слабый мороз чуть ниже двадцати градусов. Когда завтракали, солнце висело высоко. Но Пыж не волновался. - Обедать будешь на первой точке.
Гойг знал, что заночует он на второй точке. На следующий день в обед на третьей точке, ночёвка на четвёртой и возвращение обратно. Всё как обычно. Дорога по реке. Заблудиться трудно. Главное, не проскочить свёртки на берег в тайгу, к зимовьям. Гойг эти места мог представить себе с закрытыми глазами. Несмотря на это, Пыж протянул ему на берегу прошлогодний «навигатор»:
- Не забудь свой жи-пи-си. Вы нынче без него в тайге свой костёр за сто метров не найдёте. Давай, удачи!
Гойг сунул коробочку под меховые одежды и тронул свой караван в путь. «Ямаха» словно не чувствовала прицепленного груза. Всё это было ему знакомо – и нетерпеливая дрожь мощной изящной машины, и снежная дорога по реке, и таёжные берега по обеим сторонам дороги. Всё было как прежде, только добавилось ружье с патронами в прицепе, да слова, которые прокричал вдогонку Пыж:
- Берегись темноты! Волки хозяева ночи!
Гойг остался наедине с дорогой и со своими мыслями. В мыслях он был уже на первой точке. Там ему нравилось бывать больше, чем на остальных трёх. Он сожалел, что она первая на пути, а не вторая, где он ночевал. Охотник на первой точке совсем молоденький парнишка, низкорослый, щуплый, совсем не похожий на могучего охотника. Остальные три охотника были гораздо старше, но тоже все низкорослые, как подростки. Если они не пили чай, то курили трубки, дыма которых Гойг терпеть не мог, ему не хватало воздуха в прокуренных чумах, как они называли свои жилища. Он раньше таких не видел, но был бы не прочь пожить в таких условиях. Высокая палатка в форме конуса. Лёгкая каркасная конструкция обтянута покрытием с термоизоляцией, которое не выпускает тепло и не пропускает холод. Внутри тёплый пол с подогревом. Ноги в носках не мёрзнут при любом морозе. Электрогенератор обеспечивает и теплом, и светом, и электричеством. Гойг не ожидал ничего подобного увидеть в тайге.
Охотника на первой точке звали Алтанай. Он жил там с женой. По их лицам трудно было судить о их возрасте. Слишком молодо они выглядели. Старые охотники тоже выглядели моложе своих лет. Если бы не сморщенные лица от постоянного курения, то никто бы не угадал их возраст. Алтанай говорил, что жену ему привезли прошлым летом. Она из тундры, из стойбища оленеводов. Тайга поначалу пугала её. А для Алтаная тайга родной дом. Он родился в семье охотников. Жену звали Мэнунь. Гойг всё помнил, но голоса её ни разу не слышал. Наверное, она знала только свой родной язык. Когда Гойг с Алтанаем пили чай, она сидела в стороне, не сводя глаз с экрана телевизора. Незнакомая речь не мешала ей рассматривать неведомую для неё жизнь. Алтанай не курил. У них в чуме стоял приятный запах уютного семейного дома. Особенный запах, из которого не хотелось уезжать. Каждый раз он привозил им от себя или шоколадки, или коробки конфет.
Сейчас его ждала новая встреча с ними. Встряхнувшись от своих мыслей, Гойг запоздало заметил, что давно проскочил поворот реки, перед которым был свёрток на зимовье Алтаная. Видимо, его нетерпение прогнало снегоход мимо нужного места, пока он был занят своими мыслями. Гойг сбросил газ и остановился. «Ямаха» приятно согревала своим теплом, как разгорячённый конь. Он сбросил капюшон с головы. Тишина. Только здесь впервые он услышал такую тишину, вдали от звуков жизни, от возни человеческого муравейника, словно их и нет на всей Земле, этих звуков. Огромные деревья по берегам чуть качают своими верхушками, словно пальцы природы, предостерегая любого от нарушения этой тишины: «Тише! Это наши владения, человек! Ты в храме тишины! Соблюдай её!». Только в такие минуты и можно испытать подобное. Но Гойг на работе. Он достал «навигатор» и убедился, что проскочил поворот. Надо возвращаться. В следующий раз накатанный след его не подведёт.
Когда он наконец свернул на берег и углубился в тайгу, солнце опускалось за верхушки деревьев. Но здесь он уже не мог заблудиться и без «навигатора нашёл дорогу. Оранжевый высокий треугольник среди деревьев он разглядел издалека, а тарахтенье электрогенератора услышал ещё раньше. Выезжая на поляну, увидел привычный белый прямоугольник с красным кругом внутри, украшавший тент чума. Японцы давно проникли повсюду, пометив своими товарами и города, и таёжные тропы. Рядом с чумом спутниковая «тарелка» на треноге, чуть поодаль генератор, разгоняющий таёжную тишину. Всё как прежде, но неожиданно всё изменилось.
Гойг остановился неподалёку от чума. Не ус пел он сделать первый шаг, как услышал громкий окрик:
- Стой, однако!
Чум был с входным тамбуром, завешенным вместо двери плотной ширмой. Из-за ширмы торчал ствол ружья, направленный в его сторону. Гойг непроизвольно поднял руки:
- Ты кто? Что тебе надо? – вырвалось у него, - дальше он ничего не успел, потому что услышал за ширмой торопливый женский голос с незнакомой речью. Ствол ружья исчез и наружу вышел пожилой тощий тунгус. Из-за его плеча выглядывала Мэнунь. Тунгус как ни в чём не бывало шёл ему навстречу с невозмутимым видом. Гойг успел привыкнуть к тому, что их лица ничего не выражают в любой ситуации.
- Проходи, давно ждём тебя, однако. – бормотал старик, словно и не было никакого ружья минуту назад. Но Гойг не двигался с места:
- Ты кто? – повторил он, приходя в себя.
- Мэнунь признала тебя, проходи, - продолжал бормотать старик. Алтанай сын мой. Я его отец, однако. Вместо него я. Проходи, - кивал головой старик. Первым делом Гойг расшнуровал тент и вытащил наружу груз для первой точки. Коробки, тюки, мешки, канистры перетащили в землянку и надёжно закрыли. Гойг сделал своё дело. Можно и пообедать. Вслед за тунгусом он вошёл в чум и разделся. Внутри было тепло и уютно. К старым ощущениям прибавились новые запахи и звуки. В чуме стояла детская кроватка. Мэнунь хлопотала возле неё. Гойг кивнул ей, снял унты и уселся на пол возле стола. Стол был тут же, на полу, тепло от которого приятно расслабляло. Тунгус подсел к Гойгу, как к старому знакомому:
- Вот так получается, - покачал он головой, доставая трубку. – Думал, старый я. Алтанай стал охотником. Сын мой… А вот опять я охотник, однако, - он снова покачал головой и тот зажигалки раскурил трубку. Мэнунь как всегда молчала и накрывала на стол.
- У вас прибавление в семье, - Гойг по-прежнему ничего не понимал.
- Да-да-да, - часто закивал головой старик. - Алтанай сын родился. Внук мой. Охотник будет. Да, - тунгус попыхивал трубкой, заполняя чум дымом.
- А ему не вредно это, дым? - не удержался Гойг. От дыма спазмы перехватывали дыхание. Но старик был невозмутим:
- Нет, однако. Дед мой курил, отец мой курил. Я маленький совсем был. Вырос. Нет, не вредно, однако.
Гойг понял, что никто ему ничего рассказывать не собирается и начал сам:
- Где Алтанай?
- Сын мой далеко совсем, однако. В больнице он, - тунгус чередовал слова с попыхиванием трубкой, которая нещадно дымила. – Волки порвали. Он троих убивал, но волков больше было. Много волков. Никто не знает, сколько их было. В больнице он. Нога совсем плохой-плохой. Отрезать хотели. Нога осталась, но сильно- сильно хромать будет, а ходить мало будет, - качал головой старик, всё больше скрываясь в дыму. – Мне сказали, что внук будет. Я осенью приехал. Внука ждал. Помогал всяко-всяко. Алтанай сын не дождался. Больница попал. Я помогал мало-мало, роды принимал. Внук охотник будет… Алтанай не охотник. Я тоже не охотник. Лиса, белка, рысь не стреляй уже. Я только капканы проверяй, добычу собирай. Стрелять уже не охотник… От волка ружье, а куница, горностай, лиса не стреляй, не могу уже.
Гойг оторопел от таких новостей:
- Так добыча есть у вас? – не понял он.
- Есть, однако. Всё сдам. Я не охотник. Не стреляй, Я капканы промышляй, - закивал головой тунгус. Обед прошёл в молчании. Гойг ничего не спрашивал, а всё внимание старика было занято едой. После обеда тунгус снова закурил. Мэнунь убрала со стола и кормила младенца перед телевизором. Поглядев в её сторону, тунгус заговорил:
- Молодёжь наша, другая жизнь, да. Скоро забудут нашу жизнь. Чужую смотрят по тевизору. Отцы наши с богами общались. Боги учили их как жить надо, помогать друг другу. Нет теперь богов. Тевизор учит как жить, - он покачал головой. – Чему учит? Чего там смотрят? Зачем нам всё это?
- Надо добычу погрузить, - спохватился Гойг.
- Давай, однако, - согласился старик и встал проворней, чем Гойг. Старик достал из землянки три больших мешка со шкурками.
- Это всё без Алтаная. Это его добыча. Он теперь не охотник. Ему не надо в тайга жить. Свой дом ему надо жить. Большой дом, - снова без умолку заболтал старик. Гойгу показалось, что он заговаривается от горя. Но добыча его порадовала. Не зря приехал. К этому времени стемнело и сумерки неумолимо сменяла ночная тьма. Припозднился он к обеду. Ветер усиливался, начиналась метель. Вместо обеда у них получился ужин. Они вернулись в чум.
- Оставайся, однако, ночевать. Ночью нет дороги. И метель будет, непогода, - качал головой тунгус. – Нельзя тайга ехать. Волки кругом. Много-много следов, - он поставил на плитку чайник. – Чай будем пить, однако мало-мало.
Гойг и сам понимал, что планы его нарушены и не собирался торопиться, рисковать в ночной мгле. Пока грелся чай, поведение старика показалось ему странным. Он несколько раз ловил на себе взгляд его прищуренных глаз. Взгляд охотника, наблюдающего за добычей, а не застольного собеседника. Слишком он был пристальным. Каждый раз старик быстро отводил глаза в сторону, но вскоре они опять изучали гостя. Только после чаепития старик раскурил трубку и разговорился. Похоже, он ждал этого момента и не спеша начал:
- Да. Вот так… Моё имя Кэпэлэ. Да… Это значит «сухой». Я с детства худым был, сухим, как палка, да. А сына я своего назвал Алтанай. Это значит «золоту подобный», да... Нет. Не из-за золота. Мы охотники. Золото нам не надо. Волосы у него были золотистые такие. Вот и назвал. Потом потемнели. Да… Жена его Мэнунь. Это значит «золотистая», да… Как так получилось? Никто не выбирал, однако. А привезли ему жену, так оказалось. Тоже золотистая, - тунгус не переставал удивлённо качать головой и пыхтеть трубкой. Гойга опять начали душить спазмы и перехватывать дыхание от невыносимого дыма, но тунгус не замечал этого:
- Алтанай не видел своего сына. Я помог ему родиться. Я дал ему имя. Алтанаю понравится. Его сына зовут Корбо, значит «безволосый». Голова его совсем голая, без волос, да… А тебя Гога зовут. Я знаю. Да… И ты совсем не лочо. Я вижу. Ты не похож на других лочо. Я видел много русских. Ты другой земли. И на нас ты не похож, да… И не охотник ты, - пожал плечами старик. – Ты помогаешь другим лочо, ты ездишь на громких санях без оленей.
Вдруг он придвинулся к Гойгу и оглянулся. Мэнунь уже спала на надувном матрасе. В этот момент тунгус не походил на старика, мысли которого о долгожданном сне и отдыхе. Он придвинулся ещё ближе. Его природная невозмутимость скрывала все те чувства, что лишали его сна, но молчать он, похоже, не мог:
- Да. Мы охотники, - начал он почти шёпотом. – Весь наш род. Зачем нам золото? Наша жизнь – это белка, лиса, куница… Волки, медведи, да… , - он почти вплотную придвинулся к Гойгу:
- Зачем нам золото? Лочо ищут
