А началось все с пустяка. Ну право же, так и бывает обычно. Один пустяк способен запустить какую - то цепочку из глупых и поражающих, а то и просто неприятных ситуаций. Мне же конкретно не свезло. Утром сломался лифт. Мне пришлось пешком бежать с двадцать второго этажа. Хорошо еще вниз, а не наверх пешкодралом. Да и сил пока хватает хоть на пятьдесят этажей. Все б ничего, да кто ж знал-то, что между вторым и первым этажом у ступеньки отбит кусок. Ясно, если уж не свезло, так уж пошло поехало. Цепанула каблучком и, оп, полетела, да так, как ни один каскадер в самых смелых своих мечтах не исполнял. Ну?! Результат на лицо, точнее будет сказать на лице. Зуб прощай, перелом руки, трещина в ребре, растяжения, вывих и опухший большой палец в придачу. Не
считая дюжины синяков и премилой ссадины у виска. Случай так сказать из ряда вон, работку для небольшой уютной армии дядь и теть в белых халатах я подыскала на некоторое время. Отлежала свое, как положено, от сирены до сирени. Собрали меня в кучку, залатали, заклеили и вытолкали взашей. А на кой я им сдалась там? Койки пролеживать? Шрам на виске я заштукотурила, зуб красивый, фарфоровый вставила и все, думаю, конец несчастьям. А нееет. Началось, так уж... Вернулась я домой значит, радостная. "Опаньки, а вот и я" - говорю, значит. А мне чуть ли не с порога - "А у нас мебель взбесилась!" Не-не-не - думаю - хватит с меня на некоторое время. Даже ничего слушать не стала. Мигом все сообразила, вещи в чемодан покидала и на дачу, на дачу. Так сказать "в глушь, в деревню, в Саратов". Точно будет сказать, под Саратов. Благо Июль месяц на дворе. Пусть сами, как хотят так свою мебель и дрессируют. Без меня. Мне и лестницы хватило по самое, то самое. Чемодан подмышку, руки в ноги и "Москва прощай".
Вышла с поезда, солнышко, птички, воздух. Красота! Чоботы сняла и по песочку горяченькому пальчиками загребаю. На душе потеплело. Отлегло разом. Эх, свобода. Хоть на душе полегчало. К дому подхожу, картина такая мирная. Что вот-вот прослезиться можно.
Крылечко нагретое деревом пахнет, лавочка свеже-крашенная зеленеет. Жуки-бабочки. И покойно так, аж вздохнула с облегчением, свободно. Вещи распаковала, травами пахнет, Печку затопила дом просушить, кофе в турке заварила. И села гадать да пасьянсы раскладывать. А что? На улице уже стемнело, к вечерочку мелкий дождик зарядил. В огород не сунешься, мокро, да и темно. Невидно нишиша. А, тем более, что после дороги то и отдохнуть не грех. Завтра, завтра все огородно-полевые работы. Завтра. Сижу себе тихо, картишки переворачиваю и вдруг стук. Меня аж передернуло. Дело то уж почти за полночь. Кого еще в такое время? Как говаривал Матроскин - "Свои в такую погоду дома сидят". Нет, я, конечно же, не робкогу десятку. Но нарываться тоже не с руки. Мало ли кто ходит. А стучат. И не тихо так, настойчиво, знаете ли, по-хозяйски. Вор так не стучит же? Я подумала, подумала да и пошла открывать. Дверь чуть придержала. "Кто?!" - спрашиваю, так, по грознее что б. Слышу голос такой приятный, не то чтоб низкий, но ухо ласкает, есть такие голоса, убаюкивающие - "Извините, я к Фаине Васильевне приехал". Тут уж я успокоилась, дверь пошире-то открыла, смотрю на пороге молодой человек, лет двадцати пяти, не более. Стройный, волосы русые, ресницы пушистые, а глаза-то, глаза, ох, как небо ясным днем. Как озера глубокие. И смотрит на меня, не отрываясь. От красы такой, я аж онемела. Стою, глазею. А он мне - "Извините, так вышло, я вот к Фаине Васильевне приехал, а ее, знаете ли, как на зло, дома нет. Я уж не знаю, что и делать теперь. Вы позволите мне заночевать у вас?" Тут я вроде бы оклемалась, не дело это чужих мужчин по ночам в дом пускать, ну спрашиваю - "А вы ей простите, кем приходитесь?" Он улыбнулся как-то даже застенчиво, руками развел - "Да я вот, по делам приехал, да как-то неудачно вышло, неудобно. " Прикинула я, так да эдак и решила пустить человека. Куда ж его на ночь глядя? Хоть соседушка моя Фаина и какашка с загогулинкой и с большой буковки, а парень то тут причем. Ну не спать же ему из-за её диких ни разу не воспитанных "тараканов" в голове, под елочкой. Взяла да и пустила. А что? Я ничего, он чертовски даже ничего так. Все веселее ночку коротать. Разлила чаю с травками по чашечкам, достала вазочку с печеньицами. Угощайся гость. Зовут его, оказалось - Петром. Студент на заочном, подрабатывает. К Фаине нанялся на каникулах, дачу подновить, крышу покрыть, дом покрасить. Договорились, приехал, а Фаины нет. И денег уехать нет, думал, что у Фаины авансом разживется. Ха! Это он погорячился, авансом то у Фаины Васильевны вперед работы еще никто ни разу не разжился. Но на дорогу то поди выделит, не зверюга же, хоть и жлобина ещё та.
Поняли мы с Петром друг друга сразу. Я ему снедь да небылицы, он мне фокусу да коньячку из фляжки. Ну и пошло у нас веселье полным ходом. А я все исподтишка за ним поглядываю. Эх, ну нигде еще таких как он не видала. Силища в нем чувствуется невозможная. А зубы белые да ровные. А выражение на лице светлое, печальное, кроткое чуть ли не как у святого. Да и ума сразу видно, что поболее будет, чем у большинства моих знакомых вместе взятых. В шахтах он поработал, космос и звезды вообще его стихия, в кино снимался, редких собак разводил, филателист кстати. От марок полки ломятся. Да какие! Есть очень редкие, по рассказам его. А путешествия? Я аж заслушалась. И в Африке был, и в Штаты ездил, Индийский храм посещал и священную корову на улице видел. Живого пингвина трогал во льдах. Руками! Полюс ему чуть ни дом родной. А песни поет, заслушаешься. Час с гитарой сидел. "Не для меня придет весна. Не для меня Дон разольется". Ну и так далее, аж слеза прошибла. Сижу, носик потираю. Смотрю, значит, слушаю. Ах. И все тут. В общем уж и ночь к концу идет, а мы даже не ложились еще. Так может и не легли бы, да я после всего еще сил не набрала, а тут еще коньячок, с ног прям валюсь. А он смотрит, глаза такие теплым светом обволакивают. Смотрела бы, да и смотрела. Вот только мои глаза уже смотреть не в силах видно. "Ну" - Говорю - "Пора бы и по койкам, будет день и будет пища. Вы как на это глядите Петр? А то я засыпаю стоя, словно лошадь какая, уж и собеседник из меня никакой не выйдет на сегодня". Он кивает да улыбается - "Конечно, конечно. Как Вам угодно будет". Стали уже расходится. Даю ему в руки лампу керосиновую - "Чем богаты, вам Петя наверх по этой лесенке, а я тут останусь". Свет уже выключила. А тут он меня за руку берет, нежно так и говорит тихо - "Постой. Еще секунду. Пожалуйста." А что я то? Что я ему скажу? Стою как околдованная. Гляжу в глаза его и взгляда отвести не могу. И так всем существом своим к нему и потянулась. Он лампу отставил, ладонь мне на плечо мягко опустил, я глаза закрыла, все аж замерло во мне. И тут острая боль пронзила мое плечо. Я как вскрикнула, глаза распахнула, о Господи! Не человек это! Что, кто это?! Хочу заорать, а горло сжало спазмом. Вместо крика только хрип. И боль, адская боль в плече и чувствую, как по спине и груди льется горячее. "Кровь" - мимоходом отметила я про себя. Несвезло. Унести бы ноженьки. Морда лохматая в лицо горячим дышит, мясом пахнет, а клыки то!!! Саблезубый мутант, не иначе! Вцепился гад в плечо, скалится рожа. А я что? Мне же больно! И крик внутри меня взорвался больнее, чем когти его плечо рванули. Тут то и случилось, сама от себя того не ожидая, как вцепилась зубами в его мокрый, соленый и кожаный нос. Шерсть во рту, кровь. В ушах от дикого воя заломило. Так взвыл гадина, что дом вздрогнул. У соседей, поди, все куры разом снеслись. Когти в плече моем дернулись, причиняя мне еще большую муку. Я кажется, взвыла в той же тональности, что и не состоявшийся любовничек. Заорала я с первыми петухами хором и вырубилась. Бац, и все. Потемнело в глазах, голова закружилась и ку-ку. Очнулась только днем. На дворе за полдень уже. Голова раскалывается. Плечо ноет, раны кровоточат. В доме развал, стулья поломаны, скатерть лучшая, беленькая, уже и хуже тряпки половой в крови, грязи, лохмотьями на полу. Да и платье мое накрылось, подол драный, рукава нет вовсе и кровь опять же. Чья? Моя, его, наша? А на полу следы земля то после дождя подразмокла, прям так четко босые ступни и, как бы не соврать, не волчий, нет, но звериный какой-то след. Словно большая собака бегала туда-сюда. И капли крови до окна. Ишь как ушел, ничего, вернись мне только, мало я тебя покусала. Посмотрим, как ты в своем институте с забинтованной рожей покажешься! То-то Петенька, не каждое мясо ужин! Не кусали, поди, пока? Тут вам не там! Не суй свой лохматый нос, куда люди свой гладкий носик не тыкают. Свирепею, а сил то нет. Еле, еле доползла до аптечки. Руку перетянула. Привела себя в божеский вид. Надо ноги делать, а то вернется кавалер, хуже будет. Пошатываясь и сдерживая тошноту, перебралась на соседнюю улицу к Карнаухиным. Знакомым моих родителей. Сходу насочиняла три воза арестантов. Не, ну а что я то? Скажи я правду, так в "дурку" сдадут же! Дядя Ваня и тетя Маша охотно согласились принять меня. Оглядев мои раны, тетя Маша дала добро на месяц моего пребывания у них. Дядя Ваня пока, тетя Маша хлопотала над раной, всё поджимал губы, качал головой и щурил глаза, но помалкивал. Я же наотрез отказалась ехать к врачам. А я что, дура что ль?! От кого такие раны?! В общем, меня приютили. Их сын Антон был не в восторге. Но в принципе ему было все равно. Так как дома он бывал очень редко. Предпочитая ночные выгулы своей юной удали. Меня поселили на второй этаж. В ухоженную комнатку с бежевыми обоями, белым потолком и яркой лампой прикрытой бархатным абажуром с бахромой. Мебель состояла из небольшого диванчика, резного сундука, рогатой черной вешалки, старой этажерки с потрескавшимся лаком, полки с книгами, мягкого кресла укрытого зеленым в клеточку пледом, полочки с книжками на которой выстроились по росту семь фарфоровых слоников и железный стул с кожаной обивкой. Вот и вся обстановочка. А еще, еще на стене висела картина. Кажется, что это вообще работа Антона. Который в промежутках между гулянками, бутылкой и романами, иногда писал картины. На мой взгляд, совершенно бездарные картины, но собственно не мое это дело. Каждый творит, как умеет. Я задержалась у картины, в безнадежной попытке её понять. Ничего определенного, куча хаотичных пестрых мазков краской, а посередине всего этого непонятно чего торчали ни к селу, ни к городу два, почему то разных глаза, один зеленый, другой красный. "Чушь какая-то" - фыркнула я - "Тохе пора завязывать с травой". Взяв с полки первую попавшуюся книгу, я уселась в кресло, поглядывая по сторонам. Штор на окне не было, зато висела чудесная кружевная тюль, которая мерно покачивалась от легкого сквозняка. На подоконнике буйным цветом цвела герань в расписном треснутом горшке. Короче обстановка была самая, что ни на есть благоприятная и располагающая к отдыху и покою. Выпив несметное количество валерьяновых капель, запив все чаем с ромашкой, я плотно поела и завалилась спать. Проснулась уже ближе к вечеру. За окном пылал закат, раскрашивая все фантастической
