11
Первым заданием Зацепина явилось обычное ограбление состоятельного банкира. Товарищ Сталин тоже с этого начинал, шутил сам с собой Петр. Разработанная им операция была предельно проста и эффектна. Специально ангажированный бизнесмен предложил банкиру под проценты сто двадцать тысяч долларов черного нала. Чтобы не светиться в банке, завез эту сумму под расписку прямо банкиру на квартиру. В ту же ночь, пока банкир веселился в ночном клубе его квартира была обворована. Чтобы не заморачиваться со взломом бронированной входной двери с видеонаблюдением и навороченными замками, два человечка проникли к банкиру из соседней квартиры, предварительно усыпив ее хозяев газом, а затем просто выломав хлипкую стенку между соседними санузлами. Взяли не только деньги, но и ювелирные побрякушки, а также видик и дорогой компьютер – так что все сошло как обыкновенная кража. Про даденные ему доллары банкир не стал никому признаваться, а спустя оговоренный срок, вернул с процентами заимодавцу-бизнесмену.
– Ну и какова же конечная цель нашего безумного предприятия? – Зацепин не поленился напроситься к Терехину на следующую встречу, чтобы это спросить.
– Публичный суд над Горбачевым, автоматически перетекающий в суд над Ельциным, – на голубом глазу ответил ему Виталий Борисович.
Эти слова не слишком впечатлили Петра своей возможной реализацией, но особо возражать и спорить уже не приходилось.
В ближайший выходной он уже стоял на пустынной лесной дороге и делал вид, что копается в забарахлившем двигателе «Лады». Рядом находился километровый столбик с заранее оговоренной цифрой для назначенной встречи.
Послышались шаги. Из леса вышел грибник в армейской плащ-палатке и с объемистой корзиной. Лицо наполовину закрыто капюшоном и темными очками.
– Бог в помощь! – обратился он к Петру, голосом тоже предельно безликим.
– И тебе без зубной хвори.
Грибник достал из корзины целлофановый пакет, а из него несколько фото и листок бумаги. Показал фото из своих рук капитану. На них в разных позах, явно не позируя, был снят благообразный пенсионер.
– Генерал-майор Метелин, – пояснил грибник. – Из аппарата Совета безопасности Горбачева. В восемьдесят седьмом году готовил материалы по полному устранения с политической арены Ельцина. В последний момент переметнулся на его сторону. Засветил все оперативные наработки и всех участвовавших в операции сотрудников. Трое из них позже погибли при загадочных обстоятельствах, еще четверо до сих пор тянут лямку на Северах. Так сказать теневой вдохновитель девяносто первого года. После полной смены караула младореформаторы отправили его самого на пенсию. Ничего, умылся, отряхнулся и стал примерным пенсионером. Жена умерла. Две дочери пытаются отсудить у него генеральскую квартиру на Кутузовском. Собирает старинное холодное оружие, еду готовит себе только сам, обожает рыбалку…
– Рыбалку где? – перебил журчащую информацию Петр.
– Виноват, не уточнил.
– Если это один и тот же водоем, то нужна подробная карта местности и несколько фото этого водоема, – потребовал начальник «планового отдела».
– Может быть, вам самому стоит там побывать?
Зацепин строго глянул на собеседника.
– Понял. Все сделаю, – поспешил сказать тот.
12
Старая служебная дача с гектарным лесным участком радовала глаз своей умиротворенностью. С задней стороны большого дома, подальше от посторонних глаз, на полянке, еще не ведающей газонокосилки, суетились трое: Даниловна, ее отец Данила Михайлович и мама Елизавета Максимовна. Мама готовила салаты, отец нанизывал вторую порцию шампуров, а дочка подавала ему лук и помидоры.
Первое ликование от обретения после долгой разлуки родителей уже пройдено и сейчас можно просто купаться в хорошем крепком восторге от каждого взгляда, шутки, жеста, перемещения в пространстве. Как пригодились уроки с оценками не только за ответ, но и за его художественность, теперь никто не упрекнет ее, что она по глупому путается в словах и несет какую-то ахинею. Напротив, ее речь ясна, убедительна и не содержит слов-паразитов. И она не перепрыгивает с темы на тему, а четко закончит с одним, потом переходит к другому. Позади уже целое повествование об общем распорядке их интернатской жизни, характеристика любимых и нелюбимых предметов, умных и недалеких преподов, самые забавные случаи ее староства. Сейчас можно поговорить и об одноклассниках. Странно, но на каждого из них хватило по два-три предложения, и только фигура Алекса заслужила более подробного описания.
– Он сам по себе, – увлеченно выстраивала слова Марина. – Говорит, что скучно бывает с другими, а одному ему никогда не скучно. И не притворяется, это точно так. Пап, как можно не нуждаться ни в каких друзьях?
– Значит, такие друзья, что в них можно не нуждаться, – заметил на это отец.
К сожалению, он вовсе не нелегал, а всю свою жизнь работал под крепким прикрытием военного советника. Но все равно, если его столько лет безвылазно держали в Юго-Восточной Азии, значит, он там был очень и очень важен. Да и звание полковника о чем-то да говорит!
– А еще у него настоящее пулевое ранение в плечо, возле самой шеи.
– И пуля, наверное, была со смещенным центром тяжести и прошла по всему телу, – подначил Сабеев-папа, укладывая на мангал новые шампуры.
– Ну пап! Он только сейчас научился по-русски говорить. А так мы с ним по-английски общались.
– Надеюсь, это уже вторая или третья твоя большая любовь?
– Ну, пап! Он просто интересная личность, с которой мне никогда не надоедает общаться.
– И будет таким еще лет тридцать или сорок. А потом станет дряхлым трясущимся стариком.
– Мам! Ну скажи ему! – взмолилась дочь.
– Что сказать? – включилась в игру Сабеева-мама.
– Чтобы не издевался.
– Данил, не издевайся! – И дочери: – Я правильно потребовала?
Марина гневно оглядела раздухарившихся родителей.
– Единственного ребенка год не видели и издеваетесь!
– Все, все, не будем, – попросил прощения Данила Михайлович. – Я сама серьезность. А он, наверное, необыкновенно красив твой Алекс? Ну я серьезно.
– Не скажу. Вот привезу его сюда. Сами и увидите.
– Значит, смотрины будут. Максимовна, а мы лучшие наряды из Москвы захватили?
– Ну вас! – вконец обиделась дочь и пошла в дом.
– Данил, ну что ты в самом деле? – упрекнула Елизавета Максимовна. – Обидел девочку.
Сабеев-папа не чувствовал за собой никакой вины.
– Могу пойти и попросить прощения.
– Видишь, ребенок в полной эйфории.
– Я, между прочим, тоже, – резюмировал он.
– Как будто я не в эйфории? Как же хорошо дома! Даже комары какие-то родные и близкие. Ну, у тебя готово? У меня все.
– Готовность номер раз, – он снял первую партию шампуров и громко позвал: – Обиженный ребенок, кушать подано!
Ответа не последовало. Наполнив миску шашлыком, Данила Михайлович пошел в дом. Через минуту он появился, неся на плече отбивающуюся дочь.
– Ты главное все обиды в книжечку записывай, чтобы ничего не забыть, – приговаривал полковник, крепко удерживая любимое чадо на плече. – Потом нам с матерью в письменном виде предъявишь. Мой ребенок, как хочу так его и обижаю. – Он опустил ее на стул.
– В Гаагский суд по правам человека на вас напишу, – Даниловна делала вид, что все еще дуется.
– Правильно, – согласился отец. – А еще можно местному участковому написать. Максимовна, мы вечером на лодке поедем кататься, а обиженных детей берем?
– Ее обида, наверно, до вечера не пройдет, – на полном серьезе произнесла Сабеева-мама.
– Пройдет, – поспешно вырвалось у дочери. – А ну вас.
Родители рассмеялись, Марина невольно тоже улыбнулась их веселости.
После знатного обеда они, в самом деле, пошли на небольшое лесное озеро. Сначала просто купались, потом взяли напрокат лодку. В лодке полно было воды, поэтому, оставив Елизавету Максимовну на берегу сторожить вещи, отец с дочерью поехали кататься вдвоем.
– Пап, а если я действительно Алекса сюда приглашу? – поинтересовалась дочь.
– А стоит ли?
– Он еще ни разу в нормальной русской семье не был.
– А у нас нормальная русская семья? – порядком удивился Данила Михайлович. – Интересное наблюдение.
– А что, скажешь, нет?
Полковник чуть посерьезнел.
– Я думал, жизнь в интернате пусть даже в самом лучшем не сахар, – задумчиво произнес он.
– Зато я вырастаю не эгоисткой, – так же серьезно подхватила она. – У меня сразу две жизни: одна с вами, а другая в нашем застенке.
– И что тебе этих каникул с нами хватает на целый год?
– Хватает. Последних месяца два только очень тяжело, – откровенно призналась Даниловна.
– А какие-нибудь отклонения в психике не случаются? – Это был уже совсем взрослый вопрос.
– Да нет, все, вроде бы нормально. Пап, а я грубая, как ты считаешь?
Он чуть задумался.
– Да нет, в особой грубости не замечена.
– А Алекс считает, что я слишком во всем активная. Мол, для женщины это не очень хорошо.
– В общем-то, он прав. Всегда лучше сдерживать свои сильные порывы. Особенно то, что пришло в голову первым.
– А почему? Почему это надо сдерживать? – не могла она как следует понять.
– Когда их сдерживаешь, они крепнут и превращаются в черту характера, а не в минутный каприз.
– Значит, я еще и капризная, – сделала дочь свой вывод.
– Не без этого. Зато у тебя есть бесценное качество: быстро забывать про свои капризы. Это уже хорошо.
Она требовательно посмотрела на отца.
– Ты не ответил: почему мне нельзя пригласить к нам Алекса?
– Видишь ли, как я понял из твоих слов, его родители работали по линии военной разведки. А у твоих родителей несколько иной профиль. Мы на стороне гвардейцев кардинала.
– А если он пойдет по линии ФСБ?
– Не пойдет. У вояк с этим делом строго.
– И что из-за этого нам нельзя будет с ним общаться? – Она все же надеялась услышать благоприятный ответ.
– Кому нужны лишние хлопоты? И тебе тоже никто не позволит продолжать с ним отношения.
– Даже если мы возьмем и поженимся.
– Ой-ля-ля, как говорят чукчи. И будете всю оставшуюся жизнь перебирать бумажки в заштатной конторе. Оно вам надо? И тебе и твоему Алексу?..
Даниловна, откинувшись на борт лодки, отрешенно смотрела в сторону, хорошо понимая жесткую правоту доводов отца.
13
Из интерната Алекс захватил с собой три книги. Не меньше двухсот книг имелось в книжном шкафу и на чердаке Бабы Дуни, среди них были два десятка книг на английском и на испанском. Да плюс еще видеокассеты от куратора. Просмотрев их обложки и корешки в первые дни, Алекс решил, что уж чего-чего, а чтения и видео ему на три месяца хватит сполна. Но как-то так получилось, что за все время он лишь пару раз открыл английскую беллетристику и то, только потому, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть от русского языка. Фильмы на русском по той же причине тоже не сумел просмотреть до конца. Но главная причина заключалась в том, что у него до всего до этого просто не доходили руки – было НЕКОГДА!
Вставая в шесть-семь утра, он быстро проглатывал яичницу с колбасой, сверху кружку молока с ломтем черного хлеба и был таков. Вечером приползал чуть живой на ватных ногах и сразу валился спать. В основном проводил время с Геркой и его «итальянской семьей», как называли их многоголовое родовое скопище языкастые соседи. На их участке в
