насыщен кислородом, что человек, привыкший дышать городским смогом, запросто может получить кислородное отравление. Дикие звери вблизи деревни встречались редко, и единственное, что меня беспокоило, так это брошенная машина с мясом. Мало ли чего, вдруг кто наткнётся? Тогда у отца могут быть крупные неприятности с охотоведом, а значит, неприятности будут и у меня. Ведь это именно я не оправдал возложенных на меня надежд и по своей глупости свалил машину в кювет. Как такому раздолбаю можно доверять серьезные задания? С такими горькими мыслями я и прибыл домой почти через три часа. Уставший, как собака, и донельзя огорчённый всем произошедшим.
Брат оптимизма моей душе тоже не добавил. Наскоро попив чаю, мне пришлось вставать на лыжи и через полчаса отправляться с ним в обратный путь. Более невесёлую перспективу трудно было себе представить, но моего согласия он не спросил. Я был виноват и поэтому молчал. До темноты нужно было успеть всё сделать. Он взял на всякий случай с собой Ижевку тридцать второго калибра, кинули в рюкзаки по топору и побрели торить целину более коротким путём. Он знал все тропинки лучше меня, потому что бывал с отцом на охоте частенько, да и рыболовом он был заядлым. В окрестностях пятидесяти километров, по-моему, не было ни одной дорожки, по которой хотя бы раз кто-то из них не прошёл. Поэтому мне оставалось только держаться за ним следом, стараясь далеко не отстать.
Вышли на дорогу мы примерно в километре от оставленной мною машины. Идти по дороге в охотничьих лыжах невозможно. Из-за своей ширины они скользят по укатанной дороге и безбожно разъезжаются в стороны. Пришлось воткнуть их в сугроб на обочине и дальше пробираться пешком. Брат шёл впереди. Уже вдалеке показалась сиротливо зажатая деревьями машина. Внезапно он резко пригнулся и движением ладошки приказал присесть и мне. Потом протянул руку вперёд и что-то показал. Сумерки уже понемногу опускались на землю, но в нечётком мареве вечера я увидел у машины человека. Он стоял, опираясь руками на брезент тента, и был… без головы. Да, да, именно так мне показалось сначала. Головы у него точно не было. Только руки и ноги, одетые в какие-то серые меховые штаны. Брат потихоньку снял с плеча ружьё и взвёл курок. Я ещё раз внимательно всмотрелся и понял, что я в чём-то ошибаюсь, человек был слишком маленького роста для взрослого мужчины. Наконец я сообразил: у автомобиля на задних лапах стоит крупная рысь! Видимо, она учуяла запах мяса и, продрав когтями брезент, засунула голову внутрь, стараясь дотянуться до вожделенной добычи.
Рысь – очень чуткое и осторожное животное. Человека она может услышать и унюхать за километр. Почему же эта была столь неосторожной? Наверное, тут получилось так потому, что мы подходили к ней с подветренной стороны. Возможно, она не учуяла нас потому, что её голова находилась внутри машины и запахи мяса и бензина сбили её природные настройки. Как бы то ни было, но она нас подпустила очень близко. Выстрел прозвучал коротко и хлёстко. Снег фонтанчиком взрыва вспыхнул у самых ног животного. Брат оторвал приклад от плеча, внимательно посмотрел в сторону рассевающейся дымки от чёрного пороха и опустил ружьё. Но прежде чем он успел это сделать, произошло невероятное. Рысь в какую-то долю секунды, как мне показалось без малейшего усилия, взвилась в воздух почти на три метра и, оттолкнувшись задними лапами от брезентового полога автомобиля, исчезла в кроне сосны. Это произошло так молниеносно, что я с трудом успел за всем этим уследить. Брату досталось увидеть только легкое движение веток.
До сих пор вспоминаю наше удивление, когда мы, перезарядив ружьё, подошли к сосне и никого не обнаружили на дереве. Ближайшая сосна стояла примерно в десяти метрах от нашей. Следующая ещё метрах в шести. И так до самой кромки молодого сосняка. Следов на снегу никаких не было. Неужели она была в состоянии преодолеть в прыжке по воздуху такое расстояние от дерева до дерева и скрыться в тайге почти незаметно для глаз?
Я помню, как мы с братом по очереди рубили берёзу и ежились от страха. Один рубит, а другой стоит с ружьём. Нам всё время казалось, что она сидит где-то рядом или на дереве, просто мы не можем её увидеть, настолько ловко она притаилась в ветвях. А этот холодный, надменный и презрительный взгляд я запомнил навсегда, хоть и смотрела она на меня тогда, всего лишь какую-то долю секунды.
Поэтому, как можно было принять ее за человека?