Его вина

  Теплый, субботний вечер шел своим чередом. Исповедников на вечерней службе было немного, но утром отец Аркадий тоже служил, и усталость давала о себе знать. Окончив службу и благословив прихожан, батюшка вышел из храма и подошел к ограде. Открывая замок, пристегнутого тросиком велосипеда, он не сразу заметил бомжеватого мужчину. Увидев священника, человек у ворот сделал несколько неуверенных шагов в его сторону.

- Батюшка мне плохо, помогите…

  Отец Аркадий обернулся и окинул уставшим взглядом говорящего. Неопрятный бродяга подошел к нему вплотную. 

- Помогите. Я совсем не знаю, что делать…

  Резкий запах давно немытого тела, грязной одежды и перегара, не смутили священника. Привычка абстрагироваться от внешнего вида человека за многие годы служения, выработала у отца Аркадия особый иммунитет. Этот иммунитет рождался сложно. Священник долгое время мучительно понуждал себя смотреть на всех одинаково, невзирая на внешний вид и статус. Получалось это далеко не всегда, но, ведь - привычка вторая натура, и плоды этого понуждения со временем стали вполне отчетливы.

- Чем я могу вам помочь?

- Не знаю, но мне очень плохо… Помоги, отец…

- Я бы и рад, но чем?

  В уме отца Аркадия встал стандартный вопрос – давать ли денег? Священнику не жалко было тридцати или сорока рублей. Примерно столько обычно просили такие страдальцы. Он противился осознанию того, что именно этими, церковными деньгами несчастный алкоголик оплатит очередной пузырек ядовитого суррогата. Вопреки ожиданиям, просьбы о деньгах не последовало.

- Я не знаю, что делать… Не знаю, что делать с этим всем… С этими мыслями…

- С какими мыслями?

- Я устал так жить. Каждый раз пью и молю Бога, чтобы сдохнуть и не проснуться. И себя и мать измучил. Что делать – не знаю…

  Отец Аркадий прислонил велосипед к ограде и сделал несколько шагов к лавочке у храмовых ворот. Его правая рука переместилась в карман. Пальцы нащупали бусинки четок.

- Садитесь…

  За годы службы священник много раз, в основном безуспешно, пытался помогать алкоголикам. Он знал, как силен этот недуг и сейчас совершенно не представлял, что тут можно сказать. Перебирая четки в кармане, он читал молитвы. Искренне веруя в Бога, отец Аркадий надеялся получить подсказку от Того, в Кого он верил. Бродяга сидел рядом и тяжело дышал. Внутренняя молитва не рождала ответов и никак не проясняла ситуацию.

- Что же можно сделать? Вы сказали, что молитесь?

- Он не слышит меня. Или слышит, но молчит. Мне очень плохо…

  В кармане отца Аркадия зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя жены.

- Батюшка, ты скоро?

- Не знаю. Я тут сейчас с человеком. Наверное, скоро… Или, не знаю… Вы садитесь, кушайте без меня, я позже…

  Священник посмотрел на мужчину. Тот сидел, низко опустив голову. Полуприкрытые, безжизненные глаза уставились в землю. Страдание четко отпечаталось на его испитом лице.

- Вы хотите есть?

  Помолчав и как бы собираясь с силами, несчастный ответил, тяжело роняя слова:

- Нет. Я не ем. Мне это не надо… Я не знаю, что мне надо…

  Помолчали еще. Отец Аркадий продолжал внутренне читать молитвы. Никаких возможных действий или слов поддержки на ум не приходило.

- Что же делать то? Я не знаю чем вам помочь.

  Бродяга тяжело вздохнул и посмотрел прямо на священника. Его мутный взгляд несколько прояснился. На изможденном лице появилось подобие улыбки.

- Ничего не делать. Ты хороший человек, отец. Все хорошо, прости…

- Как ваше имя? Мы помолимся…

- Не надо это… Хотя… Сергей меня зовут. Все хорошо. Я посижу тут?

- Да, конечно, посидите.

  Еще немного поперебирав бусинки четок, священник уронил их на дно кармана. Как бы прощаясь, он взглянул на Сергея. Затем встал, подошел к ограде и, выкатив велосипед за ворота, поехал в сторону дома…

  …Звонок в дверь следующим утром был не очень ранний, где то в девятом часу. Отец Аркадий уже был на ногах. Он вышел во двор и увидел одну из своих прихожанок. Она не часто ходила в храм, но была знакома священнику. Эта бессловесная старушка, обычно, исповедовалась и причащалась перед Пасхой. А на сам праздник, приносила на освящение несколько крашеных в луковой шелухе яиц…

- Батюшка, помолиться бы. Помогите…

- Да, конечно. А что надо сделать?

- Отпеть… Отпеть, если можно…

- Конечно, можно. Кто  у вас преставился?

- Сын…

  Разговаривая со старушкой, слово за словом, перед священником вырисовывался образ покойника. Речь шла о вчерашнем собеседнике отца Аркадия. Сергей повесился в сарае своего полуразрушенного дома, где жил со своей несчастной матерью. По времени выходило, что это произошло сразу после их беседы у храма…

  …Прошли годы, но темная муть воспоминаний о той, субботней встрече не переставала напоминать о себе, сдавливая сердце. Пусть и косвенная, но причастность к трагедии, рождала чувство вины. Память, сотни раз прокручивала последний разговор с самоубийцей, отвергая это чувство. Логика и разум, говорили священнику, что он ни в чем не виноват, но это не спасало. Боль затухала в повседневной суете лишь на время. В минуты же молитвенной тишины он остро чувствовал, что в произошедшем есть и его вина.