- Хорошо пишешь, интересно! – разношерстным, истовым хором заверяли меня завсегдатаи пивбара «Китайская стена». – Талантливо, можно сказать!.. И главное, что – тебя читают!
«Пивняк» исторически носил свое название вместе со всем комплексом магазинов, располагаясь в самой их середине. Ну, до чего же остёр и прыток умом наш народ! Как метко дали сами люди название веренице квадратных серых магазинов, построенных наискосок – так, что каждый последующий магазин соединялся передним правым углом с задним левым углом магазина предыдущего: как кубики, лесенкой. Или, как черепица китайской крыше. И сквозного прохода добрым ли, или злым людям на протяжение добрых ста пятидесяти метров не было – Великая Китайская стена, как есть!
Наверное, такое расположение вписывалось в план застройки нового микрорайона, и напротив Китайской стены, стоявшей у подножия двух панельных девятиэтажек, должны были взметнуться такие же высотные дома. Но, перестроечный «энтузиазизм» сдулся, подули другие, холодные простому люду, ветры и стройки жилья завяли на корню, как вяли одуванчики на зеленеющем травою пустыре перед теми магазинами.
Зато, теперь можно было спокойно попить в пивка в злачном заведении жарким полуднем. В перестроечные годы зайти сюда запросто, да еще со стороны, было делом немыслимым. Длинная, извилистая и ершистая, как хвост китайского дракона, очередь вилась к дверям круглый день, и залезть без очереди позволялось лишь уголовникам, «мафии» и лепшим дружбанам – товарищам стоящего на входе «вратаря» - вышибалы Стёпы. У вратаря была шайба окружностью в сковороду средних размеров и белый халат на могучем торсе – общепит, всё-таки!
И вот, почти в одночасье, новая жизнь навела свой порядок. Теперь каждый встречный – поперечный уже на ломился в открытые двери: цены кусались по-драконовски! В пивбар теперь можно было не только запросто зайти, но и свободно сесть за столик, между которыми ходил бездельный теперь Стёпа, следя за порядком – убирая пустые кружки и грязные тарелки. Впрочем, к его удовлетворению, в пивняке еще случались драчки – потасовки, что раньше были просто джентльменским здесь набором: посетители за соседними столиками, заслышав шум за спиной, не оборачиваясь и не сговариваясь, дружно подхватывали свой столик и просто сдвигали его подальше от поля боя – вся недолга! По правилам хорошего тона, вмешаться мог лишь вышибала Стёпа, который охватывал сзади самого буйного поперёк торса и, тряхнув пару раз, усаживал на место: конфликт исчерпан! Хоть, к Стёпе порой и возникали теперь вопросы: дважды он был расстрелян из газового пистолета залётными беспредельщиками.
Но – злее будем!.. Хоть, куда, спрашивается, было больше?
После ухода Стёпы (работы ему не стало совсем – как огромному числу граждан - «россиян»), злоба в пивняке вспыхивала исключительно к бармену Андрею: тоже, ряха – фиг объедешь!
- Это что – двести граммов, по- твоему?.. Ты, пацан, уже совсем оборзел! – выкрикивал порой какой-нибудь матёрый мужичина, тыча в налитый чуть больше половины водкой граненый стакан.
Смущенный бармен безропотно доливал до кромки.
Но бар теперь все больше был пуст – лишь за самым первым, длинным столиком у окна непременно заседала компашка завсегдатаев. Люмпены и маргиналы района. Не так давно лишившиеся работы, но имеющие еще крышу над головой, живых родителей, реже – законных жен. Не в рванье, но в одеждах видавших виды. Имеющих теперь одно в жизни стремление – раздобыть на бутылку.
- Вчера соседу из второго подъезда подвал на даче с Вороном чистили. Два пузыря портишка нам купил. Туда добирались – он на велике едет, а мы с Вороном за ним бежим, догоняем, - и рослый парень с длинными черными волосами – красавец просто, - в потертой коттоновом костюме, потешно перебирая руками изобразил, как поспевали поденные чернорабочие за хозяином – велосипедистом и призом в две бутылки красного, душеспасительного портвейна.
Смешно… Если бы не было грустно.
Наблюдая со стороны и издалека – с самого дальнего столика в углу, - я никогда не порицал их внутри себя: эти люди могли бы работать, им бы не дали выпасть из общества – тянули бы за уши, во всяком случае. Некоторые из них и вовсе были нормальными людьми – совершенно ненужными теперь. И на всех них, слабовольных, была теперь лишь одна участь – пропадать.
И чем я мог бедолагам помочь?
Но однажды мы с другом Караваем присели за тот самый первый стол. Саня Караваев был уважаемым здесь человеком – впрочем, как и везде. Ветераном Чернобыля, и просто рубаха-парнем. Хоть и пил теперь безбожно – отчасти заглушая тем и боли в ногах. Потому и был каждому добрым собутыльником. Мне же он оставался просто другом, святой души человеком.
Мое время таяло на глазах в это жаркое утро, что подвигалось уже к полудню. И надо было вовсю спешить на работу, где предстояло еще невесть как «отмазаться» за пропущенные уже полдня, но ноги не несли: последняя зарплата была в мае месяце, а когда ожидалась следующая – внятно сказать не брался никто даже из начальства.
- Это, вот, писатель, - указав на меня рукой, посвящал в круг избранных первого, во всем пивбаре, стола меня Саня.
- А это которого ты заметку приносил? – вяло повели в мою сторону голову присутствующие (кроме одного, что буйную уже на стол уронил – подложив, правда, скрещенные для того запястья). – Читали, читали…
Парням было не шибко до пришлого «писателя» - они собирали на бутылку «Янтаря». Был такой суррогат заводской – отработка, что ли, тридцать пять градусов крепости. Но, и стоил подешевле благородной «беленькой» - девятьсот рублей. А парни настреляли только семьсот. Двухсот еще не хватало.
Проникшись драматизмом момента, я без сомнения выудил из чахлого своего бумажника купюру в пятьсот рублей и положил на стол.
- О! Кто бежит?
Побежал длинноволосый красавец – как самый молодой после меня, в данный момент – персоны грата. А гонцу «золотая пятка» забеги те не впервой – вчера только чуть велосипед не обогнал! Оставшиеся же дружно разразились похвалами в мою сторону.
- Хорошо пишешь! Интересно!
- Талантливо, можно сказать!
- И главное, что – тебя читают!
- А Семёныч, вон, - тут кто-то кивнул на дремлющего товарища, - Даже два раза прочитал – да! Когда уже все прочитали, он говорит: «Дай-ка, я еще раз почитать!».
Вон, в чем было дело! Не спиртное Семёновича на сон сморило – рассказ мой, что в газете на прошлой неделе напечатали…
Тут уж и гонец подоспел – магазин-то рядышком, в «Стене».
- Только, - ставя вожделенную бутылку на стол, скрывая улыбку, кивнул мне гонец, - ты напрасно так сделал.
- ?
- Много так дал. Мы же теперь на вторую собирать начнём – опять боль головная!
Много воды утекло с тех пор. Иных уж нет, а кто далече? Ушел и Саня. Сам: ноги у него в последнее время болели нестерпимо - Чернобыль… «Китайская стена» стоит, правда, пивбара в ней добрых двадцать лет уж нет: и к лучшему – не свернёшь лишний раз. А дома новые, высотные, стали строить в округе – растут, как грибы. И красят их фасады все в яркие и светлые цвета. Молодцы: пусть яркого и светлого побольше в нашей жизни будет!
