Шатун продолжение - 4

Гена смолоду был умным  жлобом,  он сдал на общаг, большую часть добычи, на него обратили внимание и через пару лет Гена стал вором в законе с погонялом Дед. Было время, что фарт спас его от расстрела, но срок он получил основательный.
Большую часть жизни Гена провел за решеткой, где и набрался мудрости.  Пришло то время, когда авторитеты стали обрастать капиталами, вопреки понятиям, что у законника не должно быть своих накоплений.  Авторитеты уголовного мира срочно стали переписывать воровские понятия под себя. Дед тоже решил после выхода на свободу стать капиталистом и заиметь собственное производство по перепродаже древесины ценных пород. Авторитеты, как бы не кичились крутыми понятиями, а каждый состоял на службе у лагерной администрации, дабы было проще управлять контингентом. Вот и в этой зоне смотрящий авторитет Гена Дед, те кто сталкивался с Геной ближе звали его не иначе как Крокодил. Он был безжалостен как холодная рептилия, но умело пускал слезу показной жалости доброго Дедушки. Именно с его подачи начальник лагеря Полковник Петренко отобрал предприятие у Николая Горелова. А Гена Крокодил взял на себя физическое устранение семьи Гореловых, но был предупрежден Петренкой, что мальца убивать нельзя, он  ключ от тайного  счета Горелого.  Крокодил, часто задумывался, что он  во власти у Полковника Петренко и надо как-то избавляться от конкурента.
Гена понимал, что компаньонами они никогда не будут, Петренко пользуется им как инструментом для достижения цели, а Крокодил желал полной власти над предприятием и капиталами, которые создал Николай Горелов.
– Пацанчик у Коли подрос и если его не убрать, то от него будут проблемы. Не нравится мне, что полкан велел сохранить ему жизнь, что-то тут не так, он, наш гражданин начальник – полковник Петренко имеет на пацана какие-то  виды и этому надо помешать. Пошлю Хилого в больничку, проведать пацанчика и помочь ему задохнуться во время падучей. Тут прошел слух, что пацанчика эпилепсия бьет, вот и пусть он на глазах у Хилого задохнется, а лепилы не смогут ему помочь.
И неведомо смотрящему, что Иван все  мысли прослушал как передачу по радио и сделал нужные выводы. Организм Ивана спал и набирался сил, а мозг работал и искал решение.
  Крокодил по укоренившейся привычке проснулся рано, до общей побудки, прогулялся на толчок, вымыл руки и ополоснул лицо, мысли были ясные, настроение бодрое, решение принято  и его надо исполнить. Подошел к шконке Хилого: со словами: ты не на курорте, чтобы так долго дрыхнуть, откинул одеяло.
Хилый лежал на спине, рваная рана во все горло от уха до уха, а грудь вообще разворочена от ключиц до самого низа, где явно видны следы огромных когтей, которые  прорвали кожу и извлекли из грудной клетки сердце, которое лежало тут же, меж ног покойного амбала.
Еще горячая кровь, просочившись сквозь тонкий матрас, редкими каплями капала на пол под кроватью. Звон капель ударом молота отдавался в голове Крокодила:
– Кто посмел? И тут же в его голове прозвучал насмешливый голос – Тому, кто посмел, такие как ты не указ, жди Гена, ты следующий! – Смотрящий Дед, или как его звали за глаза блатные, Гена Крокодил удивленно осмотрелся по сторонам. В этот угол, где он изволил тянуть срок, никто из сидельцев не мог подойти, чутко спящие блатные не подпустили бы ни единой души, а тут подошел какой-то зверь и лишил Хилого жизни. Да как умело сработано под медведя…
Гена за долгую жизнь в экстремальных условиях привык к тому, что за каждым, самым невероятным случаем всегда стоит человек. Смотрящий  не из тех, кто верит в потусторонние силы и в то, что за совершенные злодеяния идет справедливое возмездие. Вокруг него столько зла, столько грехов, что будь на свете Бог или Дьявол, то большую часть этих людишек, среди которых проходит его жизнь, уже бы давно сгорели синим пламенем. Самые страшные, самые извращенные убийства, надругательства над детьми и стариками творят люди, и никакие мистические силы им не помогают. Люди все делают сами. Вот и Хилого убил кто-то из блатных сидельцев, да убил так ловко, и не понять, что это сотворено руками человека. Хотя если подумать, то траванули Хилого на ужине, мало тут у нас профессоров – химиков чалиться, они из моющего средства умеют бомбы делать, а из таблеток такой препарат сварганят, который круче любого яда будет и не одна экспертиза его в крови не обнаружит. Ну а то, что у меня в мыслях чужой голос мелькнул, так это я свои мысли услышал, всю жизнь по лезвию ножа хожу, привык уже за смерть думать, она завсегда рядом с нашим братом ходит. Ну, что думай не думай, а надо тревогу поднимать и среди спящих поблизости блатных, искать мокрушника-живодера.
С пацанчиком пока погожу, не до него сейчас, и не самому же переться на больничку, чтобы пацану на нос подушку накидывать, надо исполнителя найти.
А пока пусть Кум с этим геморроем разбирается. Вот еще одна неприятность для начальника лагеря. Что-то совсем наш полкан Петренко перестал мух ловить, за порядком на зоне следить, всего себя бизнесу посветил, из сыночка Олигарха выращивает, чтобы в одно прекрасное время вместе с сыном за границу уехать и оттуда уничтожением тайги командовать.
Надо как-то помешать этому и на время оставить Гореловского пацана в покое. Пусть лепилы ему здоровье правят, думаю я, что он еще будет нужен. – Прервав тяжелые мысли, Дед поднял тревогу.
В бараке поднялась суматоха.


Это  ЧП, которое  сложно  придумать  в  здравом  уме. Подобную  смерть  не замаскируешь  под  болезнь, а  значит,  страдать будут  все,  начиная  от  контролера,  и далее по  цепочке  до  начальника лагеря. Полковника со  службы  возможно  и  не уволят,  а  вот репутацию  и  послужной  список  подпортят основательно,  так  что  прощай  выслуга  и  повышение. Насильственная  смерть бьет  по  всему служебному  персоналу и бьет  очень  сильно. Допускается,  когда  сиделец  умирает от болезни или несчастного  случая, но  такое,  когда  разворочена грудная клетка и  внутренние органы  вынуты из  тела – это жуткий бес предел. Гена,  знающий  свой  контингент сидельцев не первый год, мог с  уверенностью сказать, что  из тех, кто ныне чалиться  на  этой зоне,  способных  на  подобное  нет. Тут  нужна  сила, чтобы разорвать  грудную  клетку, а то, что  грудь у Хилого разорвана,  а не разрезана видно  и без экспертизы.
Дед отошел в  сторону от набежавших к  месту  преступления вертухаев, и  незаметным движением  подозвал  одного  из шестерок,  которые крутились  рядом.
– Добеги до больнички и посмотри на  Ваньку припадочного. скажешь лепилам, что  я велел Ванятку  проведать. Да  подойди  к  шконке и внимательно  посмотри  на  припадочного,  как он выглядит, не ушибся ли где, не  поцарапался ли? Посмотришь  и мухой ко  мне, расскажешь что увидел…

Утерев нос рукавом давно не странной робы, шестерка доложил:
– Ванька лежит  под  капельницей! У него  ночью был сильнейший припадок падучей, у его постели всю ночь сестричка и главный лепила просидели, говорят, жалко  пацана  совсем он умирать собрался. Я когда сказал, что  ты Дед интересуешься Ваняткой, мне лепила говорит:
– Будут готовить документы на УДО по  состоянию здоровья, ему  тут и  полгода  не  протянуть, так что пусть Петренко похлопочет, нам  тут  на зоне лишний жмурик не нужен.

    Начальник зоны, Полковник Петренко находился  в  отвратительном  состоянии духа, смерть Хилого  не выходила  у  него  из головы,  в мистику он не верил и четко знал, что  всему есть реальные объяснения. А пока нужно  обустроить  так, будто Хилый попал в пило раму, и его распилило  на  несколько  частей, зафиксировать это документально, а останки кремировать. Единственно, чтобы никто из дятлов не стукнул  наверх.  Озадачу  Крокодила, чтобы он позаботился о тишине среди зэков, а  своих я сумею убедить в молчании.
Думая об этом он просматривал рапорт начальника  санчасти, в котором майор медицинской службы, в прошлом толковый военврач, попавшийся на неблаговидных делах, был переведен в это Богом забытое место, где считал дни до пенсии и старался нести службу так, чтобы  эта пенсия не отдалилась, и ни что не омрачило  старость. Он умело  прятал промахи  начальства со  смертельным исходом, что комиссиям иногда  приезжающим с проверками, не было причин выражать недовольство.
Перед полковником Петренко лежал рапорт, в котором указывалось на то, что Иван Найденов не проживет и шести месяцев и во избежании того, что он умрет на больничной койке и снизит показатель смертности по зоне, зка Найденова надо освободить по УДО и отправить  умирать по месту жительства.
Петренко без долгих раздумий подписал  рапорт, и механизм по освобождению Ивана был запущен.
А Иван лежал на больничной шконке и постепенно превращался в скелет обтянутый  перевитыми мышцами и  покрытый почти прозрачной кожей. Когда он лежал неподвижно,  горящие странным огнем глаза говорили, что в этом теле еще дремлет жизнь.
Настал день, когда Ивана под руки довели до служебного УАЗика, привезли на  станцию и усадили  на указанное в билете место.

Иван стоял в тамбуре, курил одну за другой  дешевую сигарету.
- Почему у меня все так происходит? Живут же люди нормально, семьи, дети. А вокруг меня все идет кувырком. Все, кто хоть как-то был заинтересован в моей судьбе, уходят от меня безвозвратно. Все, кого я любил. Перед глазами  стоял образ  Лизы, папу  и  маму  Иван  не помнил.
Солнце скатывалось за крыши домов, вечерело, а Иван так и не двинулся с места. Какие думки копошились в его голове? Какие планы он себе поставил на будущее? Тринадцать лет детдома, четыре года в детской колонии,  и вот  она колония общего режима, откуда  его  вышвырнули помирать к  чужим людям, когда-то  приютившим его… Асоциальный тип. Что дальше? Умереть бомжуя  или следующий этап – строгий режим? Нет! Иван не хотел снова быть там, где провел всю сознательную и несознательную жизнь. Ему всего двадцать.  А как жить дальше? Как адаптироваться в совершенно незнакомом тебе обществе? И примет ли оно, одинокого, больного, никому не нужного, без жилья и права на нормальную жизнь?

Стук колес убаюкивал. Иван просто сел в первый попавший поезд. Ему было все равно куда ехать, на север или на юг. Перед глазами замаячило ситцевое платьице, в цветочек. Это она! Моя Лиза! Но все растаяло,  превратилось в туман,  и вдруг снова из  сгустка тумана к нему приблизилось милое лицо. Лиза смотрела строго, уверенно и даже надменно. Прозвучал четкий приказ:
- Выйди на следующей остановке и поезжай в обратном направлении!
Иван очнулся, но не стал вставать и пересаживаться. Мало ли что приснится после напряженного дня, думал он, стараясь  не  выходить  из приятной  дремы.
- Мужчина! Мужчина, вы спите? Сейчас заходили к вам в купе двое парней. У вас все в порядке? Ничего не пропало?
Миловидная девушка трясла Ивана за плечо. Он с трудом открыл глаза и проверил карманы пиджака, висевшего у него в головах на стене плацкарта. Карманы были пустыми. Ни документов, ни денег.
Иван кинулся вслед за парнями, пассажиры сказали, что они пошли в направлении вагона ресторана. Но, как он мог узнать из десятков пассажиров именно тех, кто его