можешь знать.
- Почему не знаю? Знаю, - невольно вырвалось в ответ вопреки всем советам брата. – Гога меня звали здесь.
- Гога? Почему Гога? – удивился сосед.
- Потому что моё имя Гойг. Так меня с детства зовут дома, - голос звучал сердито.
- Эх, Гога! Неожиданно спохватился сосед. – Сейчас бы пожрать чего-нибудь! Всю страну пролетел на одной московской котлете! Дотянуть бы до буфета! Скоро посадка. Пиво в Магадане не сравнить с московским пойлом. Слава богу! Родные места снова! – он прильнул к иллюминатору, потеряв всякий интерес к собеседнику. Мыслями и своими желаниями он был уже там, в буфете, где много еды и пива. Всё остальное для него не существовало.
Гойг откинулся на спинку кресла, приходя в себя от неожиданного разговора. К тому, что его здесь звали Гогой, он привык ещё в прошлом году. Помогли советы брата, его слова о том, что вокруг чужая земля, чужие законы и надо среди них жить. Дома, в родной Ингушетии никому бы в голову не пришло обозвать его Гогой. Он стиснул зубы. Сейчас он не мог привыкнуть к мысли, что у его брата тоже есть кличка. Он вспомнил трёхэтажный дом брата в Назрани, его гараж с автомобилями, его новые магазины и стада баранов. У него не укладывалось в голове, что хозяина всего этого могут называть какой-то кличкой, а не уважительным именем. В душе крепла уверенность в том, что здешние законы ему никогда не понравятся.
Сосед молча прильнул к иллюминатору. Самолёт резко шёл на снижение, вынырнув из полосы облаков. В узкой полоске иллюминатора, свободной от головы соседа, Гойг разглядел неровные очертания белоснежных вершин. Сердце его тоскливо сжалось от увиденной картины. «Горы. Родные горы. Когда я их увижу снова? Милые глазу, покрытые густым орешником, как кучерявые спины барашков. А здесь разве горы?! Их никто и не называет горами. Какие-то сопки. Чужие, холодные». Он вздохнул и почувствовал вместе со всеми лёгкий толчок. Самолёт бежал по бетонной полосе. Полёт окончен. А для него всё только начинается. Он понимал это. И был готов к этому, в отличие от своего прошлогоднего приезда. Теперь он знал, что его ждёт. Гойг плохо знал русский язык, хотя сам он об этом был иного мнения. Русские поговорки он знал ещё хуже. Те поговорки, которые на все случаи жизни. Откуда ему было знать, что испокон веков в России раз на раз не приходится. Однако с первых шагов из аэропорта он понял, что всё пошло иначе, чем в первый раз.
Брат не встретил его ни в зоне прилёта, ни на выходе из здания, на крыше которого слово из громадных букв МАГАДАН встречало и провожало самолёты. Гойг не был готов к такому приёму и в недоумении прохаживался от угла к углу вдоль длинного здания аэропорта со стеклянными стенами. Прибывшие вместе с ним пассажиры успели разъехаться. На площади перед зданием не было ни скопления машин, ни людской толчеи в этот морозный утренний час. Он не успел замерзнуть, когда его окликнули по имени. От неожиданности он вздрогнул. Ведь он был не дома. Имя осталось там. Гойг обернулся на голос и увидел высокого плечистого мужчину в лётном комбинезоне с меховым воротником, в унтах. На голове рыжая лохматая шапка. Мужчина шёл ему навстречу, махал рукой и улыбался:
- Я узнал тебя по фотографии. Твой брат показывал. Он послал за тобой, да я поздно вылетел, не успел вовремя. Ты не замёрз? – мужчина похлопал его по плечу.
- Нет. А где Рафик? – но тут в кармане дублёнки послышался звук мобильника. Гойг поспешил в здание и достал телефон. – Алло! Слушаю!
- Брат, здравствуй! – услышал он на родном языке, от которого чёрно-белые краски зимы вокруг окрасились в яркие цвета, а морозы чужой зимы отступили в стороны, бессильные перед теплом родной речи. Для него вмиг всё преобразилось, и он закричал, перебивая старшего брата:
- Здравствуй, брат! Я прилетел! Ты где?! Что с тобой?!
Голос брата его успокоил:
- Всё нормально, братишка. Дела! Срочно пришлось уехать. Не получилось встретить тебя. Тебя уже встретили?
- Да! – Гойг посмотрел на мужчину. Тот стоял рядом, сняв мохнатую шапку, и вытирал платком лицо. – Меня встретил какой-то лётчик!
- Это Борис. Он в курсе всех моих дел. Он не просто лётчик. Он мой друг. Всё тебе объяснит и доставит на место. Я тебя не встретил, брат, но зато через пару недель привезу хорошую весть. На следующий год ты будешь в доле со мной и сможешь стать настоящим мужчиной. Твоей Заре не придётся долго ждать! Она скоро будет хозяйкой вашего дома! Рад за тебя, брат! Приеду, всё расскажу! Это твоя последняя экспедиция в лес. Потерпи! Всё! Пока! - и голос затих. Брату было некогда.
- Пока, брат! – только и успел крикнуть Гойг в умолкнувший телефон.
- Меня зовут Борис, - услышал он, возвращаясь к действительности с чужой речью, с чужими законами. Мужчина протягивал ему руку, улыбаясь. Добрые глаза, приятные черты лица, русые волосы коротко пострижены.
- Я знаю. Брат только что сказал мне, - они пожали друг другу руки.
- Ты голоден? – Гойг отрицательно покачал головой.
- Тогда пошли. Нам далеко лететь. Я успею всё тебе рассказать.
- Лететь? На чём? – не понял Гойг.
- На вертолёте. У Рафика их три штуки. Он послал за тобой рассыльный вертолёт, а сам улетел на бронированном. У него там серьёзные дела, - развёл руками Борис.
Они пошли обратно на лётное поле. Идти пришлось долго. Вертолёт стоял в отдалении, на краю лётного поля. Среди других вертолётов он оказался самым маленьким и ярким. Всю дорогу шли молча. Разгулявшийся ветер отбивал всякое желание говорить. Вертолёт был двухместный. Борис усадил Гойга в кресло позади пилотского сиденья и укутал его шубой. Вторую шубу бросил на ноги:
- Брат приказал. Хотя в полёте будет тепло, не замёрзнешь, - Борис сунул себе под шапку маленькие наушники с микрофоном и такие же протянул Гойгу:
- Иначе шум винтов не даст говорить, а мне надо многое сказать по дороге.
Гойг сидел под двумя шубами и понимал, что ошибался в своих предположениях о ближайшем будущем. Оно уже превратилось в настоящее, в текущие минуты жизни, и эти минуты были заполнены совсем другими событиями. Всё пошло иначе, чем в прошлом году.
В прошлом году он прилетел сюда гораздо раньше. Было начало осени. Что ему было делать в родном городе, опустевшем после выпускного вечера? Ветер жизни раскидал всех его ровесников во все стороны, невзирая на границы государств и названия материков. Он знал, что некоторые от безысходности подались в боевики, но брат давно предупредил его выбросить из головы мысли об этом. Поэтому он с радостью
