О ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ ЗАБЫТЬ Часть 2 (2)

купюрами перед всем классом. Предполагалось, что такая публичность должна пристыдить воспитанника перед товарищами за его недостойное поведение. Вышло же прямо наоборот.
– А какие телесные повреждения он им нанес? – нетерпеливо, еще не дослушав все до конца, выкрикнул Хазин.
– Что это такое «неприязненные отношения»? Кто первым драку начал? – обратился за разъяснениями еще кто-то из одноклассников.
– Алекс, а тебя хоть в ментовку свозили? – с затаенной завистью поинтересовался третий.
Классный руководитель едва сумел подавить общую веселость класса.
Этим, однако, дело не кончилось. Шебутной 10 «А», ныне уже 11 «А», в котором Копылов был по-прежнему за своего, проведал про полную версию милицейской телеги, где имелось и про повреждения и про возраст братьев Кондратьевых. Немедленно позвали сына полка к себе на ковер в спортзал и потребовали более детального отчета. Заодно принесли две видеокамеры с тем, чтобы Алекс еще и показал свое ноу-хау на двух добровольцах. Копылов показал, и пленка с его имитацией Ивантеевской драки навсегда легла в анналы «янычарского лицея». Правда, после самого следственного эксперимента мнения зрителей разделились надвое: одни считали, что хватать за волосы слишком по-бабьи, лучше более честная драка, другие доказывали, что это был самый рациональный выход из положения и плевать на честность, если двое напали на тебя одного.
Словом, Алекс опять прославился на весь интернат. Классный руководитель даже потребовал от директора исключить Копылова из школы. Вадим Вадимыч к неудовольствию его и других учителей отказался это делать. Его нерешительности способствовал как раз тот желтенький чип, который директор уже успел передать по назначению. Ситуация с этим чипом была столь щекотливая, что Вадим Вадимыч не мог сказать о нем ни учителям, ни даже куратору малолетнего хулигана.   

19
Поздно ночью Даниловна осторожно вошла в мальчиковую спальню и слегка коснулась плеча Алекса. Тот сразу открыл глаза и вопросительно посмотрел на нее. Она приложила палец к губам и жестом позвала его за собой.
Вид у Даниловны был торжественный и таинственный. В пику этому виду, он повел себя максимально простецки и расхлябано, даже не стал джинсы надевать, так в одних трусах за ней и поплелся.
Они поднялись по лестничной клетке на самый верх и остановились у закрытой двери, ведущей на чердак.
– Я хочу с тобой кое о чем договориться.
– Ну? – Алекс едва подавил в себе раздражение.
– Чтобы у нас всегда была возможность встретиться. Ты бы хотел этого?
Он удивился:
– Чтобы встретиться?
– Чтобы никакие запреты не могли нам помешать увидеться друг с другом, – горячо объяснила она.
– А кто будет запрещать?
– Тебе скажут забыть обо всех прежних знакомых, и ты забудешь. Это наша плата за будущую большую жизнь.
– А с чего ты решила, что она будет большой? – спрятался он за привычной насмешливостью. – Я точно в спецслужбы работать не пойду.
– Запомни наш день и час. Каждое пятое число нечетного месяца в четыре пятнадцать дня я буду тебя ждать в Камергерском переулке напротив МХАТА Чехова, – веско проговорила Даниловна. – Запомнил?
– А если тебя или меня не будет в Москве?
– Ничего. Появимся в следующем нечетном месяце или в следующем году. Просто чтобы об этом никто не знал кроме нас. Согласен?
– Согласен, – сказал он, чтобы скорее закончить глупый разговор.
Но это было еще не все.
– Я хочу, чтобы мы были больше, чем Ромео и Джульетта. Чтобы наши с тобой отношения растянулись на всю нашу жизнь. Да или нет?
– Да, – послушно согласился Алекс, удивляясь, чего это она ни с того ни с сего загнула насчет Ромео и Джульетты, когда у них и близко ничего такого нет.
Ниже этажом на лестничную клетку открылась дверь, и послышались чьи-то шаги. Алекс замер, прислушался, а когда обернулся, Даниловны рядом с ним уже не было.
Проснувшись наутро, он долго не мог определить, что именно значит их ночной разговор. Так и пошел в класс, не разобравшись. Первые два урока были языковые, где они с Мариной занимались в разных группах. Лишь на третий урок весь класс собрался вместе – старосты среди ребят не было.
На вопрос: где Даниловна, сосед по парте сказал:
– Я видел, как она с большой сумкой на стоянку шла, там ее машина ждала.
Алекс еле дождался перемены, чтобы помчаться прямо к директору – после демарша классного руководителя насчет его исключения, он мог доверять только Вадим Вадимычу.
– Скажите, пожалуйста, а где Марина Сабеева?
– Ты что не знаешь? – удивился директор. – С сегодняшнего дня родители перевели ее в другую школу.
– Как в другую? А в какую?
– По-моему, даже в другой город.
– И почему мне никто не сказал об этом?! – возмутился Копылов.
– Если она сама тебе не сказала, то почему кто-то другой должен был сказать?
Оставалось, только развернуться и идти восвояси. Когда она находилась рядом, можно было совсем не замечать ее, а вот исчезла и сразу как будто большая потеря. Алекс вдруг вспомнил свою последнюю встречу с Камиллой накануне бегства из костариканского дома: неужели ему суждено вот так терять подружек, едва он начнет к ним нормально привязываться?
Вернувшись в класс и чуть поразмыслив, он успокоил себя: в их интернате было принято на полгода-год переводить своих учеников в какую-нибудь обычную московскую школу, с тем, чтобы они немного узнали другую жизнь и обычное школьное образование.
Однако Даниловна в их класс не вернулась ни через год, ни до конца школы.

20
Гораздо позже в своей уже взрослой жизни Алекс пришел к выводу, что самым главным периодом в его взрослении был все же не первый российский год, а три последующих. Первый год – что? – ушел на элементарную акклиматизацию, привыкание, изучение русского языка. Да, было неприятие окружающих реалий и мечта сбежать в Штаты, да, должным образом поставил себя и в интернате и в бабушкиной деревне, да, сумел чуть приоткрыть тайну гибели своих родителей. Но все это выглядело как нечто пассивное, оборонительное, Провидение же, судя по всему, предопределило ему жизнь инициативную, наступательную. Поэтому именно три последних школьных класса сформировали из него то, что в итоге получилось. Когда разобравшись в правилах игры, он постарался сделать все, чтобы эти правила как можно меньше отнимали у него душевных сил. В переводе на бытовой язык это означало ничего не брать до головы. Надо вам хорошие оценки – будут хорошие оценки, надо писать умные доносы – пожалуйста, надо следовать нормам офицерской чести (здесь она означала просто смелость и боевитость) – достанем из кармана и ее.
Главным противоядием против всего этого отныне ему служила простая неказистая деревня Ивантеевка с Бабой Дуней и дружбаном Геркой. Все каникулы он теперь проводил только там, тихо без напряга впитывая повседневную российскую жизнь, позволявшую ему потом смотреть на золотую молодежь своего элитного интерната с неким хитрым деревенским прищуром.
– У меня такое впечатление, что Копылов явно перебрал в своей деревне какой-то сермяжной правды, – жаловался классный руководитель директору интерната.
– То ты говорил, что он вообще в упор не видит каких-либо российских достоинств, а теперь, выходит, все наоборот, слишком сильно обрусел, – Вадим Вадимыч был настроен вполне благодушно. Даже в эпоху полного развала всех госструктур он сумел организовать командировку в Ивантеевку стажера военной контрразведки, который собрал все сведенья о поведении и разговорах там Алекса – нет ли утечки информации про их интернат или что еще? Рапорт стажера полностью успокоил директора.
– Он и теперь не видит каких-либо российских достоинств, зато полностью впитал самый кондовый русский нигилизм, – гнул свое классный руководитель.
– И в чем это выражается?
– Вчера на уроке литературы заявил, что полюбить Толстого и Пушкина после Джека Лондона и «Трех мушкетеров» совершенно невозможно.
Вадим Вадимыч невольно развеселился.
– А ты сам в пятнадцать лет восхищался Львом Толстым?
– Да, но…
– Давай не будем по мелочам дергать мальчишку. У нас здесь штучный товар, а не пушечное мясо. Вот пускай штучным и остается.
В отсутствии Даниловны Копылов выбрал себе другого напарника – Хазу. Тому вечно не хватало идей для своих злых выходок, зато у Алекса с идеями был полный порядок. То на пару введут в интернатовский обиход некую разновидность борьбы сумо (веселей вашего выпендрежного карате будет), то частично освоят язык жестов глухонемых (а что, разведчикам еще как пригодится), то подработают на Балашихинском рынке у ларечников (учимся входить в доверие), то на Красной площади станут продавать интуристам сувениры, купленные по соседству (языковая практика).
И нетерпеливо ждал каникул: скорее в деревню! Там, привет братьям Кондратьевым, он отныне по русской поговорке, и царь, и Бог, и воинский начальник. После десятого класса, правда, возникла некая пауза: Герка загремел в колонию за драку с поножовщиной, и все лето Алекс провел без привычного оруженосца. Зато на соседней улице появилась отдыхающая у родственников московская студентка Эвелина или просто Лина. Рослая плечистая деваха была кандидатом в мастера спорта по плаванью и на всех парней моложе двадцати лет смотрела с самым высокомерным видом. Может быть, в плаванье Алекс и уступал ей, но во всех остальных спортивных упражнениях – ни за что. Оказалось, что в школе она изучала испанский язык и ездила с родителями в Доминикану, – так что повод для общения между ними тоже быстро нашелся. А тут еще и его забавные карикатуры, в которых Лина представала, то в виде принцессы, выкидывающей из башни замка ухажера-принца, то в виде томной ангорской кошки или уборщицы со шваброй, которой кавалеры предлагают мешки с золотом, яхты и дворцы. Стесняясь со «школьником» появляться на улице, Лина тем не менее допускала его к себе в комнату в доме своей тетушки, где они смотрели видик и разговаривали о книгах любимого обоими Джеральда Даррелла.
Однажды, когда тетушка была на работе, Алекс поспорил с Линой, что мужчина всегда сильней женщины и что если она не будет царапаться и кусаться, он запросто сумеет ее раздеть. После двадцати минут ожесточенной борьбы он держал ее в объятиях совершенно голой и мучительно стеснялся сам раздеться – ведь это не было предусмотрено условиями спора. Лина тоже была на себя совсем не похожа – куда девался весь привычный вызывающий апломб – просто длиннотелая мускулистая девчонка с пунцовыми щеками, тоже не знающая, как выйти из неловкой ситуации.
– Ну вот, а ты еще спорила. – Алекс сделал вид, что ничего особенного не произошло, и стал ловить котенка, заглянувшего в комнату, что помогло обоим вернуться на исходные позиции.
Однако произошедшее крепко сидело в их памяти и воображении, и через несколько дней принесло свои плоды. Прогулка по березовому лесу в сумерках закончилась настоящими поцелуями. И теперь уже ничто не мешало Копылову разоблачаться параллельно с раздеванием своей новоявленной пассии. Какие там упоительные восторги от первой близости – он наблюдал за собственными дергающимися телодвижениями с еле сдерживаемой брезгливостью. Даже вершинный полуминутный взрыв наслаждения